Просмотрев письма, я отложил с полдюжины, возможно, относящихся к моей теме. В одном из них рассказывалось о недавнем случае у Филиппин: явное подтверждение рассказа капитана «Джиневры». Другое письмо заинтересовало меня тем, что его автор в интригующей форме приглашал встретиться с ним в «Золотом пере». Я решил принять приглашение, тем более, что там всегда можно неплохо перекусить.

Мы встретились неделю спустя. Пригласивший меня мужчина был всего на два-три года старше меня. Он заказал четыре стакана тио-пепе и первым делом признался, что имя на конверте — вымышленное и что сам он — капитан королевской авиации.

— Видишь ли, — сказал он, — сейчас-то они уверены, что мне все померещилось, но едва найдутся доказательства, не преминут сделать это государственной тайной. Такая вот петрушка, дружище.

Я посочувствовал…

— Ладно, — продолжил он, — я все равно влип, а ты собираешь данные, поэтому я все тебе расскажу. Только на меня не ссылайся — не хочу неприятностей от начальства. Нет законов, запрещающих делиться галлюцинациями, но кто знает…

Я понимающе кивнул…

— Это случилось три месяца назад. Обычный патрульный полет примерно в нескольких сотнях миль от Формозы…

— А… а разве…

— Эх, парень, есть множество вещей, которые у нас не афишируют, но и не делают из них больших секретов, — сказал он. — Итак, я совершал обычный патрульный полет. Радар засек их еще вне зоны видимости, далеко за мной; они стремительно приближались с запада. Я решил выяснить, что это, и пошел на перехват; попытался связаться с ними, но безрезультатно. Три красные точки — я видел их — три красные точки, яркие даже при солнечном свете. Я снова и снова вызывал их — ни ответа, ни привета. Не обращая на меня никакого внимания, они неслись с бешеной скоростью, хотя я сам летел со скоростью близкой к пятистам.

Так вот… — Он перевел дыхание. — Я — капитан патрульной службы, и я доложил на базу, что передо мной неизвестный тип летательных аппаратов — если это вообще можно назвать летательным аппаратом — и, так как они не отвечают, я предложил пальнуть по ним. А что еще оставалось? Дать им уйти? Тогда какого черта я вообще патрулирую! Неохотно, но база все же согласилась.

Для очистки совести я еще разок попытался выйти с ними на связь, но им было плевать на меня и на мои сигналы.

Мы сближались. Нет, это точно были никакие не летательные аппараты, это было именно то самое, что ты описал в передаче: темно-красное ядро с розовым ореолом. Я сказал бы — миниатюрные красные солнца. И чем дольше я на них смотрел, тем меньше они мне нравились. Я установил гашетку под контроль радара и позволил им обогнать меня. По моим подсчетам они двигались со скоростью более семисот.

Секунда-две, и орудие выстрелило. Казалось, шар взорвался одновременно со спуском гашетки. Эх, парень, видел бы ты, как он взорвался! Мгновенно разбух до неимоверных размеров, становясь из темно-красного — розовым, из розового — белым и весь в эдакую малиновую крапинку. Ну и зрелище, доложу я тебе! Самолет мой тряхнуло взрывной волной, может быть, попали осколки… Не знаю, сколько прошло времени, наверно, немного (я — счастливчик, парень), потому что когда пришел в себя, обнаружил, что еще жив, а самолет быстро теряет высоту. Три четверти моего правого крыла — как не бывало, левое тоже выглядело не лучшим образом. Я понял, что пора катапультироваться, и, к моему удивлению, катапульта сработала.

Он призадумался, а потом добавил:

— Я понимаю, что не сказал тебе ничего нового, но обрати внимание на два момента: они перемещались значительно быстрее, чем те, которые видел ты, это — во-первых. И во-вторых, что бы это ни было, оно очень уязвимо.

Единственное, что мне еще удалось из него выпытать, это то, что после взрыва шар не развалился на части, а исчез, лопнул, взорвался весь, целиком, полностью. И, как ни странно, это обстоятельство впоследствии оказалось более значимым, чем думалось вначале.

