В заключение ЯОдуванчику, как подследственному лицу, майор вручил предписание о невыезде, в условиях карантина чисто символическое. Одуванчик сначала отшвырнул его от себя, а затем взял и расписался на корешке, добавив к подписи загадочную фразу: "Повестку получил с удовольствием и буду жаловаться".
Когда сержант и ефрейтор, нагруженные добычей, направились к автомобилю, Крестовский подошел к Одуванчику.
-- Лаврентий Сысоевич, у меня к вам частный вопрос, не для протокола.
Глаза Одуванчика, казалось, остекленели, и было неясно, слышит ли он что-нибудь.
-- Если вопрос вам покажется странным, можете не отвечать... это уж как захотите. Скажите пожалуйста, в течение последних двух месяцев вам часто снились... кошки?
-- Эк он его,-- прошептал редактор,-- психолог!
Одуванчик продолжал сидеть, съежившись, и я думал, ответа не будет, но внезапно он всхлипнул:
-- Издеваетесь?! Не имеете права! -- и, вскочив на ноги, заорал сиплым детским голосом: -- Вон! Вон! Убирайтесь вон!
Редактор спешил, и майор приказал сперва отвезти его, а после уже доставить в отделение вещи, изъятые у Одуванчика. Насколько я знал майора, это значило -- он хочет со мной говорить.
Машина уехала, но он медлил начать разговор, что-то обдумывая, и вообще, по виду, чувствовал себя неуверенно. Я решил, что он удручен скандалом во время обыска, но нет, оказалось, его мысли заняты совершенно другим:
-- Вот вам загадка, профессор: почему именно Совин начал копаться в делах этих кошек? Сколько людей в городе, почти десять тысяч -- только один школьный учитель... тут уж можете мне поверить -- действительно, только один. Умом не блещет, знаете сами. Отчего бы это -- жил, жил человек, как все, и вдруг, ни с того, ни с сего, прозрел... отчего бы это?
-- Ну, а вы?
-- Я другое дело. Приехал со стороны, свежий взгляд, значит. Кошек с детства терпеть не могу, а тут, смотрю -заповедник. Думаю, дай, для начала хотя бы в отделении истреблю. Не выходит. Ищу причину -- вот так и додумался... А вот Совин -- ему-то как пришло в голову?
-- Он шизофреник, и по-моему, близок к сумасшедшему дому -- вот и пришло в голову.
Он не обиделся, и даже, как будто, не заметил резкости замечания.
-- Вот, вот... и я думал так же... но сейчас меня мучает... очень мучает мысль... а вдруг они сами его надоумили?.. Все, что нужно, изучено... сеанс наблюдения кончен... пора заметать следы... и на эту роль приглашают учителя химии, не всякий ведь смастерит бомбу... а когда он все сделает, его упрячут в психушку... Чистая работа!
-- Хорошо, а куда девать вас, например?
-- Может быть, я у них лицо непредусмотренное. А может, и меня они надоумили, и на меня уже что-нибудь готово... и на вас тоже. Вдруг они просто для развлечения из нас комедию устраивают? Играют в нас, вроде как в шахматы?
Бред... начинается бред... остановить его надо... -- Если вы это всерьез, плохи ваши дела!
-- Ха, да вы рассердились! Это хорошо... только вы зря намекаете, мозги у меня в порядке... а что всякая дрянь мерещится, это другое дело... сны дурацкие снятся, никогда раньше не было... Поверите ли, такая мерзость: только спать ляжешь -- тут же три рыла, не то свиные, не то кошачьи, одни рожи, без туловища, или хуже того -- одни глаза, как блюдца, сквозь одеяло просвечивают... качаются надо мной, ждут... а в ухо кто-то бормочет: встать, суд идет... трибунал, трибунал... До чего становится пакостно: поднимаюсь, стакан коньяка и снотворное...
Для чего это он... чтобы и мне то же самое... надо, чтобы он замолчал... безумие заразно... заразно... есть у него свой вирус...
-- Это нервы, усталость и нервы,-- перебил я его,-внушите себе, наконец, что все это ваша выдумка, химия вашего мозга!
-- Спасибо, что объяснили, с учеными не пропадешь... я и сам знаю, что нервы, что же еще, как не нервы... да хитрость-то вот в чем: я ведь думаю, что встаю за снотворным, или открыть форточку, или еще что... но встаю все-таки -- значит, своего добиваются... снова ложусь, засыпаю... а у них там дело идет... шелестят бумаги... кого-то допрашивают...
-- Замолчите, вы сумасшедший! Там ничего нет! Понимаете?! Там ничего нет!
-- Не нужно кричать на всю улицу; пан профессор,-- его лицо замкнулось в спокойной и жесткой улыбке,-- вот вы и попались! Слово "там" признаете значит?.. Это уже полдела, а дальше пустяк -- рано ли, поздно, что-нибудь "там" увидите, не сомневайтесь.
Ну и улыбочка... сдержанная, а сколько жестокости... где-то уже я эту улыбочку видел... вспомнить бы...
-- Пить нужно меньше,-- сказал я зло,-- а не то и черта с рогами увидите!
Что же я... это ведь хамство, так разговаривать... словно кто за язык потянул...
-- Извините, майор, я нечаянно... у меня тоже нервы...
-- Вот, вот, нервы... я же не спорю... -- пробормотал он, глядя на что-то у меня за спиной.
Я невольно обернулся назад -- улица была пуста.
Он постоял еще с полминуты, словно бы в нерешительности, и пошел прочь, а я подумал -- как же ему будет скучно, когда карантин снимут, и вся история с кошками забудется.
22
Ветер исчез, и тучи, которые он гнал с моря, повисли цепью над городом. Солнце, пытаясь их растопить, обжигало землю бесцветными лучами, и небо закрылось белым горячим туманом, словно там, наверху, лопнул гигантский паровой котел. Воздух, густой и липкий, приклеивал к коже одежду, и я поминутно отдирал от шеи воротник рубашки.
Каблуки вдавливались в мягкий асфальт,каждый шаг стоил усилий. Сколько следов на асфальте... пустой город -- и так много следов... и следы все странные, как от стада коз... волт след острого женского каблука... вот следы подковок... плоские, как лепешки, следы... следы, раздвоенные копытом...
Интересно, у меня какие следы... вот они, тянутся позади -- узкие неровные вмятины... как нелепо они выглядят... неуклюжие, идут елочкой... следы большой глупой птицы...
А вот и совсем странный след... страшный какой-то... как глубоко вдавлен, раздвоен... будто чугунный человек шел на больших козьих копытах...
-- Да ты и вправду похож на дурацкую сутулую птицу -вылитый марабу! -- неожиданно сказал я себе почти вслух, отчетливо слыша собственный насмешливый голос. Слова не всплывали из глубины сознания, а возникали сразу, как по чьей-то подсказке, словно печатались на ленте телетайпа.