Я шла по тропе, изображая уверенность, делая шаги бодрыми. Тут не на что смотреть. Не на что.

Моя повязка съехала с одного глаза, и я споткнулась, но спохватилась. Мне все еще было сложно смотреть на мир так — один глаз видел то же, что и другие люди, а другой был почти слепым, замечал только следы духов.

Духовным зрением я увидела, как пролетел крохотный совогрифин. Я обернулась, глядя ему вслед. Я в тревоге огляделась, но никто на тропе не заметил его или меня. Десять лет. За десять лет фейри привыкли к этому лесу. Какие беды они устраивали? Я прищурилась от этой мысли. Нужно было расследовать, какой ущерб существа фейри наносили местным животным.

И если я поймаю одно, будет интересно.

У края города пара стражей Олэна прислонялись к столбикам с разрисованной палкой, которую они поднимали и опускали для проезжающих телег. Они посмотрели на меня и сделали запись в книге возле столбика.

Это было новым.

Перемен было слишком много.

Мою грудь невольно сдавило от их вида. Они были незнакомцами для меня, а я — для них. И это означало, что я каким-то образом была чужаком в единственном месте, которое я считала домом. Это место выросло без меня, его заняли не мои люди.

И я ощущала это и в лесу.

Это место когда-то было знакомым, как мое тело, а теперь стало чужим. От этого меня мутило, сердце ощущалось пустым.

— Элли!

Топот копыт по мягкой земле все еще удивлял меня. Такой звук редко можно было услышать в старом Скандтоне, но теперь я слышала лошадей все время.

Олэн подъехал на фыркающей лошади, ее дыхание вырывалось паром в прохладном воздухе. Лошадь закатила глаза, шагнула в сторону. Я подвинула груз, чтобы освободить руку, и поправила повязку.

— Тише, Цветочек, — Олэн похлопал кобылу по боку ладонью. Я все еще ощущала боль при виде него. Он вырос долговязым. Он был взрослым мужчиной. А я все еще была девушкой. Я была не в такт со всем миром. — Я не знаю, почему она от тебя так нервничает.

— Может, она слышала, что я — охотница, — я взглянула на лошадь. Наша неприязнь была взаимной. Каждый раз, когда я видела ее, я думала о единорогах Фейвальда и их гниющей плоти, свисающей со скелетов.

Олэн неловко рассмеялся.

— Ты знаешь, что в деревне уже нет этой роли, Элли. Я тут Рыцарь, и этот человек защищает деревню. Нам не нужно охотиться ради еды. Мы разводим овец и куриц, коров и коз. И нам не нужен Охотник для защиты. Все способные мужчины в Скандтоне в моем отряде. Тебе уже не нужно носить с собой лук.

Я поправила венки на плече, нахмурилась, когда они задели мои колчан и лук. Я не собиралась отдавать лук и стрелы. Не из-за Олэна. Ни для кого.

— Ты юная девушка, Элли. Дай нам защитить тебя. Нам всем стыдно из-за того, что случилось с твоей семьей.

— Конечно, — я впустила в голос сарказм.

Он говорил со мной свысока.

Снова.

Как в ночь, когда я пришла в дом его родителей и обнаружила его у камина, потягивающего чай в кресле.

— Мы с Хельдрой нашли для тебя место, Элли, — сказал он с улыбкой. — Дом моих родителей переполнен, и хоть моя мама любит общество, тебе нужно жить своей жизнью, раз ты вернулась.

— Я начну завтра чинить наш дом, — осторожно сказала я. Я не знала, как его чинить, но мне тоже не нравилось жить с Чантерами. Я нуждалась в своем пространстве.

Олэн покачал головой.

— Нам нужно забрать ту землю, чтобы расширить пастбища Пастуха. Нет, мы с Хельдрой говорили о твоем переезде к Корнекопам. Жена Эдена беременна их седьмым ребенком, и ей нужна помощь.

— Ты хочешь, чтобы я заботилась о детях? — в ужасе спросила я. Какой родитель в своем уме хотел бы, чтобы кровожадный кошмар, как я, заботился об их малышах? — Я ужасна с детьми. Они из-за меня плачут.

— Эдрине пригодится помощь. Она была твоей подругой. Помнишь?

Будто я могла забыть! Для них прошло десять лет, но для меня — едва ли две недели, потому я и осталась юной.

— Подруга Хуланны, — исправила я, ведь что еще сказать?

— Так или иначе, — сказал он, улыбаясь так, словно гордился собой, — все будут довольны.

Кроме меня.

Я не стала говорить нет. Я просто ушла решительно в ветреную ночь, поднялась к кругу, рыдая и сжимая ключ, умоляя проход открыться для меня.