В последующие недели пришло всего несколько писем, а затем болидная эпопея вовсе стала напоминать историю с Лохнесским чудовищем.

Все, касающееся болидов, спихивали мне — на И-Би-Си это считалось моим делом.

Изредка из обсерваторий сообщали, что ими зафиксированы красные объекты, перемещавшиеся на высоких скоростях. Однако там были очень осторожны в своих утверждениях, да и ни одна газета все равно б не напечатала об этом ни строчки, хотя бы потому, что все это сильно смахивало на НЛО, а читатели, по мнению редакторов, предпочли бы в качестве сенсации что-нибудь новенькое.

Но все же материал постепенно накапливался и спустя два года события получили должную огласку и внимание.

Тринадцать болидов! Первой их засекла радарная станция на севере Финляндии. Болиды двигались в юго-западном направлении со скоростью тысяча пятьсот миль в час. Финны в своем сообщении назвали их «неопознанными летающими объектами». Шведы тоже засекли их, когда они пересекали территорию страны; им даже удалось наблюдать объекты, и они описали их как маленькие красные точки. Норвежцы подтвердили информацию, но, по их данным, скорость точек не превышала тысячи трехсот миль в час. Шотландская станция доложила о них как о телах, «видимых невооруженным глазом», перемещающихся со скоростью тысяча миль. Две станции в Ирландии сообщили, что «неопознанные летающие объекты» пролетают прямо над ними в юго-западном направлении с небольшим отклонением. Еще более южная станция определила их скорость — восемьсот миль в час и утверждала, что они «отчетливо видны». Метеорологическое судно на 65 градусе северной широты зафиксировало скорость тел — пятьсот миль, и это было последнее известие.

Причина, по которой сообщение именно об этом полете болидов оказалось в передовицах, тогда как предыдущие остались без внимания, заключалась не только в обилии поступивших сообщений, позволявших вычертить траекторию полета, причина была — в самой траектории. Но, несмотря на окольные намеки и даже прямые выпады, на Востоке молчали.

После первых атомных испытаний в России и последовавших за ними поспешных и нехарактерных для Востока объяснений, Москва взяла за правило в подобных вопросах симулировать глухоту. Такая политика имела определенный успех, создавалось впечатление, что за молчанием непременно стоит сила. Ну, а поскольку те, кто был хорошо знаком с действительным состоянием дел в России, не собирались афишировать своей осведомленности, то игру в непричастность можно было продолжать и впредь.

Швеция, избегая конкретизации, объявила, что они предпримут меры против любого посягательства на их воздушное пространство со стороны кого бы то ни было. Британские газеты заявляли, что некая супердержава, столь ревностно охраняющая свои границы, должна признать подобное право и за другими странами. В американских журналах говорилось, что, имея дело с русскими, надо стрелять первым.

Кремль… не реагировал.

В редакцию посыпались письма. Сообщения о болидах шли отовсюду, я только успевал отбирать наиболее яркие, откладывал в сторону остальные. Было в них и несколько описаний болидов, спускающихся в море, причем настолько похожих на мои собственные наблюдения, что я не был уверен в том, что их не позаимствовали из моей же радиопередачи. В целом, вся корреспонденция оказалась кучей предположений, догадок, бесконечных историй, информации из третьих рук, чистых фантазий, и я мало что извлек из этой кипы бумаг. Но два вывода я все-таки сделал: ни один человек не видел, чтобы болид приземлялся на сушу; ни одно из погружений не наблюдалось с берега — все они были замечены с борта корабля или самолета, далеко в море.

Сообщения поступали еще несколько недель. Скептики сдались, и только самые стойкие из них продолжали твердить: это не более чем галлюцинации. Письма приходили, но мы тем не менее не узнали о болидах ничего нового, ни одной фотографии — как у охотника, который в ответственный момент всегда оказывается без ружья.

Но зато следующая вереница болидов пролетела как раз над тем, у кого оружие оказалось, причем, в буквальном смысле слова.