Она резко отстранилась. Увы, мгновение было кратким, как и все прекрасное в жизни.

— О ЧЕМ перестать думать? Я ведь еще ничего вам не рассказала.

— Верю, что это было ужасно.

— Хуже и быть не могло.

— А как это перенесла Эймей? — Эймей как раз закидывала сумки на палубу, мрачно карабкаясь на борт. Что же все-таки произошло?

— Надеюсь, ты ему ВСЕ рассказала? — поджала губы Эймей.

— У меня времени еще не было.

Фрэнк вздохнул. Эти женщины, кажется, стали врагами. Какая муха их укусила? Но его-то уж точно не собираются приглашать на чашечку кофе. Воздух между Ханной и Эймей потрескивал, словно аккумулировал энергию молний, таких, какие мечутся между большими металлическими шарами в лабораториях сумасшедших ученых. Эймей с нетерпением ждала, когда же он отчалит.

— Знай я заранее о том, что меня ждет, поостереглась бы, — зло проговорила Эймей.

— Поостереглась? Другим надо остерегаться такой сумасшедшей! Надо же придумать палить по старому, безвредному охотнику на уток!

— Безвредному? Ханна, опомнись, он же охотился не на уток, а на нас!

— Слишком о себе возомнила. Лучше вспомни кота!

— А ты вспомни моего змея!

Фрэнк не выдержал:

— Заткнитесь обе! Ханна, вам лучше сойти на берег. Нед! Готовься отдать швартовы.

— Я еду с вами, Фрэнк, — решительно произнесла Ханна.

— Ого! Почему вдруг? — В другое время он был бы счастлив, но перспектива провести целый час между двумя ссорящимися женщинами его не привлекала. Он точно знал, что произойдет. По дороге к Виктории они помирятся, опять станут подружками не разлей вода, а все шишки достанутся ему.

— Я хотела бы поговорить с мистером Бигелоу об экскаваторе. Если он еще не раздумал.

— Она врет! Дело совсем не в этом! — злорадно выкрикнула Эймей. — Вы знаете, зачем она хочет попасть на судно? Бобры сожрали ее сортир, а она слишком щепетильна, чтобы делать все на открытом воздухе. Неэстетично, видите ли, возвращать природе то, что у нее берешь!

— Это было ужасно, Фрэнк! Я слышала скрежет бобриных зубов, и вдруг мой сарай рухнул! А потом в пламени пылающего трактора я увидела эти сверкающие глаза. И Лодочник… Никогда в жизни мне не было так стыдно!

Эймей повизгивала от злорадного смеха. Фрэнк пытался хоть что-то понять.

— А почему трактор пылал? — наконец нашелся он.

— Его подожгли еноты. Он изуродован, Фрэнк. Груда обгоревшего металла. Все пропало! И провода, и шины, и сиденья! Одни обломки, черные и обугленные. Чарльз любил этот трактор. И башни тоже нет. Лодочник расстрелял ее. А дом, Фрэнк! Везде зияют дыры благодаря Эймей и бобрам. Я скажу вам, что собираюсь делать. Возьму экскаватор Бигелоу и преподам проклятым бобрам урок, который они не скоро забудут. А если при этом осушу утиные болота Лодочника, то так ему и надо. Если бы Эймей получше умела управляться с ружьем, об этом убийце, этом сумасшедшем, мы бы сейчас и не вспоминали.

— Мгновение назад ты называла его безобидным старичком! — закричала Эймей.

Фрэнк с тревогой смотрел на Ханну.

— Будто и не вы говорите, Ханна! — Мстительность так на нее не похожа. Неужели там была настоящая ВОЙНА?

Через некоторое время кое-что стало проясняться. Он стоял у штурвала между двумя женщинами, верещавшими ему в оба уха, и перед его мысленным взором постепенно вырисовывалась вся картина. Да, им выпала бурная ночка. Доведенные до крайности, они набросились друг на друга, словно бешеные псы. Это объяснимо. Но все же картина казалась неполной, в ней было одно белое пятно.

— Эймей, а почему вы стали стрелять в Лодочника?

Она поколебалась:

— Я подумала, что это Тед. Да и выстрелил он первым. Любой бы решил, что это Тед.

— Я так не подумала, — энергично возразила Ханна.

— Но кто такой этот ваш Тед? — Оказывается, враги на острове просто роились.

— Забудьте о Теде. Это был не он. Но когда я поняла, было уже поздно. У нас завязался настоящий бой.

