— Что ж, придется отказаться от этой мысли, — с грустью произнес Конвей и добавил уже более уверенным голосом: — Где-то находится вторая половина корабля. Если бы удалось ее обнаружить и если на ней находятся тела других членов экипажа, это помогло бы нам разрешить все проблемы. Я понимаю, что этот путь кажется довольно кружным, но при наших темпах он может стать самым быстрым из возможных. Я хочу, чтобы начались поиски второй половины корабля.

Конвей замолчал и ждал, когда разразится буря. Первым отреагировал капитан Саммерфилд.

— Это невозможно! Вы не представляете, о чем говорите! Потребуется мобилизовать сотни две кораблей — весь флот сектора, чтобы прочесать этот участок пространства. И все это ради того, чтобы вы нашли какого-то мертвеца и приступили к лечению еще одного космонавта, который к этому времени тоже станет мертвецом. Я знаю, что для вас жизнь любого существа важнее материальных соображений, — продолжал Саммерфилд несколько спокойнее, — но ваше предложение граничит с безумием. Кроме того, я не имею права не только начать, но даже и предложить такую операцию…

— Таким правом обладает Госпиталь, — вмешался О’Мара. — Вы, доктор, рискуете головой. Если вы найдете вторую половину корабля и в результате пострадавший космонавт будет спасен, мне плевать, сколько это будет стоить и какой шум из-за этого поднимется. Мониторы могут даже похвалить вас за то, что вы помогли им обнаружить неизвестную ранее цивилизацию. Но если он умрет или если он уже умер, вся ответственность, доктор, падет на вас.

Положа руку на сердце, Конвей не мог бы сказать, что он больше обычного заинтересован в спасении пациента. Им руководило не только любопытство, — неосознанное ощущение того, что противоречащие факты составляют часть целого, куда большего, чем погибший корабль и его единственный пассажир. Инопланетные существа никогда не строят кораблей специально, чтобы привести в замешательство земных докторов, и эти противоречащие факты явно должны были что-то означать.

На какое-то мгновение Конвей решил, что он нашел ответ. Где-то в его сознании промелькнул туманный нечеткий образ… Но его полностью стер взволнованный голос Гендрикса, зазвеневший в наушниках:

— Доктор, мы его нашли!

Через несколько минут Конвей обнаружил, что уже установлен временный шлюз между отсеками. Гендрикс и члены спасательной группы разговаривали, не пользуясь радио. Но больше всего Конвея поразила туго натянутая мембрана люка.

В отсеке было давление.

Неожиданно Гендрикс включил рацию и сказал:

— Входите, доктор. Оказывается, можно было просто открыть дверь, а не резать ее. — Он указал на мембрану и добавил: — Давление в отсеке примерно двенадцать фунтов.

Не так много, подумал Конвей, если учесть, что нормальная сила тяжести здесь пять g и плотность воздуха — соответствующая. Он надеялся, что воздуха внутри сохранилось достаточно, чтобы поддерживать жизнь пациента. Очевидно, после аварии воздух постепенно уходил из отсека. Но, может быть, внутреннее давление существа смогло скомпенсировать падение давления снаружи.

— Быстро передайте образец воздуха Курседд! — приказал Конвей. — Как только будет известен его состав, нетрудно будет увеличить давление и на катере, который доставит пострадавшего в Госпиталь. — И добавил: — Пусть четверо спасателей останутся у катера. Для извлечения пациента из отсека нам может срочно потребоваться специальное оборудование.

Конвей вошел в люк в сопровождении Гендрикса, который проверил запоры, закрыл внешнюю дверь и выпрямился. По скрипу скафандра Конвей понял, что давление ворвавшегося из отсека воздуха было большим, чем снаружи. Воздух был прозрачен и не имел ничего общего с предсказанным Курседд густым ядовитым туманом. Герметическая дверь открылась.

— Не входите, пока я вас не позову, — тихо сказал Конвей и ступил внутрь. В наушниках послышалось бормотание Гендрикса, обозначавшее согласие, затем голос Курседд, объявившей, что она включает запись.

Сначала Конвей увидел лишь неясные очертания этой новой формы жизни. Ему необходимо было сопоставить вновь открытое существо с уже виденным — а для этого требовалось некоторое время.

— Конвей! — прозвучал резкий голос О’Мары. — Вы там заснули, что ли?

Конвей совсем забыл об О’Маре, Саммерфилде и множестве радистов, подключенных к его рации. Он коротко откашлялся и начал:

— Существо кольцеобразное, напоминает надутую автомобильную камеру. Диаметр кольца достигает девяти футов, толщина кольца — два или три фута. Масса его, очевидно, вчетверо превышает мою массу. Я не замечаю движений или следов физического повреждения.

Он перевел дух и продолжал:

— Внешний покров гладкий, блестящий, серого цвета, покрытый кое-где толстыми коричневатыми прожилками. Коричневые пятна, покрывающие более половины кожи, производят впечатление раковых образований, однако могут быть естественным камуфляжем. Они могли возникнуть и в результате декомпрессии.

На внешней стороне кольца видны два ряда коротких щупальцевидных конечностей, в настоящее время тесно прижатых к телу. Всего щупалец пять пар, следов их специализации не обнаруживаю. Не вижу также внешних органов. Придется подойти поближе.

Когда он приблизился к существу, оно никак не реагировало на это, и Конвей уже начал беспокоиться, не опоздали ли спасатели. Он все еще не видел ни глаз, ни рта, но разглядел нечто вроде жаберных щелей и ушных отверстий. Он вытянул руку и осторожно дотронулся до одного из щупалец.

Существо будто взорвалось.

Конвей отлетел в сторону. Правая рука онемела от удара, который, не будь на Конвее тяжелого скафандра, размозжил бы кисть. Он лихорадочно включил гравитационный пояс, чтобы не взлететь к потолку, и начал отступать к двери.

Из мешанины вопросов в наушниках, наконец, можно было выделить две основные темы: почему он закричал? И что за шум в отсеке?

Конвей сказал дрожащим голосом:

— Я… я установил, что пациент жив…

Наблюдавший через люк Гендрикс поперхнулся от смеха.

— Клянусь, что в жизни не видел более живого пациента, — восторженно сказал он.