Я подал руку, он рывком поднял меня с земли и, отряхнув от листвы, повесил на плечо сумку. Его пальцы были совсем ледяные, и я, сжав их в своих, желая согреть, стал растирать и целовать их. Он с грустью и нежностью смотрел на меня, позволяя это делать. Потом притянул к себе и обнял, уткнувшись носом в мою макушку, прошептал:

– Вот с хрена ты такой хороший, Темик?

И меня окутало пряно-горькое счастье. Я упивался его теплом, осознавая, что это просто порыв слабости. Что он сейчас словно оголенный нерв, и поэтому я ему нужен. Поэтому он обнимает меня. Но мне было все равно. Это мои секунды. И я поднимаю голову.

– Поцелуй меня, Вик.

Яблочный вкус его поцелуев. Яблочный вкус с легким металлическим оттенком от прокушенной губы. Мой изысканный смертельно сладкий яд. И я пью его поцелуи. Растворяюсь. Не чувствую реальность. Счастье.

Вик отстраняется, берет меня за руку, и мы бредем по скверу под неодобрительные взгляды мамаш, гуляющих с детьми, и пенсионеров. Но мне хорошо, я кошусь на Вика. Удивительный. К нему невозможно привыкнуть, он каждый день разный, и каждый день это грань какого-то совершенства. Сегодня его русые волосы стянуты в небольшой хвост. Запястья обнимают яркие напульсники и еще дюжина фенечек, на шее извивается сложным плетением серебро. Но на лице и ушках нет ни одной капли из его многочисленного пирсинга. Ярко-синяя футболка, словно вторая кожа, обтягивает тело, а узкие джинсы сидят на бедрах так низко, что мне видны бедренные косточки. Я нервно сглатываю и облизываюсь, застряв на них взглядом. Вик разрывает сплетение наших пальцев. Я смотрю, как с каждым шагом на его лицо словно мазками накладывается выражение дерзкого превосходства. Погребая под собой живые эмоции. Как болезненный излом губ меняется на ехидную ухмылку, как резко задирается подбородок, бросая вызов всему. Он оборачивается и кивает мне. Что это? Знак благодарности? Стоящий передо мной парень – Вик в своей худшей ипостаси, и только где-то в глазах еще плещется боль. Но солнечные очки в яркой оправе скрывают от мира его взгляд. Бронебойный Вик.

В университет заходим мы уже по отдельности. И я все пары краешком глаза ловлю его образ. Он сегодня особенно желчен и агрессивен. И я слышу, как его хрипловатый голос с тонной сарказма цепляет любого. Вик ищет себе неприятностей. Но ему не везет, его как минное поле предпочитают обойти. Поэтому он бесится еще больше. А я замечаю в себе замашки мазохиста, хочется подойти к нему и позволить выплеснуть всю накопившуюся боль на себя. Наконец желание побеждает мое чувство самосохранения, и я обреченно плетусь к его парте.

– Вик, – мой голос звучит неправдоподобно громко в наэлектризованной тишине, окружающей Вика. Я чувствую десятки глаз, с недоверием уставившихся на меня. Как же задрот, боящийся собственной тени, сам пришел к эпицентру взрыва? Я, видимо, сошел с ума. Но остановиться не могу.

– Съебись, мелкий. Или хочется неприятностей? – шипит мне Вик.

– Все-все, ты грозный, я понял, я боюсь, – примиряющее поднимаю я руки в успокаивающем жесте.

Вокруг тишина становится просто гробовой. Я хотел бы ярко-красные ленточки в погребальном венке, мелькает у меня мысль. Но губы Вика, вдруг вздрогнув, изгибаются в улыбке. Он, откинувшись назад, заразительно смеется. И я физически чувствую, как витки напряжения разматываются и, истончаясь, испаряются. Чувствую, как вокруг словно оживают, общий шум становится на несколько децибел выше и как-то облегченнее. Вик притягивает меня к себе, заставляя сесть рядом. Хмыкая, говорит:

– Темик, ты неподражаем. Тащи свою сумку. Будешь моим громоотводом.

И с ролью громоотвода я справляюсь. Кажется. Краем уха слушаю лектора. Краем глаза слежу за Виком. Он рисует. Рваные угловатые линии, удивительно переплетаясь, превращаются в дракона с агрессивно оскаленной пастью. Кажется, дракон, прорвав гладь листа, прорывается в наш мир из параллельной реальности. И я отчетливо понимаю, что дракон и есть сублимация гнева Вика. Понимаю, когда, присмотревшись к морде дракона, вдруг вижу такие знакомые и любимые черточки. Фантастика. Как он умудряется совместить такие разные по сути детали в единое целое и наделить все это живыми эмоциями?

