Верить и стараться.
Жила-была семья из трех человек: папа, мама и маленький мальчик. Может быть, это была девочка, я точно не помню. Но, кажется, мальчик. Мальчик этот очень хотел быть хорошим. Он очень хотел хорошо учиться, но буквы часто перепутывались друг с другом, ошибки в слова сами вскакивали, задачки почему-то решаться не хотели. А стихотворения никак не запоминались. Зато вертунчики частенько начинали щекотать ему то ладошки, то ноги, то горло. И тогда мальчик со стула сваливался или выкрикивал громким голосом, когда все ребята сидели тихо. Очень хотел хорошо учиться мальчик, но все время замечания да двойки получал. Маму и учительницу огорчал. А как сам огорчался! «Почему я такой? Почему у меня не получается? Как стыдно! Очень стыдно!» — думал он и во время обеда, и в машине, и перед сном. «Я же так хочу хорошо учиться». Так сильно огорчался мальчик, что стал учиться все хуже и хуже, делал ошибок все больше и больше. Учительница только строгим голосом к нему обращалась: «Опять не успел… Опять не выучил…» А мама даже заболела.
«Какой я несчастливый», — думал он, лежа вечером на диване, думал, думал и уснул. И приснился ему сон. А во сне он уже вырос, стал высоким, красивым мужчиной. Сидит он за столом, толстые книги быстро-быстро прочитывает, сам толстую книгу пишет да еще в компьютере какие-то сложные задачи решает. И подходит к нему, к большому, маленький мальчик и спрашивает: «Дядя, а как ты вырос таким умным, так пишешь красиво, задачи сложные решаешь? Ты, наверное, в школе на одни пятерки учился?» И ответил он: «Что ты, малыш! Были в школе у меня и двойки, и тройки. Писал я не всегда чисто, часто и красиво. Но я верил, что когда-нибудь и у меня получится хорошо. Главное — верить и стараться». «Верить и стараться», — прошептал наш ученик второго класса, просыпаясь. Верить и стараться. Верить, что все получится, стараться и не очень огорчаться. Подпрыгнул мальчик три раза на правой ноге, один — на левой, и еще раз на двух сразу и побежал рассказывать сон маме. «Надо, чтобы и она перестала огорчаться, — сказал он, — а я-то теперь знаю, что у меня обязательно все получится. Я ведь очень стараюсь».
Второй этап. «Психологическая диета», как уже говорилось, соответствует конкретному нарушению психологического здоровья ребенка, и воздействие на него носит специфический характер. Рассмотрим особенности этого воздействия на примерах выделенных ранее нарушений.
Родителей детей с защитной агрессивностью нужно убедить прежде всего полностью исключить физические наказания, которые служат ребенку образцом для подражания. Необходимо также сократить просмотр различного рода «ужастиков» или соответствующие компьютерные игры, с героями которых ребенок может идентифицировать себя. Им нужно посоветовать ежедневное телесное общение с ребенком. Это может, к примеру, происходить перед сном, когда родитель поглаживает все тело ребенка: головку, ручки, ножки и т. п.
С родителями, дети которых испытывают страхи, следует обсудить режим ребенка, акцентировать внимание на недопустимости его перевозбуждения перед сном. Им нужно разъяснить необходимость ограничить просмотр боевиков и страшных мультфильмов, заменив их сказками с благополучным концом. Кроме того, не стоит обсуждать опасные ситуации (реальные или потенциальные) в присутствии ребенка. А если они найдут время спросить ребенка о запомнившихся ему снах, предложить нарисовать их. Родители должны знать: если ребенок боится оставаться дома один или один засыпать, объяснения типа «не бойся» или «посмотри — под кроватью ничего нет» абсолютно бездейственны. Ребенок не может не чувствовать то, что он чувствует. И уже совсем недопустимо специальное приучение к смелости или осуждение за страхи. Ребенку необходимо дать право на собственные чувства и убедить его, что это не стыдно, а совершенно нормально. Страхи — это этап, через который проходит любой человек, пройдет время, а вместе с ними страхи.
