— Пусть она остается с тобой. Будешь ее прецептором.

Росвита подумала, что король награждает этих двух «орлиц» не столько за верную службу, сколько за то, что они принесли ему вести о сыне.

— Нужно собирать войска, — говорил тем временем Генрих Вилламу. — Как скоро мы достигнем Гента?

Ханна была больше напугана, чем польщена происшедшим. Немногие из «орлов» находились непосредственно при короле, и конечно, не такие новички, как она. Причиной страха являлся не сам Генрих, Он был идеальным королем, суровым, но с чувством юмора; с изящными манерами, но без тени надменности; милостивым, но не фамильярным; не терпящим некомпетентности и промедлений. Непривычна была атмосфера двора.

Огромные усилия короля приводили гигантскую машину двора в движение. Приходилось стягивать войска из отдаленных земель — с северо-запада, из Саонии, с южных плоскогорий Аварии, из отдаленных маркграфств востока.

Воспитанная рачительной трактирщицей Биртой, девушка не могла и представить, что сейчас можно медлить так, как медлили здесь. Она не представляла, что мелкие чины, кастеляны и даже простые слуги ругаются из-за пустяковых, как ей казалось, вопросов вроде места за королевским столом. И как мало это касалось гентийцев, запертых в стенах своего города!

«Если и дальше будет так продолжаться, все они умрут еще до того, как мы оставим монастырь», — шепнула она Хатуи. В тот же день увидела, как некая графиня извиняется перед королем за то, что набор солдат и отправка их к Генту займет у нее много дней. Владычица наша! Это было не столь отвратительно, сколь скучно. Она подавила зевок и посмотрела на Хатуи:

— Как нога?

— Пройдет, — отвечала та. — Займись своими обязанностями. А это что?

— Что?

— Кто теперь разговаривает с королем?

Ханна присмотрелась, но она не могла отличить одного графа от другого — все слились в ее сознании в один сплошной поток, непрерывную вереницу роскошных кафтанов и платьев, драгоценных камней и золота.

— Это часть твоих обязанностей, Ханна, — строго молвила Хатуи тоном, напоминавшим Вулфера. — Ты должна запомнить представителей великих домов Вендара и Варре, всю их родню и жен. Кто кого любит, ненавидит, кто на ком хочет жениться, кто кому какие земли дарит и кого чем награждает король.

— Боже! — испугалась Ханна. — Все это?

— И много больше. — Хатуи усмехнулась, смягчив голос. — Вот Лютгарда, герцогиня Фесса. Фесс лежит в самом центре королевства, поэтому путь оттуда к Генту, на северо-восток, крайне труден. А за Фессом находится Аркония, которой правит сводная сестра короля Сабела. Слышала, наверное, что она замышляет мятеж против него?

Ханна за восемь часов в Херсфордском монастыре столько слышала, что не могла даже разобраться во всем.

— И что? Что это означает для Лютгарды?

— То, что она не хочет уводить войска к Генту в то время, когда ей угрожает Сабела. Генрих сейчас зажат между эйка и Сабелой.

Ханна вздохнула:

— Столько трудностей…

— Это только начало. — Но затем Хатуи добродушно засмеялась. — Когда ты попала к нам впервые, разве было просто? Здесь не так много людей, как кажется. У себя, в Хартс-Ресте, ты ведь помнила имена всех соседей?

— Конечно!

— Вот и рассматривай королевский двор и всех, кто при нем, как одну большую деревню. Кто-то остается в ней на время, а затем отправляется по своим делам или в свои фамильные владения. Кто-то живет постоянно. Правда, Ханна, здешнее население мало отличается от простых людей. Они едят, спят и пользуются уборными, как и все. Сними с любого из них дорогой кафтан, одень в крестьянское платье, и ты не отличишь их от любого из своих прежних знакомцев.

— Хатуи!

Но Хатуи только улыбнулась и приказала наблюдать за происходящим. Ханна так и сделала. Сказанное старшей подругой острое словцо помогло преодолеть боязнь, и она постепенно стала различать всех этих герцогов и графов. Она заметила, как старик — маркграф Гельмут Виллам — зевает, слушая обещания Лютгарды отправиться завтра на рассвете. Пройдет еще несколько недель, пока войска будут собраны, и еще больше, пока они пересекут королевство.