С того памятного дня я словно переступил какой-то невидимый барьер, отделяющий Вика от остальных. И я начинал понимать, что он за человек. Я с упоением узнавал о его привычках, о его вкусах, словно слой за слоем разворачивал его, добираясь до сути. И с каждым новым слоем погружался в свое чувство все глубже и глубже. Меня завораживал беснующийся огонь эмоций, горящий в этом парне. И я как бабочка летел в самую гущу этого пламени. Было мучительно больно видеть, как Вик, словно самоубийца, срывается в бездну отчаянья и взмывает вверх на крыльях своих чувств. Кто этот человек, который несколькими словами способен был толкнуть его за ту или иную грань, я не знал. Но научился угадывать, по одному выражению глаз Вика, в какой фазе их отношения. И не было срединных состояний. Никогда. Либо Вик лучился, переполненный счастьем. Либо был в самом жесточайшем раздрае. Я медленно сходил с ума. То от ревности к тому человеку, то от страха за Вика. И разрывался между двумя невозможными желаниями. Чтобы он исчез из жизни Вика и чтобы не исчезал никогда, понимая, что он и есть смысл существования моего Космоса. А за минуты и ночи, когда Вик бывал со мной, я готов был отдать душу и попросить еще одну взаймы, под самый бешеный процент. На периферии наших отношений, если это можно назвать так, постоянно мелькали какие-то люди. Парни, девушки. Но ревности к ним у меня не было. Я понимал, что это всего лишь мотыльки, подобные мне и прилетевшие на свет неимоверно яркого Вика. Он моментально и совершенно искренне забывал о них. Просто не в состоянии удержать их лица и имена в качестве составляющих своего вечно изменяющегося мира.

9

Я сидел на кухне у Вика, поглощенный ожиданием. По кухне плыл незабываемый аромат еды. Мила, близкая подруга Вика, перекинув тяжелую косу через грудь, переплетала пряди золотистых волос. Они самая неподходящая пара. Мила, высокая, плотная блондинка. С царственными жестами и непогрешимым спокойствием. И вечно кипяще-бурлящий изящный Вик. Абсолютные противоположности. Вот и сейчас Мила с невозмутимым спокойствием выговаривала Вику за очередную историю, в которую он умудрился втянуть еще и ее. Вик, сидя с довольной миной мартовского кота, пригревшегося на солнышке, казалось, и ухом не ведет. А я не отрываюсь, по привычке поглощаю его взглядом. Сейчас он блондин, и отросшие пряди волос, свиваясь в мягкие локоны, делают его похожим на ангела. На ангела с дьявольской полуулыбкой. Это сочетание сносит мне крышу. Мила, перекинув волосы на спину, принимается вновь за готовку, когда раздается звонок ее телефона. И Вик, недолго думая, уже через пару мгновений с кем-то разговаривает. Ехидство так и льется из него. Я понимаю, что на ужин нужно ждать гостей, и неприятный холодок предчувствия скользит по позвоночнику прохладной змейкой.

Я оглядываю высокого темноволосого парня. И не понимаю, что происходит. Он явно друг Милы, но почему его взгляд застревает на Вике так часто и становится вдруг тягучим? Почему он с усилием отворачивается от профиля Вика и невидящим взглядом смотрит на Милу? Плохо. Все совсем плохо. Этот поплывший тягучий взгляд я знаю. Тяжелый взгляд похоти. И я напряжен как струна, почти звеню. Перевожу взгляд на Вика и понимаю, что он все прекрасно чувствует. И его движения плавные, и с какой-то ленивой томностью ложатся под взгляды брюнета. Бред? Бред. Но я так чувствую. Словно между этими двумя идет какая-то игра. Я и закипаю. Странно, но меня возникшее напряжение между этими двумя жалит словно настойчивый комар, раздражает. А я-то думал, что уже привык к этим случайным попутчикам в жизни Вика. Ревность удушающей петлей перехватывает мое горло. Так хочется вздохнуть обжигающе холодного воздуха, хочется стряхнуть с себя это марево чужой страсти. Облепившее меня словно паутина. И я путано прощаюсь, буквально сбегая.