Если детям свойственна деструктивная агрессивность, то главная проблема родителей — это гиперопека или сверхконтроль как следствие огромной любви к ребенку. Такие родители во многом походят друг на друга. Ребенок для них чаще всего — смысл жизни, образец совершенства. Преувеличивается его хрупкость, слабость, беззащитность. Ребенок может быть столь горячо обожаем, потому что он поздний, либо воспитывается в неполной семье, либо родители сами имеют аналогичные проблемы. Поэтому главное в подобных ситуациях — предоставление ребенку самостоятельности и обучение умению распоряжаться ею. Важно, чтобы ребенок мог принимать самостоятельные решения в соответствии со своим возрастом и имел определенные обязанности, например убирать постель и свои вещи в шкафу, стирать носочки и т. п.
Нужно помнить, что появление у родителей чувства вины мешает им расширять сферу самостоятельности ребенка. Кроме того, некоторые родители сами испытывают социальные страхи, которые порождают стремление абсолютно контролировать свои чувства, не допускать свободы их проявления, сохранять привычную маску «все хорошо». Поэтому следует особо подчеркивать их родительскую компетентность (они все делают так, как надо), замечаемую окружающими любовь к ребенку, но при этом — необходимость предоставления ребенку ситуаций свободного выбора, права на самостоятельные решения, на ошибку и, конечно же, права не всегда строго следовать режиму дня, не всегда аккуратно складывать вещи, а иногда даже съесть обед немытыми руками.
Родители детей, испытывающих социальные страхи также отличаются гиперопекой и сверхконтролем, преувеличением слабости и болезненности своих детей, повышенной ответственностью за их воспитание. Поэтому основное направление работы как и в предыдущем случае — это расширение сферы самостоятельности детей, предоставление им права на ошибку и на собственный выбор. И понятно, что этому должна соответствовать демонстрация родителями ребенку своей безусловной, безоценочной любви. Ребенок должен быть абсолютно уверен, что мама любит его всякого — успешного и неуспешного, причем сила ее любви не определяется степенью успеха.
Дети, проявляющие демонстративную агрессивность и страх самовыражения, внутренне одиноки. Постоянно занятые работой или эмоционально холодные — такими обычно бывают их родители, поэтому, пожалуй, до них труднее всего «достучаться». Вероятнее всего, на консультации они будут вежливы, скажут, что очень любят своего ребенка и все для него делают. И это действительно может быть так. Они любят ребенка, но не умеют проявить свою любовь или же для этого нет объективных возможностей ввиду постоянной занятости решением собственных проблем. Успех консультирования таких родителей зависит от того, сумеет ли психолог войти с ними в контакт, т. е. насколько широко родитель откроет ему свое собственное одиночество, поскольку такие родители часто сами внутренне одиноки, а внешне сильно закрыты и стремятся демонстрировать свою полную успешность и абсолютное благополучие. И только тогда можно говорить с ним об одиночестве ребенка. В противном случае лучше вежливо проститься, осознав, что психолог не бог и не всегда может позитивно изменить ситуацию.
Консультирование родителей детей, перенесших травму потери, является, безусловно, наиболее сложным. Прежде всего имеет смысл предложить родителю сохранять эмоциональный контакт с ребенком или установить его, если его не было. Это необходимо для того, чтобы ребенок не чувствовал себя одиноким в своих переживаниях и имел возможность поделиться ими не только со школьным психологом. Тем более что чаще всего ребенок будет их скрывать, поскольку после смерти одного из родителей начинает испытывать страх потерять и второго. Поэтому заботясь о его эмоциональном благополучии, родитель оставляет свои мучительные чувства при себе.
Важно также, чтобы родитель не начал впадать в неадекватную жалость к ребенку, сопровождающуюся излишней опекой. Это может происходить из-за не всегда осознанного ощущения своей вины перед умершим супругом, которая переносится на ребенка. Родителю начинает казаться, что он виноват перед ребенком, и в этом случае он пытается загладить свою вину избыточным вниманием. Родитель должен осознавать это чувство вины и понять, что вина — не всегда конструктивное чувство.
