Гости разъехались по домам. Огромное красное солнце начало проглядывать над бастионами замка Алдаран через тяжелую пелену облаков. Тело Даррена перенесли в часовню, расположенную в самом сердце замка.

Донел никогда не любил Даррена, но не мог удержаться от жалости, увидев молодого человека окоченевшим и бездыханным, в наполовину расстегнутой одежде, с искаженным от муки и ужаса лицом. «Он умер жалкой смертью», — подумал Деллерей. Он собрался было поправить одежду мертвеца, чтобы придать ему более приличный вид, но вовремя сообразил, что таким образом уничтожит единственные улики, на основании которых будет строиться защита Дорилис.

«Кровь на таком маленьком ребенке!» — с содроганием подумал Донел. Отступив от трупа, он направился в приемный зал замка Алдаран.

Маргали пробудилась от тяжелого сна, одолевшего ее, когда головная боль понемногу начала стихать. Она стояла в ночной рубашке, с наброшенной на плечи теплой шалью, а Дорилис рыдала в ее объятиях. Лицо девочки распухло от слез, волосы слиплись, заплывшие веки сонно опускались на глаза. Она почти перестала плакать, но время от времени ее худые плечи начинали сотрясаться от рыданий. Красивое платье измялось и испачкалось.

— Вы хотите сотворить заклятье правды, мой лорд? — спросила Маргали, взглянув на лорда Микела. — Хорошо, но позвольте мне хотя бы послать за ее няней и уложить ребенка в постель. Она не спала всю ночь, и сами видите… — Лерони кивнула, указывая на всхлипывающую, взъерошенную Дорилис, прижимавшуюся к ней.

— Мне очень жаль, местра[17], но Дорилис должна остаться, — ответил Алдаран. — Нам нужно выслушать ее показания… Дорилис, — его голос звучал очень мягко, — отпусти приемную мать, дитя мое, и сядь рядом с Донелом. Никто не причинит тебе вреда; мы хотим лишь узнать, что произошло на самом деле.

Дорилис неохотно убрала руки с шеи Маргали. Ее движения были механическими, словно у заводной куклы. Донелу поневоле подумалось о кролике, загипнотизированном змеей.

Она подошла и села на низкую скамью рядом с ним. Донел протянул ей руку, и детские пальчики с неожиданной силой уцепились за его палец. Подняв другую руку, Дорилис утерла заплаканное лицо рукавом платья.

Маргали вынула матрикс из шелкового мешочка, висевшего у нее на шее, и всмотрелась в глубины самоцвета. Низкий, ясный голос отчетливо звучал в тишине приемного чертога, хотя лерони почти шептала.

— Пусть правда озарит эту комнату, — произнесла она. — Во имя огня истинного и нерукотворного…

Донел много раз наблюдал за созданием заклятья правды, и все же каждый раз это зрелище не переставало изумлять его. В маленьком голубом самоцвете разгоралось сияние, медленно озарившее лицо лерони. Потом сияние начало распространяться по комнате. Донел ощутил отблеск холодного света на собственном лице, увидел сияние на заплаканном лице Дорилис, на лицах Ракхела из Скатфелла и телохранителя, неподвижно застывшего за его спиной. В голубых бликах Микел из Алдарана казался еще больше похожим на старого, угрюмого ястреба. Когда он поднял голову, от него волнами распространилось ощущение угрожающей силы — дремлющей, но готовой проснуться.

— Все сделано, мой лорд, — сказала Маргали. — Пока горит этот свет, здесь возможно говорить только правду, и ничего кроме правды.

Донел знал, что если под заклятием правды произносится умышленная ложь, свет исчезает с лица говорившего, немедленно указывая на его вину.

— А теперь ты должна рассказать нам все, что тебе известно, Дорилис, — произнес лорд Алдаран. — Как умер Даррен?

Дорилис подняла голову, заморгала припухшими от слез глазами и снова вытерла нос вышитым рукавом своего платья. Она крепко держалась за руку Донела, и он чувствовал, как дрожит сестра. Раньше Алдаран никогда не обращался к дочери командным тоном.

— Я… я не знала, что он умер, — пробормотала девочка и быстро заморгала, словно собираясь расплакаться.

— Он мертв! — воскликнул Ракхел из Скатфелла. — Мой старший сын убит! Можешь не сомневаться в этом, ты…

— Молчать!

Командный тон заставил умолкнуть даже лорда Скатфелла.

