Темноволосый адмирал выключила указку и вернулась к своему креслу, оставив голограмму включенной. Пока Кромарти, прикрыв глаза, изучал изображение, на несколько секунд воцарилась тишина; затем премьер-министр дернул себя за мочку уха и вздохнул.

— Благодарю вас, адмирал Гивенс. — Он перевел взгляд на Капарелли. — Насколько серьезную угрозу представляют собой эти инциденты, адмирал?

— Сами по себе — не слишком большую. Мучительно сознавать, что вследствие этого погибли люди, но потери могли быть гораздо более серьезными. Наша стратегическая позиция не изменилась. Кроме того, все нападения можно расценить лишь как локальную опасность. Конечно они бы могли захватить Цукерман, если бы захотели, но то их формирование было намного более мощным. чем все остальные.

— Тогда что они замышляют? — спросила баронесса Морнкрик. — Какова цель этой эскапады?

— Они оказывают на нас давление, миледи, — прямо ответил Капарелли. — И намеренно увеличивают прессинг.

— Но в таком случае они играют с огнем, — заметил Вильям Александер.

— Совершенно верно, лорд Александер, — сказала Гивенс. — Обе стороны сейчас укрепляют то, что, как мы знаем, является нашими предвоенными позициями. Мы развили «бункерный» образ мышления по обе стороны границы, а учитывая вызванные им напряженность и подозрительность, противник «играет с огнем».

— Но зачем? — спросил Кромарти. — Что это им даст?

— Адмирал Гивенс? — вымученно пригласил Капарелли, и Гивенс вздохнула.

— Боюсь, ваша светлость, сегодняшние их действия показывают, что Управление разведки Флота ошиблось относительно намерений политического руководства Народной Республики. У моих аналитиков, и у меня лично тоже, сложилось впечатление, что хевы слишком погрязли во внутренних проблемах, чтобы решиться на авантюру за границей. Мы ошиблись, а капитан Хэйл, наш атташе в Хевене, оказался прав. Они активно ищут конфликта — возможно, для того, чтобы отвлечь внимание долистов от внутренних забот и обратить его на внешнего врага.

— Тогда зачем скрывать виновника большинства инцидентов? — спросил Александер.

— Здесь может быть некая двойная хитрость, милорд. Мы знаем, что это они, но не можем этого доказать. Они, вероятно, хотят, чтобы мы якобы беспочвенно обвинили их в агрессии, а затем используют обвинение в пропагандистских целях. Таким образом, они получают двойной эффект: инцидент устраивают они, но мы при этом выглядим как спекулянты, наживающиеся на кризисе.

— Вы думаете, это главный мотив? — спросил Кромарти.

— Слишком мало очевидных фактов, чтобы прояснить ситуацию, сэр, — откровенно призналась Гивенс. — Мы можем только строить предположения, а попытки разгадать намерения врага — лучший путь оказаться в конфронтации, из которой ни одна сторона не сможет выбраться без потерь.

— Тогда что, по вашему мнению, нам нужно делать, адмирал Капарелли?

— У нас есть три основных пути, ваша светлость. — Капарелли расправил плечи и взглянул в глаза премьер-министру. — Первый — это отказаться вести игру по их правилам. Учитывая, что они нанесли удар по нашему торговому судну и уничтожили два боевых корабля, учитывая ущерб, который они нанесли нашим союзникам, я предлагаю увеличить охрану наших конвоев и патрули. Другой вариант: мы можем отказаться от всех ответных действий. Нам не избежать конфронтации, если они действительно ее хотят, но мы в силах заставить их признать, что они добиваются войны. Однако если мы пойдем по этому пути, то добровольно уступим им инициативу. Если они решатся на открытое военное вмешательство, наших сил может не хватить, чтобы предотвратить ущерб. И третий путь — это создать прецедент, которого они ждут: предъявить им формальное обвинение и предупредить, что они будут нести ответственность за любую будущую агрессию. Если мы выберем этот вариант, тогда я и мой штаб должны одновременно укрепить все наиболее важные и — или — находящиеся в наибольшей опасности базы, а также поддержать наших союзников. Такое передислоцирование сил может подчеркнуть факт, что мы серьезно готовимся к столкновению, и одновременно стать частью запланированного усиления наших опорных баз, необходимого, чтобы защищаться в случае нового нарушения границы. И наконец, мы можем осуществлять это самое укрепление, не делая никаких заявлений. Тогда мы согласимся играть на их поле. Они могут по-прежнему заниматься провокациями, но своевременное усиление наших позиций позволит нанести атакующему противнику серьезный урон. Кроме того, мы защитим наших подданных и союзников, а поскольку любой инцидент возможен только в космическом пространстве Альянса, противник едва ли осмелится провозгласить, что мы их преследуем.

