Разве не попали в плен к противнику тысячи мужчин и крестьянских парней, которые завтра могли бы взять карабин, отнятый у врага? Разве по селам, лесам и беженским лагерям не убиты тысячи людей? Разве не угнаны в концлагеря тридцать тысяч стариков, женщин и детей?
А те, что отсиделись в укрытиях, не примкнут ли завтра к четникам, которые наверняка шуруют в селах и стараются превратить окрестности Козары в свою опорную базу?
Не превращена ли Козара в пожарище? Не сожжены ли почти все села от Уны до Приедора, от Савы до Врбаса, от Дубицы до Баня Луки?
Разве Козара не стала подобием гробницы?
Как назвать себя военачальнику, стоящему над могилой стольких рот и батальонов, которыми он когда-то командовал?
Победа это или поражение?
Не скули, сказал он, и голос прозвучал, как чужой. Чушь городишь. Рассуждаешь донельзя упрощенно. Будь диалектиком. Попробуй добраться до сути, сложной и сокровенной…
Ты говорил об одной стороне сражения. А вторая?
Ты сказал, чего достиг неприятель. А чего достигли мы?
Козарский отряд не уничтожен, хотя и убыл наполовину. Разве может быть уничтожен партизанский отряд? Живая сила осталась. Сохранено ядро, вокруг него собирается новое войско.
Козара не разбита. По-прежнему гремят по ней винтовочные и пушечные выстрелы.
Встает из могилы партизанское воинство. Непобедимая сила…
Четников не видно. Не посмели приползти со своей Манячи, гады вонючие. Не перешли через Гомьеницу. Даже и не пытались заглянуть в подкозарские села — знают, что их там ждет…
В самом деле, почему это так?
После таких боев, огромных потерь и смертельной опасности людей обычно охватывают страх, апатия и малодушие, и мысль о капитуляции возникает все чаще, все чаще закрадывается желание прекратить сопротивление, найти единственный выход в том, чтобы встретить могучего противника с покорно опущенной головой. В такое время четники и начинают охоту на людские души, призывают к покорности и сдаче на милость врагу, заключают сделки с усташами и немцами. Так им удалось оторвать от партизан почти всю среднюю Боснию (Раде Радич) и Манячу (Вукашин Марчетич), и они перешли на сторону врагов, примкнули к предателям.
Но на Козаре случилось чудо.
После всего, что произошло, — ни одного четника.
После всего этого — ни одного предателя.
После страшного опустошения, когда на три села оставалось разве что одно человеческое существо (обычно старик или женщина в скорбной черной одежде), не нашлось никого, кто бы обвинил в этой беде партизан. Люди знали, что для обороны было сделано все, что можно. Знали, что Козарский отряд боролся до последнего и что сначала пал он, отряд, а потом беженцы…
Итак, Козара защищалась, покуда были силы. Она была партизанской и партизанской осталась. Истекающая кровью, но партизанская…
А противник? С чем остался противник?
Могут ли усташи считать себя победителями?
Может ли генерал Шталь сказать, что добился своей цели?
Говори, генерал!
Сколько солдат, атаковавших Козару, выведено из строя?
Сколько их убито в боях, взято в плен и расстреляно?
Семь тысяч! Главным образом убито, ибо и пленные расстреливались. (Шоша их большей частью приговаривал к смерти. Действуя в сербском краю, он как будто боялся потерять доверие козарчан — как и Ивица Марушич и Владимир Немет, которые охотнее всего разговаривали с пленными на языке пуль даже тогда, когда партизаны хотели их отпустить.)
С тех пор как 3 июня 1942 года под Ореховой был разгромлен черный легион и в руки партизан попали два танка (которые, впрочем, недолго им прослужили, так как кончился бензин), карателей разгоняли и били, хватали и убивали, отнимали у них пушки, минометы, пулеметы, боеприпасы, ботинки, сапоги, обмундирование. В этом походе партизаны как бы завладели огромным складом, из которого гребли лопатой снаряжение. Почти нацело уничтожена Горная дивизия, которая так никогда и не попала на Восточный фронт, чтобы воевать против русских (к этому ее готовили несколько месяцев). Уничтожен весь 734-й немецкий полк и другие части генералов Шталя, Гойтнера и Боровского. Отложено немецкое наступление на Грмеч и другие повстанческие районы, в которых разгорелась борьба против оккупантов (немцы рассчитывали, что покончат с Козарой за десять дней, а завязли там на все лето). Разве это можно назвать победой?