— А теперь, Дорилис, расскажи нам о том, что произошло между тобою и Дарреном. Как получилось, что его ударило молнией?

Дорилис мало-помалу справилась с волнением.

— Нам стало жарко от танцев, и он предложил выйти на балкон. Он начал целовать меня, а потом… — ее голос снова задрожал, — а потом он расшнуровал мой лиф и стал трогать меня. Он не останавливался, хотя я очень просила его. — Дорилис учащенно моргала, но свет правды на ее лице оставался неизменным. — Он сказал, что я должна отдаться ему, чтобы отец не откладывал нашу свадьбу. Он грубо целовал меня; он сделал мне больно!

Девочка закрыла лицо руками и содрогнулась в новом приступе беззвучных рыданий. Лицо Алдарана окаменело.

— Не бойся, дочь моя, — сказал лорд. — Пусть наши родственники видят твое лицо.

Донел мягко отвел руки Дорилис от лица, взяв их в свои. Он ощущал мучительный страх и стыд, как будто толчками вливавшийся в него с биением ее пульса.

— Он… когда я оттолкнула его, он сильно ударил меня и повалил на пол. Потом он опустился на пол рядом со мной, и я… я испугалась и ударила его молнией. Я не хотела убивать его, я только хотела, чтобы он убрал от меня свои руки!

— Ты! Значит, это ты убила его? Ты ударила его своей колдовской молнией, исчадие ада!

Скатфелл поднялся со своего места, угрожающе протянув руку.

— Отец! — пронзительно выкрикнула Дорилис. — Не позволяй ему трогать меня!

В воздухе сверкнула фиолетовая вспышка, что-то зашипело. Ракхел из Скатфелла пошатнулся и застыл как вкопанный, хватаясь за сердце. Телохранитель подошел и помог ему вернуться на место.

— Мои лорды, если бы она не сразила его, то я бы сам вызвал его на поединок! — заявил Донел. — Совершить насилие над одиннадцатилетней девочкой!.. — Рука стиснула эфес меча, словно мертвец стоял перед ним во плоти.

Когда лорд Алдаран повернулся к лорду Скатфеллу, его голос был проникнут печалью и сожалением:

— Ну что же, брат мой, ты все слышал. Я сожалею об этом сильнее, чем могу выразить словами, но ты видел свет правды на лице ребенка. Мне кажется, что ее вина в этом деле невелика. Как мог твой сын решиться на столь позорный поступок — изнасиловать свою невесту!

— Мне и в голову не могло прийти, что ему придется прибегнуть к насилию. — В словах Скатфелла пульсировал едва сдерживаемый гнев. — Короче говоря, это я посоветовал ему получше познакомиться с ней. Неужели ты действительно думаешь, что мы согласились бы ждать долгие годы, пока ты будешь подыскивать для нее более выгодную партию? И слепой может увидеть, что твоя дочь созрела для брака, а в законе ясно сказано: если нареченные супруги возлягут вместе, их брак считается законным начиная с этого момента. Да, это я посоветовал Даррену… присмотреть за ней.

— Мне следовало бы догадаться, — с горечью произнес лорд Алдаран. — Так ты не поверил мне, брат? Но сейчас здесь стоит лерони, помогавшая моей дочери появиться на свет. Под заклятием правды, Маргали, скажи, сколько лет исполнилось Дорилис?

— Свидетельствую, что я отняла ребенка от тела Алисианы одиннадцать лет назад, — ответила лерони, окруженная голубым сиянием. — Но если бы даже она была совершеннолетней, лорд Скатфелл, почему ты потворствовал совращению собственной невестки?

— Да, мы должны услышать и об этом, — сказал Микел, лорд Алдаран. — Почему, брат мой? Разве ты не доверял родственным узам?

— Это вы забыли о родственных узах! — взъярился Скатфелл. — Стоит ли тебе спрашивать, брат? Ты собирался заставить Даррена ждать многие годы, а тем временем рассчитывал изыскать какой-нибудь способ сделать наследником этого бастарда, которого ты называешь приемным сыном. Этого ублюдка, который даже не приходится тебе родственником!

Донел, не раздумывая, поднялся со скамьи и встал на место телохранителя, в трех шагах за спиной лорда Алдарана. Его рука застыла над эфесом меча. Дом Микел не оглянулся на Донела, но слова сорвались с его губ так, словно их жгло каленым железом: