— И куда он делся? — с тоской спросил мастер, тяжело вздыхая.

— Унесло ветром за тридевять земель. Через два дня его под вечер пастухи нашли в стогу, спящего. Накормили, попытались выяснить, кто он такой да откуда, а тот по привычке стал дурачиться. Его отвели к начальнику гвардейцев. Короче, стал он шутом при дворе, потом вырос мальчик и поумнел. Вот такая история, — закончил шут.

— Грустная. Мне даже выпить захотелось.

— Поддерживаю, — и Прохор подал знак Мадлен. Женщина обернулась в считанные мгновения. — Когда электричество будет? Ведь деньги-то тебе казначей лично принес.

— Ночью закончим жилы тянуть через улицу. Думаю, завтра-послезавтра уже можно будет убирать масляные лампы, — мастер закинул в рот горсть сухарей и громко захрустел.

— Посмотрим…

Таверна практически опустела. Завсегдатаи разошлись, остались лишь артисты, Прохор с Даниэлем, да несколько забулдыг, что мирно сопели, уткнувшись носами в столы. Хозяин заведения протирал полотенцем кружки, а его жена убиралась в зале, составляя грязную посуду на тележку. Музыканты сидели на сцене кружком и тихонько наигрывали, не обращая внимания на то, что их никто не слушает. Дрон храпел, прислонившись к стене, а Михась, пересчитывая заработанные монеты, в полголоса пел.

До рассвета оставалось совсем ничего, когда в таверну буквально влетела, едва не вырвав с корнем дверь, перепуганная и бледная, как сама смерть, старуха, которая привлекла к себе внимание немногочисленных посетителей.

— Люди добрые, — тяжело дышала старуха, — спасите-помогите, на вас одна надёжа осталась!

— Что случилось, мать? — спросил Прохор, отставляя кружку.

— Мертвяк на кладбище поднялся!

После этих слов даже пьяный в доску толстяк оторвал голову от стола. Музыканты перестали играть. Шут закашлялся.

— Ты, часом, не во хмелю? Быть того не может. Сказки все это, не могут покойники ходить.

Старуха подошла к столу, за которым сидели Прохор с Даниэлем, оперлась на него руками и, глядя весельчаку в глаза, сказала.

— Сынок, в каждой сказке есть доля правды, — старая подвинула стул и села. — Ей-ей, своими собственными глазами шатуна видела. Пошла Зорьку искать, это коза моя. Вырвалась из хлева под утро и умчалась, я за ней. Иду, значит, мимо погоста, слышу копошиться кто-то посреди могил. Я позвала, думала, скотина моя. Ан нет, ни бе, ни ме. Значит шавка какая. Только собралась дальше, а с могилы мертвяк встает. Раскидал павшие листья и ветки, изо рта слюна течет, синий весь и буробит чего-то. Я, знамо дело, от страха присела и спряталась за могильным камнем, шатун прошел мимо меня. Чуть не умерла раньше времени. Ух, и запах от него, скажу я вам!

Прохор с Даниэлем переглянулись.

— А чего к стражникам у городских ворот не пошла? Пущай гвардейцы разбираются, — шут посмотрел в опустевшую кружку. — Это их работа — окрестности охранять.

Старуха отмахнулась и поправила платок на голове.

— Была я у них давеча. Послали куда подальше. Ладно, если бы единожды это случилось… Я по дурости своей решила на следующее утро посмотреть, может показалось. Спряталась у кладбища и как знала! Снова мертвяка увидала. Каждое утро бродит, окаянный, уже целый месяц. А что если это кто из соседей? Мало удовольствия с покойником рядом жить. Еще чего доброго схарчит, упырь треклятый! У некоторых уже всех курей передушил.

— А староста что?

— Сказал, что я сбрендила, и теперь пытаюсь с него деньгу взять. И это несмотря на то, что сам его видал. Да его, почитай, все село наблюдало. Я по одному жителей водила на погост.

Прохор потер подбородок, почесал шею и посмотрел в потолок, выполнив тем самым ритуал размышления.

— Значит так, — Он щелкнул крышкой часов и посмотрел время. — Где, говоришь, твое село, мать?

— Так ить, через поле, ежели напрямую, да за леском, полдня ходом. Полянка называется. По зиме, когда листьев на деревьях нет, его со стены видать.

— Если сейчас пойдем, то успеем. Кто со мной?

Прохор осмотрел присутствующих. Естественно, что желающих не нашлось. Мало кому охота идти под утро пес знает куда, ловить несуществующих ходячих мертвецов. Тем более что голова под утро тяжела от хмеля и хочется спать. Мастер сослался на то, что ему надо проследить за ходом работ, что ведутся в городе. Музыканты открыто сказали, что шут им хоть и закадыка, но они никуда не пойдут, а отправятся спать. Хозяина таверны можно и вовсе не брать в расчет.

— Ну что, поможешь, внучок? — с надеждой спросила старуха.

— Помогу, — вздохнул Прохор. — Кто, если не я?

Уставший шут шел по тихим улочкам города, а рядом с ним плелась бабка, шаркая чеботами по мостовой. Занималась заря, окрашивая небо в розовые тона. Звезды уже исчезли, а вот рогатый месяц еще виднелся и не спешил прятаться. Свежий ветерок трепыхал белье, что развесили между домов домохозяйки, и хлопал стягами на шпилях дворца, который был виден из любого закутка. Где-то раздался крик начальника стражи, возвестившего о смене караула. Из подворотни на дорогу выскочила черная кошка, но, увидев людей, грозно зашипела и скрылась с глаз долой.

Впереди показались городские ворота, а через несколько минут Прохор с бабкой вышли из города, но шут задержался, чтобы зайти в дом охраны, возле которого на привязи переминались несколько ослов, и перекинуться парой слов с начальником стражи. Шут заглянул в дверной проем. Только-только вернулась смена, еще не успев снять тяжелые доспехи. Дежурный офицер выслушивал доклад старшего караульного. К слову сказать, сам доклад редко когда менялся, ибо в городе ничего не происходило, если не брать в расчет редкие пьяные драки.

— Наше вам с бубенчиком! Дело есть, — и дворцовый хохмач зашел внутрь.

Гвардейцы снимали кирасы, шлемы и прочую амуницию, вешали на стены щиты, ставили в пирамиды алебарды, готовясь к отдыху. Начальник стражи заполнил книгу дежурств и кивком поздоровался с Прохором.

— Что привело такого высокого гостя в столь ранний час в нашу скромную обитель?

Шут сел на край стола.

— Тут такая история: одна старуха из Полянки, село такое за лесом, утверждает, что у них на погосте мертвяк поднялся. Тебе об этом что-нибудь известно?