— Ясно… — Кромарти перевел взгляд на голограмму и с минуту помолчал. — И какой же путь предпочитаете вы, адмирал? — спросил он наконец.

— Третий, ваша светлость, — ни минуты не сомневался Капарелли. — Как я уже сказал, мы не в силах удержать Хевен от развязывания конфликта, если они действительно его хотят, но я не вижу причин помогать им в этом. Если мы серьезно укрепим наши пограничные отряды, противнику, со своей стороны, придется задействовать более мощные силы. Допустим, они решат пойти по такому пути. Но это с высокой вероятностью равносильно первому шагу к полномасштабной войне. Если их нынешняя цель — лишь отвлечь внимание долистов от недовольства внутри страны, перспектива войны может заставить их отыграть назад. А не отыграют — мы в любом случае укрепим все пограничные флоты, чтобы достойно встретить врага в случае нападения.

— Ясно, — ответил премьер-министр и посмотрел поверх стола на графа Белой Гавани.

На всем протяжении дискуссии адмирал Александер хранил молчание, его задумчивые голубые глаза по очереди изучали каждого говорившего. Он не выказывал желания высказаться, и Кромарти отдавал себе отчет, что, предоставляя ему слово, ставит его в неловкое положение. Но он привел его с собой не для того, чтобы он отмалчивался, поэтому прокашлялся и спросил:

— Какой вариант предпочитаете вы, Белая Гавань?

Глаза Капарелли вспыхнули, он сжал под столом руку в кулак, но промолчал. Только повернулся и посмотрел на Александера.

— Я думаю, — тихо произнес граф, — что перед тем, как мы порекомендуем один из предложенных вариантов, мы могли бы спросить себя: почему НРХ избрала именно такую схему провокаций?

— В смысле? — подталкивал Кромарти.

— Я хочу сказать, что они могли бы достичь такого же уровня напряженности, не распыляя свои силы по всей длине границы, — ответил Белая Гавань по-прежнему спокойным тоном. — Они потревожили нас — или, по меньшей мере, подразнили — на всем протяжении от Минорки до Грендельсбейна, но, за исключением Ельцина, не тронули ни одну из наших узловых станций флота, таких как «Ханкок», Ривспорт или Талбот. Любая из них много важнее, чем какой-нибудь Цукерман или Квентин, однако нарушители и близко не подошли ни к одной такой точке — опять же, за исключением Ельцина. А ведь они не могут не понимать, насколько чувствительной будет для нас угроза этим точкам. Почему?

— Да потому что это узловые станции! — Капарелли заговорил резковато, но заставил себя вернуться к нормальному тону. — Наши мобильные отряды в тех системах намного сильнее. Вот почему они так быстро умотали от Ельцина. Они знают, что, если бы они сунули свой нос глубже — как на Цукерман или Кандор, — мы бы задали им жару.

— Согласен, — кивнул Белая Гавань. — Ну а если у них была другая причина? Особая цель, не просто желание уменьшить риск?

— Приманка… Они хотят, чтобы мы что-то сделали в ответ? — пробормотала Гивенс.

Глаза ее задумчиво прищурились, она повернула кресло, чтобы заново посмотреть на голограмму. Александер снова кивнул:

— Совершенно верно. Как сказал адмирал Капарелли, они, по всей вероятности, не оставили нам другого выбора, как усилить границу. Конечно, они должны понимать, что это увеличивает для них риск в будущих столкновениях… но они также знают, что подкрепление нужно откуда-то взять.