Юноша, стоявший рядом с Вилламом, видимо, его сын, хотя Ханна и не помнила его имени, постоянно суетился и, казалось, рвался куда-то. Ивар, молочный брат Ханны, выглядел так, когда хотел отличиться какой-нибудь выходкой, например разорить птичье гнездо или отправиться надолго в лес. Молодые люди такого типа либо полны деятельной энергией, либо тоскуют и бездельничают.

Как-то поживает Ивар? Стал ли он уже монахом в Кведлинхейме? Ханна с трудом представляла себе окрестности королевства, не зная, сколько времени занимает дорога в тот или иной город. Знала только одно: запертый в монастырских стенах, Ивар будет чувствовать себя не лучшим образом. Девушка вздохнула. Сейчас она для него ничего не могла сделать. Совсем недавно ей пришлось выбирать между ним и Лиат, и Владычица в наказание разлучила ее с ними.

Герцогиня Лютгарда закончила разговор с королем и ушла. Ее сменила седая дама, тех же лет, что и Генрих.

Хатуи, склонившись к уху Ханны, прошептала:

— Маркграфиня Джудит из Ольсатии и Австры.

Герцогиня немедленно отправлялась в свои владения и обещала выслать оттуда двести человек в помощь Генту.

— И кроме того, в Фирсбарге служит аббатом мой сын Хью. Я отправлю ему послание и думаю, он тоже вышлет вам подкрепление, ваше величество.

Хью! Ханна замерла. Она почти забыла о нем, но теперь, глядя на импозантную даму, вновь с ужасом вспоминала все. Джудит была пожилой женщиной, довольно внушительных объемов и величавых манер. Тонкие черты лица с возрастом не огрубели, и теперь Ханна ясно видела сходство с Хью: яркие, глубоко посаженные глаза, надменная гримаса. Только ее черные волосы отличались от светлой шевелюры Хью. Возможно, действительно его отец — раб из Альбы, где мужчины славились красотой и великолепием золотых волос.

«Не глупи, Ханна», — шепнула она сама себе. И конечно, стала вспоминать Лиат. Добралась ли она до Гента? Жива ли? Не ранена? Помнит ли о ней Хью? Конечно, о Ханне он должен был забыть. А что, если солдат в Гент поведет он сам? Защитит ли Вулфер ее подругу?

Хатуи сжала ее запястья, ободряя, хотя и не знала, о чем Ханна думает. Сама девушка не желала рассказывать обо всем. «Нет времени для всякой ерунды», — сказала бы Бирта. Она взбодрилась, стараясь думать о том, что казалось более важным.

Позже, когда поток аудиенций завершился, Хатуи отправили к королевскому лекарю, а Ханну с поручением в гостиницу, где расположились дети короля. Войдя в гостиницу, она разглядывала с любопытством двух стражников гвардии королевской пехоты в золотых кафтанах с изображениями черных львов.

Но особое любопытство вызывали дети Генриха. Эккехард, мальчик, учился в школе и не имел собственной свиты. Сейчас он с одной из сестер, аккомпанировавшей ему на лютне, пел великолепным голосом:

Когда прибыли корабли с севера

И увидел он золотой блеск парусов,

Нырнул он в пучину морскую,

Холодную, как сердце матери его.

Вплавь достиг кораблей,

Мечом убил часовых,

Кинжалом пронзил рулевого,

И гребцы склонились пред ним,

Прося, чтобы спел он им песнь,

Запел он то, что мы слышим…

Аккомпанировала Теофану, и, хотя по дому сновали многочисленные придворные, наполняя дом своим жужжанием, она сидела совершенно спокойно и перебирала струны лютни в такт песне.

Другая сестра, опрятная черноволосая коротышка Сапиентия, переминалась с ноги на ногу, напоминая воробья в клетке. Ханна нерешительно шагнула вперед. Принцесса, увидев ее, побежала навстречу, но, вспомнив о достоинстве, остановилась и поманила девушку к себе.

— Хочешь что-то мне сообщить?

Теофану, стремительно на них взглянув, продолжала играть на лютне. Эккехард был равнодушен ко всему, кроме пения. Ханна опустилась на одно колено.