Я оставалась там всю ночь, а, когда вернулась на рассвете этим утром, мама вручила мне нож с пустой улыбкой, сказала мне делать венки для свадьбы.

Это я и сделала.

Как хорошая девочка.

Что еще они хотели?

Частичка моего разума, которая звучала нынче как Скуврель, смеялась, потому что знала хорошо, чего они хотели — они хотели не меня. Они хотели девочку, какой была Хуланна, пока не ушла в круг. Они хотели девушку, как Эдрина, с ее семью детьми.

Они не хотели Элли, сложную. Ту, которая не могла перестать думать об определенном фейри с одним ухом.

— Спасибо за переживания, — сухо сказала я Олэну. — Наверное, хорошо быть Рыцарем.

Его улыбка была слишком яркой, а тон — слишком серьезным. Кому-то нужно было утопить его в вине. Это его успокоило бы.

— Это великая честь. Я должен быть достойным этого.

— Ты знаешь, что я не буду жить с Эдриной, да? — спросила я, приподняв бровь. Мы были почти на площади деревни, куда я несла венки. А потом я собиралась пойти по одному из магических следов и посмотреть, что я найду.

— Ты — часть нашей деревни, Элли, — сказал Олэн. Что-то заблестело на его нагруднике. На миг это выглядело как Скуврель, его лицо было потрясенным, а потом его озарила радость.

Мое сердце заколотилось, словно я увидела оленя в лесу. Я сглотнула и подавила восторг. Он не был тут. Это было мое воображение.

В ответ Олэну я огляделась в деревне, которая не выглядела как та, из которой я ушла. Посмотрела на три шумных постоялых двора и мощеную площадь. Кто-то построил крышу над колодцем посередине и добавил скрипучую ручку, чтобы поднимать воду быстрее. Я не узнавала даже половины высоких домов с соломенными крышами — один даже был с черепицей! Или новую кузню, или размер магазина мясника. Место было как другая деревня.

Я сразу заметила хороший дом из камня в центре деревни с маленькими каменными стенами вокруг небольшого двора и накидки отряда Олэна висели на веревке и сушились сзади. Рядом с домом был низкий длинный каменный дом, который казался бараками и тюрьмой. Кому-то было хорошо от этих изменений, и этим кем-то был Рыцарь Чантер.

— Разве, Олэн? — лицо Скувреля точно было в нагруднике. Его губы сформировали слова: «Работает». Мои глаза стали огромными, я сосредоточилась на нем через повязку.

— Я помню Олэна, — услышала я шелковый тон вдали. — Он думал, что мог удержать тебя в клетке этой деревушки. Какая смешная не дальнозоркость. Тебе нужно сказать ему, что мы в браке. Разве это не будет весело?

Я что-то слышала. Это было не настоящим. Я покачала головой, чтобы прочистить ее. Я не сходила с ума, как отец.

Олэн нахмурился. Ему не нравилось, что я звала его по имени. Наверное, потому что я напоминала ему, откуда он пришел — из ничтожной деревушки, как я. И куда он мог попасть — в браке со мной, хмурой рыжеволосой девочкой, а не с Хельдрой с красивыми детьми с розовыми щеками. Все были здоровыми, кроме пропавшего мальчика.

— Конечно, Элли, и мы помним своих. Хельдра думала, что тебя может оскорбить предложение помогать Эдрине. Она сказала, что женщина хочет свой дом.

Я хмыкнула. Я хотела вернуть десять лет, одолеть сестру раньше, чем она поведет армию через магический круг, и чтобы пропавшие дети из моей деревни вернулись. Я так много просила? Я хотела, чтобы все в моей семье были в безопасности и не угрожали никому вокруг. Свой дом был низко в этом списке — особенно после того, как они пасли скот на земле, которая была моей.

О, и я хотела увидеть лицо Скувреля, когда я буду требовать ответы из-за всего бреда с браком. Я хотела, чтобы он объяснил, почему решил, что это была хорошая идея. Этого я хотела.

— Я добавил это в письме сэру Экельмейеру этим утром. Я думал, что, может, тебе будет неловко в браке с одним из парней деревни твоего возраста, ведь они были детьми, когда ты… кхм… покинула нас, — он выглядел мрачно, пока продолжал, не заметил, как раскрылся мой рот. — И, конечно, было бы странно, чтобы один из нас, кто был когда-то твоим сверстником, женился на тебе, — я вдруг вспомнила, как вошла в его спальню, и он прижал одеяла к голому телу. Было сложно не улыбаться. — Десять лет — долгий период, и мы все живем дальше. Даже если бы у нас не было семей. Потому я предложил ему послать одного из хороших сквайров помочь мне тут и стать тебе женихом.