Таким образом, в «Славянском Корпусе» образовались не только части из чехов или словаков - но, даже батальоны или полки хорватов, словенцев, боснийцев и других народностей будущей Югославии.

Сам «Корпус» стал несколько многочисленнее своего «реального» прототипа -шестьдесят пять тысяч против пятидесяти и, гораздо лучше вооружённым всеми видами наших корпоративных «вундерваффлей». Была у «славян» и, своя корпусная авиабригада и своя кавалерийская дивизия с броневиками... И, «прикомандированная» к ним наша ударно-штурмовая бригада.

Целая маленькая армия!

Не хватало только серьёзной тяжёлой артиллерии - но, это общая беда всей российской армии.

Ясное дело, попади добровольцы «Корпуса» в руки австрийцев - их ждала бы лютая смерть за измену своей Австро-Венгерской Родине и, поэтому - на Перекопе и Чонгаре они стояли насмерть! Помогал славянам «стоять насмерть» Черноморский Флот своими хоть и недисциплинированными - но, горячими в контратаках и рукопашной, отрядами моряков и тяжёлой морской и «крепостной» артиллерией: из севастопольского арсеналы были взяты устаревшие корабельные пушки и, по ударно построенной ветке железной дороги «Джанкой-Перекоп», переброшены на Перешеек.

Красным Черноморским Флотом в этот период - после бегства Колчака за кордон, командовал адмирал Щастный[1] Алексей Михайлович. Хотя, у него были серьёзные тёрки с местным Военно-Революционным Комитетом и Севастопольским Советом, сильно мешающих нашему взаимодействию...

В Крыму находились и, некоторые «особые» части нашего «военного сектора». В частности, здесь - после отхода с Карпат, дислоцировались почти все наши корейские горно-стрелковые батальоны.

Общее командование всей военной группировкой в Крыму осуществлял генерал-майор Слащёв.

Почти по всей России зимой-весной восемнадцатого года шли погромы, убийства, бесчинства...

Правоохранительные органы в стране, были уничтожены либералами непосредственно сразу после Февральского переворота. При известии об Октябрьском Перевороте же, маргинальные элементы повсеместно объявляли себя «большевиками» и, принялись устанавливать «Советскую Власть» по своему хотению и разумению и, для своей же меркантильной пользы. Примерно такое же, было в наши «лихие девяностые» - когда, мэрами и губернаторами, демократическим путём выбирали лиц с богатым уголовным прошлым или их ставленников.

Такое явление, наиболее широко было распространено в Сибири - из-за высокой концентрации там экс-каторжников и прочих урок.

Таких «здесь», более-менее быстро придавили - по мере восстановления государственного управления в стране. Последних - наиболее «мудрых», в полной мере усвоивших «верное» учение и свободно владеющих марксисткой риторикой - дорасстреливали уже во время «Великой Чистки» в двадцать втором году.

Однако, во многих районах - волей случая или усилиями местных «истинных» большевиков, был сразу же был установлен сравнительно относительный порядок. То же самое, можно сказать и про Крым - благодаря нахождению в нём «Славянского Корпуса» и, главное - генерала Якова Александровича Слащёва.

В «той» истории, Слащёва прозвали «вешателем» и спасителем Крыма, присвоив ему титул «Слащёв-Крымский»... В нашей «альтернативке», Яков Александрович титула не дождался, а вот прозвище после крымской эпопеи у него осталось прежним: «Вешатель»...

«Братишки-черноморцы» побузили немного - пристрелив да замучив до смерти наиболее докучавших им, или просто - не в добрый час под руку подвернувшихся, офицеров и успокоились под наведёнными дулами пулемётов «славян» и «Особого» батальона корейцев.

После нескольких случаев перестрелок со смертельными случаями и угрозой лишения продовольственного снабжения, были проведены переговоры и, теперь, порядок в Севастополе и других городах Крыма, обеспечивали совместные патрули.

Если приспичило кого-то расстрелять - то, только через суд... У нас, слава Богу, не Гуляй-Поле!

Слащёв, практически СРАЗУ ЖЕ (!!!) установил в Крыму военную диктатуру, а сам стал не дать, ни взять - крымским «Пиночетом»!

