Тодд окончательно смутился.

— «Метро», сэр.

— Цвет?

— Белый.

Ребус перевел взгляд на О'Рурка.

— У меня нет машины, — с готовностью пояснил тот. — Я люблю мотоциклы. Сейчас у меня «Хонда-750».

Ребус кивнул.

Никакого «форда-эскорта». Никто из них не приезжал к его дому среди ночи.

— Ну что ж, раз так…

Улыбнувшись, он отпустил их, снова взял карандаш, осмотрел его острие и сломал о кромку стола.

* * *

Останавливая машину возле старомодного магазинчика мужской одежды на Джордж-стрит, Ребус думал о Чарли. Выбрав галстук и расплачиваясь, он думал о Чарли. Вернувшись в машину и завязывая галстук, он снова думал о Чарли. Направляясь на ланч с самыми богатыми людьми города, он был не в состоянии думать ни о чем, кроме Чарли, который мог стать одним из таких же бизнесменов. Оставить университет, найти с помощью родителей хорошую работу и через год-другой оказаться менеджером солидной фирмы. Вот тогда-то он действительно пропадет, утратит себя, как бывает только с богатыми и преуспевающими. Пропащие души вовсе не у тех, кто верит в чертовщину и балуется наркотиками, а у тех, кто добровольно отказался от собственного «я».

Что значили синяки на теле Ронни?

Далеко зашедшая игра садомазохистов? С кем он играл в нее? С таинственным Эдвардом?

Или ритуальное действо?

Не напрасно ли он так легко отбросил версию, связанную с сатанистами? Полицейский должен смотреть на вещи широко. Но принимать сатанизм он не мог и не хотел. В конце концов, он христианин. Пусть он не часто ходит в церковь, не поет гимнов и плохо переносит проповеди, но он верит в своего собственного Бога. У каждого есть свой Бог. А Бог шотландцев праведен и грозен.

Сегодня Эдинбург казался Ребусу мрачнее обычного, может быть, из-за его настроения. Тень Замка накрыла чуть ли не весь Новый город, но «Эйри» она не достигала. Самый дорогой и изысканный ресторан города. Говорили, что столики для ланча здесь заказывают за год вперед, а для обеда — всего за пару месяцев. Ресторан занимал верхний этаж георгианского особняка в Новом городе, вдалеке от сутолоки центра.

Здешние улицы нельзя было назвать пустынными, поставить тут машину — нелегкая задача. Но не для детектива. Ребус въехал прямо на двойную желтую полосу перед входом в ресторан и, несмотря на то что швейцар грозил ему штрафом, вошел внутрь.

В лифте, поднимающем его на пятый этаж, он похлопал себя по животу и с удовольствием убедился, что голоден. Даже если ему предстоит провести самые скучные два часа в жизни, да еще и в компании Фермера Уотсона, поест он на славу. А добравшись до карты вин, оставит господ финансистов без штанов.

* * *

Брайан Холмс вышел из буфета с пластиковым стаканом жидкого чая и посмотрел на него, пытаясь вспомнить, когда в последний раз пил человеческий, нормально заваренный чай. Пластмассовый термос, сэндвичи с ветчиной и шоколадное печенье. Подул, отхлебнул. Подул, отхлебнул. И ради такой жизни он бросил академическую карьеру.

Точнее сказать, этой карьере он посвятил восемь месяцев, изучая историю в Лондонском университете. Первый месяц ушел на то, чтобы научиться ориентироваться в огромном городе и передвигаться по нему, не теряя собственного достоинства. Второй и третий месяц он включался в университетскую жизнь, заводил друзей, ссорился, спорил, налаживал отношения то с той, то с другой компанией. Как начинающий пловец, каждый раз он осторожно пробовал воду. За четвертый и пятый месяцы он стал настоящим лондонцем, уверенно путешествуя каждый день в университет из своей норы в Бэттерси. Его жизнь оказалась подчиненной цифрам — расписанию поездов, номерам автобусов, минутам пересадок и отправления последних составов метро, которые уносили его в общежитие от политических страстей, кипящих в баре. Пропуск нужной пересадки в нужную минуту зачеркивал весь день, а часы пик в метро напоминали ад. Шестой и седьмой месяцы он провел, безвылазно корпя над книгами у себя в комнате в Бэттерси. А когда наступил май, он бросил Лондон и вернулся на Север к старым друзьям. Пустоту, образовавшуюся в его жизни, надо было заполнить работой.

Но зачем, господи, зачем он выбрал полицию? Он еще раз осмотрел пластиковый стакан и запустил им в ближайшую урну. Мимо. Ну и ладно, подумал он. Потом спохватился, вернулся, подобрал стакан и исправил свою ошибку. Ты же не в Лондоне, Брайан, сказал он себе. Проходящая мимо пожилая дама одобрительно улыбнулась ему.

Редки добрые дела в этом скверном мире.

А мир и вправду скверен. Ребус погрузил его в какой-то расплавленный кошмар. Пилмьюир, Хиросима души. Ему казалось, что он схватил дозу радиации.

Он достал из кармана листок, куда аккуратно переписал вчерашнюю стенографию. Найти констеблей не составило труда. Теперь, вероятно, Ребус с ними уже поговорил. Во внутреннем кармане у Брайана лежали взятые в том доме фотографии. Хорошие снимки. Эдинбургский замок в совершенно неожиданном ракурсе. И девушка. На его взгляд, очень симпатичная. Возраст определить трудно, — вероятно, тяжелая жизнь тоже наложила свой отпечаток, но ее грубоватая красота была несомненна. Как он сумеет что-то разузнать о ней, оставалось для него полной загадкой. Кроме имени — Трейси — ему неизвестно ничего. Придется последовать совету Ребуса, поспрашивать всех, кого только можно. Родной город и его обитателей он действительно знал, что сильно помогало в такой работе. Друзья, знакомые, друзья знакомых. После лондонского фиаско он восстановил свои старые связи. В свое время все в один голос отговаривали его ехать и тем более рады были увидеть его снова и убедиться в собственной дальновидности. Неужели это было только пять лет назад?

Почему он пошел в полицию? Еще в школе он подумывал стать журналистом. Детские мечты иногда сбываются, пусть ненадолго. Следующий пункт его плана — редакция газеты. Искать похожие фотографии Замка. Если повезет, нальют чашку хорошего чая.

Он уже собирался двинуться дальше, как вдруг заметил на другой стороне улицы вывеску агентства недвижимости. Он всегда полагал, что фирма, носящая это имя, — одна из самых дорогих. Но ему было уже все равно. Лавируя между застрявшими в пробке машинами, он перешел на другую сторону и остановился перед окном «Боуэр Карью». А через минуту, ссутулившись еще больше обычного, повернулся и направился в сторону мостов.