Ханна тут же поправила ее:

— Не у нас, а у ТЕБЯ!

— Лодочник брал убойной силой ружья, а мы — скоростью стрельбы. В общем, бились мы почти на равных. А потом у нас кончились патроны. Кажется, и у Лодочника порох был на исходе, иначе мы бы сейчас здесь не стояли. Затем все стихло, и мы отправились спать. Кстати, куда подевался кот?

— Я оставила ему немного еды.

— Енотам она придется по вкусу.

Они не успокоились и продолжали пикироваться, а Фрэнк тем временем продолжал собирать воедино разрозненные фрагменты воображаемой картины. Одно белое пятнышко так и не закрашивалось.

— Кто же, черт возьми, этот Тед?

— Мне это выяснить так и не удалось, — съязвила Ханна.

— Тед — мой бывший муж, если вас это так уж интересует. Врач посоветовал мне выкинуть его из головы, поскольку воспоминания о нем причиняют мне страдания. Думая о Теде, я так же мучаюсь, как при звуках нью-орлеанского джаза. Но моя щитовидка тут ни при чем. Просто любое упоминание о Теде возбуждает и пугает меня. Врачу легко говорить, к нему Тед с ружьем не приходит.

— Тед так и таскается с ружьем? — Фрэнк тревожно вгляделся в проплывающие острова. Этот сумасшедший парень мог спрятаться за любым мысом и внезапно пальнуть.

— Откуда я знаю? Но ко мне он точно придет с ружьем. Он пообещал это сразу после развода. Даже купил ружье. Просто безобразие, как легко у нас можно приобрести оружие. Правда, вскоре он выяснил, что с двух шагов ни во что попасть не может. Представляете, каким бы дураком выглядел передо мной Тед, попытайся он подстрелить меня. А в дураках оставаться он не любит. Поэтому тут же вступил в какой-то ружейный клуб и стал брать уроки стрельбы. Я слышала, что он относится к этому очень серьезно. А выучившись, он рано или поздно достанет меня. Да-да, обязательно. Это только вопрос времени.

— Прости, Эймей, — смягчилась Ханна. — Я этого не знала.

— Конечно, все может оказаться всего-навсего бурей в стакане. Тед всегда быстро загорался и так же быстро угасал. Хобби у него появлялись одно за другим. — Она широко улыбнулась. — Однажды это были бабочки. Он держал их в стеклянных ящиках пришпиленными, словно флаги какого-нибудь благотворительного общества. Но это скоро ему надоело, он купил кларнет и организовал джазовый квартет. И надо сказать, играли они совсем не плохо. А теперь вот — ружья… Ханна, но как же ты могла упустить моего воздушного змея?

Ханна тут же отпарировала:

— Если мы собираемся оставаться подругами, Эймей, тебе придется признать, что в потере змея одинаково виноваты обе.

Фрэнка поразил ее ядовитый тон.

— Послушайте, давайте обо всем забудем. Вы попали в ужасную передрягу. Эймей напугана своим бывшим супругом. Но сегодня такой прекрасный весенний день, вот-вот солнышко выглянет — и все окажется не так страшно, — сейчас Эймей скажет, будто он говорит, как ее врач, — а в буфете найдется бутылочка ржаной водки. Как говорится, завяжем все морским узлом.

Это предложение оказалось как нельзя кстати. Стаканы были наполнены, и в тесной капитанской рубке запахло праздником. Эймей радовалась, что уезжает с острова. Ханна была счастлива избавиться от Эймей. Фрэнк предвкушал тот миг, когда он окажется наедине с Ханной. Солнечные блики скользили по волнам, и в конце концов все действительно стало замечательно.

И надо же было Неду выбрать именно этот момент, чтобы появиться и объявить, что крысы слопали кота Уилбура.

Нед чуть ли не плакал.

— Фрэнк, от него ничего не осталось! Только клочок шерсти, которым и мышиный зад не прикроешь, да еще что-то похожее на угря в соусе карри. Какой ужасный конец! Пойди и посмотри.

— Я у штурвала, Нед.

— Так отдай штурвал одной из этих дамочек. Ты в ответе за все на судне и должен сказать последнее прости бедняге Оруэллу. Ведь это ты вчера в Виктории забыл погрузить на борт овсяное печенье!

— Да при чем тут овсяное печенье?

— Черт подери, Фрэнк! Ты же знаешь, как крысы любят овсяное печенье! Теперь расхлебывай. Идем на камбуз!