Деятельность всех органов местной власти, была сведена до минимума... Всем Крымом, фактически управлял сам Слащёв из своего штабного вагона, чаще всего стоящего в Джанкое.

Он, объявил Крым на осадном положении и, первым делом, издал три указа: первый - об обязательной сдачи всеми огнестрельного оружия. Второй - об бесперебойной работе всех учреждений, необходимых для нормального функционирования гражданской жизни - школ, больниц, театров, магазинов... Третий указ - об введении комендантского часа с десяти вечера и до шести часов.

Всех нарушителей ждало наказание, вплоть до повешения по приговору Особого Военного Трибунала - прямо на перроне, рядом со штабным вагоном - в котором сам Слащёв жил, прямо-таки - в спартанских условиях. Об каждом таком «преступлении и наказании» публиковались «коммюнике» в местной прессе, а тела повешенных не убирались по три дня - для устрашения.

Слащёвым была объявлена всеобщая мобилизация всего мужского населения полуострова с восемнадцати до сорока пяти лет. Кого-то направляли в маршевые батальоны, кого-то в трудовые команды... Не явившихся на регистрацию или дезертиров, вешали. Как-то раз, когда до «электората» ещё не дошло - что шутки уже кончились, было повешено сразу сорок человек.

Всех уголовников, всех пойманных «за руку» грабителей, мародёров, карманников и, прочую публику, ждало одно наказание - повешение по приговору Трибунала.

«На орехи» доставалось всем: и, гиперактивным - не вкурившим тему местным большевикам (кстати, очень часто - в первую очередь!), и «идейным» анархистам из Черноморского Флота, и безыдейным бандитам и обнаглевшим спекулянтам... Бывало и, собственных же офицеров «генерал Яша» вешал, не задумываясь!

За Турецким Валом, царил «железный порядок» - какого немецкие оккупационные войска не смогли навести севернее него: подчинённая Слащёву губернская ЧК, крутила «мясорубку» репрессий круглосуточно!

В Крыму, несмотря на блокаду и разразившийся зимой страшный голод, работали электростанции, по расписанию ходили поезда, дворники в городах и посёлках убирали мусор на улицах, а дети ходили в школу... Может, поэтому Слащёв пользовался уважение всех без исключением слоёв населения на полуострове. Он был одинаково справедлив ко всем - что¸ тоже немаловажно. На его виселицах можно было встретить висящего большевика из рабочих, анархиста из матросов или солдата из крестьян, «сушившегося» бок о бок с офицером из помещиков, спекулянтом из евреев-сионистов или кадетом из разночинцев-интеллигентов.

Равноправие возведённое в абсолют и доведённое до абсурда!

Не могла не импонировать народу, слащёвская честность, скромность в быту, прямота поступков и, личное - до полной отмороженности, бесстрашие!

Он, мог вдвоём с шофёром или втроём - со своим ординарцем, в роли которого выступала его вторая жена, появиться среди бастующих рабочих, спокойно поговорить с ними и, погасив стачку - так же спокойно удалиться, увезя с собой наиболее упёртых... На пустующее место возле своего штабного вагона.

Когда в Симферополе, барыги задрали цены - в связи с блокадой, он прислал короткую резолюцию: «Скоро приеду САМ. Слащёв». И, цены тут же, стали более чем разумными...

Правда, продовольствия от этого больше не стало и, некоторые вмели разразившийся голод в вину Якову Александровичу.

Самому ему, кстати, тоже досталось! После тяжёлого, плохо заживающего ранения в живот, Слащёв пристрастился к кокаину - ну и, плюс...

Когда я его провожал весной восемнадцатого года в Крым, это был высокий, красивый молодой человек, с открытым, орлиным взглядом...

Когда же я его встретил через год, я его еле узнал! Это была какая-то вихляющаяся на подгибающихся ногах, старая развалина. Землистого цвета болезненное лицо, постоянно дергающееся в каких-то нервных гримасах, облезающие волосы, громкий ненормальный смех...

Поневоле начинаешь верить в предрасположенность судьбе: в двадцать третьем году, Якова Александровича Слащёва застрелил слушатель командных курсов - которыми он руководил. Из мести за повешенного в Крыму брата-офицера... Как и, в «реальной» истории.