— Я вам уже говорил и повторяю: никакого отношения к этим ключам я не имею. Это не мои, а ваши ключи. Вы пытаетесь мне их подбросить

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Фадеев.

— Отвечаю: никаких ключей Наташа мне не передавала.

— Да поймите же, Полозов, ваше упорство бессмысленно, оно вам не поможет. Следствие располагает неопровержимыми данными, что вы, решив за что-то отомстить гражданину Евгению Соколову и зная, что тот ночует у гражданки Андреевой, решили совершить против Соколова, а заодно и Андреевой, террористический акт. Вы попросили свою сожительницу Голопупенко раздобыть вам ключи от квартиры Андреевой и, получив их, вошли в квартиру Андреевой и заложили под кровать взрывное устройство с часовым механизмом. В результате взрыва погибли Соколов и Андреева. Перед этим в той же квартире, встречаясь с Соколовым, Андреевой и Лидовым, вы требовали от Соколова деньги, а от Андреевой ее однокомнатную квартиру. И угрожали им. Угрожали вы и по телефону. У нас есть письменное заявление Соколова и показания свидетелей. Надеюсь, вы нам расскажете, какие деньги и за что вы требовали от Соколова? А теперь мы проведем очную ставку с гражданкой Голопупенко.

Тревожное выражение глаз выдавало растерянность Полозова. Он понял: Наташа «раскололась».

Вопреки опасению Фадеева на очной ставке Дива-Наташа Голопупенко подтвердила свои показания. Подтвердил свои показания на очной ставке, состоявшейся на другой день, и телохранитель Соколова Лидов. Полозов же и на очных и на последующих допросах продолжал все отрицать и виновным себя не признал, несмотря на все очевидные улики и показания свидетелей. Его сообщники через адвоката были посвящены в ход следствия, и Полозов надеялся, что путем угроз они заставят Наташу в суде отказаться от показаний, данных ею в процессе следствия. Такой вариант имел в виду и следователь Фадеев: из собственного опыта он знал, что во время господства в стране организованной преступности мафия, как правило, оказывала давление путем угроз и подкупа свидетелей, и те на суде изменяли свои прежние показания, и преступник выходил сухим из воды. Тем более, что и судьи испытывали на себе давление как со стороны мафиозных структур, так и со стороны повязанных с мафией чиновников от юстиции и прочих власть имущих дельцов. Как бы то ни было, но следствие по делу преднамеренного убийства руководителя «Пресс-банка» и его референта было в короткий срок завершено и передано в суд. Кроме главного обвиняемого Полозова, обвинение в соучастии в преступлении предъявлялось и Голопупенко.

Таким образом, очень часто тяжелая, кропотливая и небезопасная работа сотрудников милиции шла насмарку: только один из десяти задержанных и разоблаченных ими преступников был осужден, при этом, не отбыв до конца срока заключения, каким-то непонятным образом оказывался на свободе и продолжал свои прежние противозаконные действия. Таковы уж нравы во времена торжества беззакония и беспредела.

Таня колебалась: идти ей на похороны Евгения и Любы или не идти? Евгения она простила, злой рок жестоко наказал его, но то, что она увидела в квартире Андреевой — окровавленные, обнаженные тела несчастных любовников — ее глубоко потрясло и породило чувство неприязни. И она не пошла на похороны, организованные управлением «Пресс-банка».

На третий день после похорон Тане позвонил Яровой и выразил свое соболезнование. Таня поблагодарила и уже хотела положить трубку, как вдруг Анатолий Натанович задал неуместный в данном случае вопрос:

— Что вы думаете дальше делать?

— В смысле? Я вас не понимаю? — с нескрываемой неприязнью ответила Таня.

— Меня интересует, как сложится ваша дальнейшая судьба?

— Почему она вас интересует?

— Праздный вопрос, Татьяна Васильевна. Вам хорошо известно мое отношение. И вообще, предложения, которые я сделал вам раньше, остаются в силе. Я хотел, чтоб вы знали.

— Всего доброго, Анатолий Натанович, — сдерживая возмущение, ответила Таня и положила трубку. «Наглец и циник. Нашел подходящее время напомнить о себе», — с неприязнью подумала она.

Сырое московское лето катилось к закату. Скупое солнце так и не дало возможности людям насладиться теплом, но Василий Иванович, исходя из житейского опыта, предрекал сухую солнечную осень. «В природе все сбалансировано, и свои долги она обязательно возвращает. Пусть с опозданием, за июнь-июль она отдаст в сентябре-октябре». И он не ошибся: в конце августа южные ветры принесли тепло и мягкое, ласкающее солнце. Напоенные досыта частыми дождями деревья не спешили наряжаться в золото и багрянец. В Шереметевском парке было сухо и вольготно в эти теплые предосенние дни.

Летом выходные дни Таня проводила на отцовской даче, будни поглощала работа, и в парк она заходила редко. После всего случившегося в это трагическое для нее лето — гибель сына, а затем разрыв с Евгением и его смерть — совершился в ее душе какой-то немыслимый переворот: она утратила смысл жизни и веру в людей. Таня внушила себе, что в мире господствует зло, что оно всесильно и неистребимо, а добро — это всего-навсего несбыточная мечта человечества, оно редкий гость, появляющийся от случая к случаю в праздничные дни. В мире царит ложь, предательство, жестокость, лицемерие, нравственный беспредел, и правит этим миром немногочисленная, но спаянная общими эгоистическими интересами банда алчных уголовников, обладающих несметными богатствами, совершенно лишенных нравственных и моральных критериев. Богатство, деньги дают им власть над людьми, которой они пользуются без ограничений, законов и правил. А придуманные ими законы — всего лишь демагогия, рассчитанная на доверчивых простаков и невежественных дураков.

Таня перестала читать газеты и смотреть телевидение, видя в них ядовитый источник лжи, лицемерия, умственного оглупления и нравственного разврата. Но что хуже всего — она погрузилась в пучину одиночества, оставаясь наедине со своими мыслями и чувствами. Ей расхотелось иметь друзей и общаться с ними. Она надела на свою душу непроницаемый панцирь, надеясь, что он оградит ее от мерзостей действительности и пороков. Одно время она хотела найти утешение в религии. Первая попытка обратиться к церкви после гибели сына особого покоя не принесла. После гибели Евгения она решила сделать вторую попытку: будучи на даче, на Троицу — большой престольный праздник — она предложила отцу поехать вместе с ней в Лавру. Василий Иванович сочувственно посмотрел на дочь и сказал: