— В этот час я привыкла пить шоколад с перуанскими сладостями, вы не согласились бы разделить со мной эту трапезу, джентльмены?

Мистер Ливингстон выразил полный восторг перспективой закусить.

Кидд испугался, что у него кусок в горло не полезет и это обидит хозяйку.

— Миссис Джонсон…

— Называйте меня просто Камилла, ведь вы старинный друг моего мужа.

— Дорогая Камилла, хочу представить тебе своего хорошего приятеля, Уильяма Кидда. Он недавно прибыл в Нью-Йорк, и я счел своей дружеской обязанностью свести его с лучшими людьми города. Разве я мог, в достижении этой цели, миновать твой восхитительный дом?

— Очень мило, — чуть поджимая пухлые, резко очерченные губы, проговорила хозяйка, грациозно придерживая чашечку с раскаленным какао.

Уильям Кидд встал (ничего не опрокинув) и сказал:

— Уильям Кидд.

Ливингстон продолжал:

— Я уже сказал, что он прибыл недавно, ибо все свое время тратил на непрерывные бои с этими оголтелыми французами. Кстати, не без успеха и с пользой для Англии. Это он, именно он нанес им два самых серьезных поражения в Карибском море.

Камилла Джонсон ничего не слыхала об этих сражениях, но учтиво восхитилась.

Кидд почувствовал, что его рассмотрели и можно сесть.

Хозяйка, как бы в знак поощрения за невиданные морские подвиги, передала ему чашку с шоколадом. Он бы отказался, если бы мог. Он всерьез считал, что шоколад из ЕЕ рук — слишком большая награда за то малое, что он совершил.

Разговор между тем шел своим ходом,

— Это очень мило, дорогой мистер Ливингстон, что вы взялись руководить первыми поступками капитана, но, насколько я могу судить, его первая светская попытка была неудачной?

Миссис Джонсон, как и все, кто был на приеме у губернатора, знала о конфузе, понесенном рыжим капитаном-выскочкой. О мистере Ливингстоне у нее сохранились не самые лучшие воспоминания, и она не упустила случая его уколоть.

Уколотый ничуть не опечалился и не оскорбился. Он расплылся в широкой улыбке и радостно сообщил:

— Дорогая Камилла, вас ввели в заблуждение. Это не сэр Флетчер сурово обошелся с мистером Киддом, это мистер Кидд счел нужным поставить на место этого зарвавшегося негодяя с гнилыми зубами.

Лицо миссис Джонсон сделалось бледнее, чем обычно, она поняла, что чего-то не понимает, и поэтому испугалась:

— Вы уверены, мистер Ливингстон, что нашли правильные выражения для характеристики нашего губернатора?

Толстяк сиял. Ему нравилась его нынешняя роль.

— Для характеристики губернатора — возможно, но для взяточника и казнокрада эти слова как раз впору.

Волна недоумения пробежала по правильным чертам мадам. Они на мгновение стали почти неприятны. Конечно же Уильям Кидд ничего этого не увидел. Он смотрел в чашку.

— Казнокрада?!

— Сегодня утром он арестован!

— Кем?!

— Прибыл специальный посланец короля Вильгельма и привез решение парламента с подписью короля.

— То есть… — миссис Джонсон повернулась к Кидду, — вы шли на прием к сэру Флетчеру, зная, что он фактически смещен?

Уильям залпом проглотил шоколад, жутко обжегся и отрицательно замахал руками:

— Нет, что вы, нет!

— А вы коварный человек!

Уильям обмер, хотя, говоря по правде, мужчина, услышавший такие слова от женщины, должен был бы обрадоваться.

— Я не коварный человек!

— Понимаю, понимаю.

— Я ничего не знал, ничего!

Хозяйка понимающе и затаенно усмехалась.

Ливингстон старался как можно незаметнее ткнуть друга в бок, но сделать это было нелегко.

Капитан Кидд изо всех сил портил образ рокового мужчины, победителя французов и ниспровергателя губернаторов, который уже готов был поселиться в воображении стареющей красавицы.

Надо сказать, что он преуспел в этом деле. Слишком старательно и слишком страстно он обелял свою репутацию в глазах мадам.

Наконец она, зевнув, поверила ему, что он не имел никакого отношения к истории со снятием с поста сэра Флетчера. Так уж устроена женская голова, что и все прочее, что касалось этого странного рыжего капитана, напрочь перестало ее интересовать.

Прощание было холодным.

Ливингстон вздыхал, ему было жаль своего очередного замысла. Но поскольку с крушением этого замысла он не понес никаких финансовых потерь, печаль его была светла.

Уильям Кидд был, в отличие от всех остальных, в приподнятом расположении духа. Он был уверен, что добился огромного успеха, сумел открыть своей возлюбленной Камилле глаза на свою истинную сущность. Она теперь не думает, что он интриган и проворачиватель каких-то темных делишек. Она смотрит на него открытыми глазами.

— Могу ли я, миссис Джонсон, иметь счастье и честь бывать у вас?

Улыбнувшись без всякого энтузиазма, хозяйка кивнула по чисто светским соображениям.

Капитан чуть не прослезился от счастья.

А потом была красная кирпичная дорожка через цветущий яблоневый сад.

А потом была бричка, запряженная двумя великолепными серыми в яблоках лошадками. Такими замечательными, словно они были существами из сада Камиллы.

А потом был обед в конторе Ливингстона, где тот задал Уильяму вопрос, который не мог не задать:

— Ну и каковы ваши впечатления, мой друг?

Пребывавший в состоянии сна наяву, капитан конечно же понял его не сразу. И даже не со второго раза. А когда понял, сказал только одно:

— Я хочу на ней жениться.

Рывки, которыми двигалось сознание капитана, поражали даже столь бывалого человека, как Ливингстон.

— Жениться?!

Глаза Кидда даже не сияли, полыхали!

— Разумеется, как же я могу на ней не жениться, когда я в нее влюблен.

— Это заметно.

— И, по моим наблюдениям, я тоже произвел на нее довольно благоприятное впечатление.

Ливингстон поджал нижнюю губу, скосил взгляд в сторону и ничего не сказал.

— И кроме того, есть еще одна, самая важная, причина, по которой я могу на ней жениться!

— Какая, откройте мне.

— Угадайте, Ливингстон!

— Потому что она богата? — с надеждой спросил друг.

Капитан Кидд снисходительно улыбнулся и потрепал его по мясистому плечу:

— Потому что она вдова!

Всего через неделю после первого посещения дома роскошной вдовы парою джентльменов мистер Ливингстон вновь сидел в «библиотеке», под карликовою пальмой, и вкушал шоколад.