Даже если противник и победил, то еще вопрос, что кроется за таким множеством могил. Ибо в войнах, да и в восстаниях человек до сих пор терпел только поражения, даже в те моменты, когда он восторженно верил, что осуществил свои самые возвышенные идеалы. В битвах истории, похоже, не было подлинных победителей, хотя многих людей история называла этим именем. Ибо, попирая кучи человеческих костей, только идиот может считать себя победителем. Если он не хочет остаться животным, человек никогда не сможет спокойно взирать на могилы своих противников, в которых тлеют людские кости, подобные его собственным, и похоронены человеческие жизни, загубленные в бессмысленном сведении счетов. Человек может провозгласить себя победителем только тогда, когда перестанет убивать, и только тогда, когда увидит, что завоевал свою победу, не убивая других людей, своих братьев, братьев по человечеству, фатально поделенных на лагеря знаменами, лозунгами, эмблемами и предрассудками…
Едет Шоша на вороном коне, а за ним идет войско. Йосип Мажар едет на запад, к Уне, ведет ПЯТУЮ КОЗАРСКУЮ БРИГАДУ. Лес смотрит на него, птицы встречают песней, солнце усмехается.
Йосип Мажар ведет войско на запад, навстречу новым боям. Осень, с севера налетает ветер, холодны воды, но Шошино войско не останавливается, валит вслед за своим командиром, размышляющим над неисповедимыми путями судьбы. Он знает, за что борется, и знает это каждый козарчанин. Но за что борется армия генерала Шталя, майора Дитера и полковника Франчевича? Шоша защищает Козару, как и козарчане, обороняющие родную землю — свои дома, своих детей, свои кладбища. А что ищут на Козаре эти пришельцы — генерал Шталь, майор Дитер и полковник Франчевич? Какой дьявол гонит их в этот лес, в грозящие смертью овраги, мрачные пропасти и глухие ущелья? За что так осатанело гибло их войско в темные ночи на Козаре?
Гибло, чтобы наполнить нас ужасом и ожесточением. Гибло, чтобы объединить нас. Разве на Козаре, в отряде, не оказались самые разные люди почти из всех концов нашей земли: Обрад из Сербии, Чоче из Черногории, Словенец из Истрии, Ивица из Загреба, Шоша из Баня Луки? Да и другие, живые и мертвые, — Младен, Осман, Иван, Самуило, Владимир Немет-Брацо. Не указывает ли это верный путь всем людям? Не уничтожит ли это объединение, сплочение, взаимопроникновение вековую ненависть, столетиями копившуюся на берегах Дрины и Уны, на рубежах, отделяющих Боснию от Хорватии? Не станет ли единство, достигнутое в борьбе и скрепленное кровью, основой более человечного и счастливого общества, о котором мечтают тысячи ратников по всей Югославии?
Едет Шоша на быстром коне, а за ним ПЯТАЯ КОЗАРСКАЯ УДАРНАЯ БРИГАДА. Это теперь уже не то войско, которое бежало, чуть живое, избегая боя. Эти бойцы жаждут схваток с неприятелем. Может быть, они идут на железную дорогу или на Босанский Новый, а может, и на Крупу или Бихач? Похоже, далеко они собрались — сворачивают к юго-западу. Переходят вброд реку Сану. Осень, вода холодна, кони ржут, но Шошины бойцы не останавливаются; переходят на другой берег и взбираются по холмам к Подгрмечу…
Йосип Мажар ведет войско по холмам, а позади лес, поля и луга. Едет Йосип Мажар на быстром коне, ведет ПЯТУЮ КОЗАРСКУЮ УДАРНУЮ БРИГАДУ, а позади гора, повитая туманом, как мать, провожающая сына в бой (страшится, вздыхает и тихо-тихо плачет, скрывая слезы). Едет Шоша на вороном коне, а за ним полторы тысячи козарчан с оружием, отнятым у врага: винтовками, гранатами, пулеметами и минометами, пушками (танки они оставили в лесу, а самолеты потеряли в Подгрмече, когда Франьо Клуз и Руди Чаявец улетели из Кнежеполья). Шоша ведет войско на юго-запад, то ли на Сухачу, то ли на Крупу, а может, даже на Бихач, чтобы показать, как бьется ПЯТАЯ КОЗАРСКАЯ УДАРНАЯ БРИГАДА. Леса встречают Шошу, птицы приветствуют его песней, а солнце улыбается ему, а позади, вдали, молчит Козара, как мать, провожающая сына в бой…