С товарищеским приветом Миша Т.
Вы просите песен, их нет у меня, но что знаю о жизни и деятельности организации, я сообщу, основываясь на личном наблюдении и на тех сведениях, которые слышал от К. Ковалевича.
Начало этой организации положил, по сведениям Ковалевича, некто Бжостек, выпустив 1-ю листовку к 1 мая. Потом недостаток средств и людей заставил на время прекратить работу, уехать на Украину, найти средства и людей для работы; там он и затерялся, не найдя ни средств, ни людей. После долгого ожидания, приблизительно двух месяцев, Ковалевич поехал вслед за ним на Украину, с тем чтобы разыскать его. Доехал он до Харькова, Бжостека там не нашел, дальше ехать не захотел и остался в Харькове. Когда Деникин стал подходить к Харькову, он, получив от какой-то группы средства и подобрав себе публику (латышей часть), выехал с ней из Харькова. По приезде в Москву Ковалевич взялся за установление связи с рабочими, а остальная публика села в ожидании у моря погоды. Когда средства стали подходить к концу, они решили их пополнить и взяли (первое их дело в Москве), если не ошибаюсь, в отделении народного банка на Серпуховской площади. Второе дело – я не знаю, где они брали; третье – народный банк, Большая Дмитровка. После чего все латыши из Москвы уехали. В Москве осталась незначительная группа под руководством П. Соболева, которая незадолго до ареста сделала еще где-то экспроприацию. Потом они куда-то уезжали. Когда они вернулись, я не знаю, ибо вплоть до своего ареста я их ни разу не видел. За все время своего нахождения в Москве они выпустили следующие листки:
1) «Правда о махновщине», 2) «Где выход», 3) «Извещение», 4) «Декларация», 5) № 1 газеты «Анархия», 6) «Медлить нельзя» и 7) № 2 газеты в следующем количестве; 1) количества не знаю, 2) 15 000, 3) не знаю, 4) не знаю, 5) не знаю, 6) 3000 и 7) приблизительно 3000, причем печатались они в следующих местах: 1) и 2) – через Молчанова, который по просьбе Ковалевича нашел типографию; 3), 4), 5) и 7) – в подпольной типографии и 6) – в одной типографии, которую по просьбе Ковалевича нашел некто Мухин. Взрыву в Леонтьевском пер. предшествовали следующие обстоятельства. В тот же день в 3 часа, по рассказу Ковалевича, явился на Арбат один левый эсер,[253] который сказал якобы, что вечером состоится собрание комитета РКП (б), на котором будут все видные представители партии и будут обсуждать вопрос о введении в Москве осадного положения и о борьбе с анархистами подполья, о которых комитет якобы имел уже некоторые сведения, об ее работе, об ее количестве. В тот же день вечером акт был сделан. Кто принимал в нем участие, точно не знаю, но знаю, что там были Соболев, Барановский, Миша Гречаников; кто бросил бомбу, не знаю, но факт тот, что дело, сделанное под влиянием чувств, им самим не доставило никакого удовлетворения, они сами испугались своего акта, когда узнали, что большинство погибших там рабочих. Чем и можно объяснить тот факт, что «Извещение», выпущенное после акта, было подписано не организацией, а каким-то несуществующим повстанческим комитетом. По всему вероятию, и они боялись взять на себя ответственность за дело, которое впоследствии они же сами ничем не могли оправдать и не оправдывали, и если впоследствии они опять кричали в своей газете о том, что сделали они, то я лично думаю, что это вызвано не сознанием самого акта, а скорее их упрямством, их нежеланием сознаться в своей ошибке, короче, желанием остаться правыми в своих действиях. Вот все, что можно сообщить о жизни и деятельности организации анархистов подполья.
Что касается отношения большинства членов этой организации к большевикам, то оно было отрицательным потому, что, по их мнению, в партию вошло много элементов, ничего общего не имеющих с рабочим классом и с революцией.
Отношение к тов. Ленину и Луначарскому было самое хорошее. Несколько раз некоторые из них высказывались, что, если бы им предоставилась возможность без всякого риска убить Ленина, они бы его не убили потому, что уважали его как революционера.
Приблизительно в апреле месяце некто Бжостек, которого я не знаю, приехал в Харьков на розыски Василия Соболева и на подыскание надежной публики на взятие в Москве в каком-то учреждении 40 миллионов. Соболева он не нашел в Харькове и поехал дальше в царство махновщины – в Гуляй Поле. Встретил он там Марусю Никифорову и остался там, не найдя ни публики, ни Соболева. После отстранения Махно от должности «комдива» части анархистов приехали в Харьков, где в это время был уже и Ковалевич, который приехал в поисках Бжостека. После расстрела штаба Махно приехавшая публика, которая работала у Махно, возмутившись актом расстрела, решила отомстить за смерть махновцев смертью лиц, принимавших участие в вынесении приговора о расстреле: Пятакова, Раковского и др. Но страсти остыли, и решено было начать бить по центру, то есть Москве, откуда якобы исходит все зло.
Этот план поддержал Ковалевич, который давно мечтал о поднятии массового движения рабочих против комиссаров за октябрьские завоевания, безвластные советы и конфедерацию труда. На этом плане они и столковались, начался подбор людей; к этому времени приехал Соболев, который, также согласившись с этим планом, предложил для работы группу латышей приблизительно 18 человек, потом было подобрано человек 6–7 русских, но средств не было, и вот через Соболева были взяты у одной группы средства в размере 300 000 рублей.
Итак, публика сговорилась, подбор сделали, средства достали и, веря в свои силы, двинулись в путь, разбившись на две группы.
Начало сделано. Ковалевич, опоздав на поезд, остался в Харькове. При наступлении Деникина на Харьков ему удалось выехать совместно с еще одним человеком и со мной. По приезде в Москву оказалось, что публика еще не приехала. Но Ковалевич не унывал, он начал подыскивать квартиры, завязывать связи с рабочими и вскоре написал первую листовку – «Правда о махновщине», которую и отпечатал через посредство своего старого знакомого некоего М.[254] (меньшевика) в размере 10 000 за 15 000 рублей.
Итак, фундамент был заложен. Приехавшая публика ничего не делала в ожидании возвращения Бжостека и взятия 40 миллионов. Но «барина все нету, барин все не едет», средства пришли к концу. Начали понемногу шевелиться, выходить на разведку и в один прекрасный день взяли отделение народного банка по Серпуховской площади, если не ошибаюсь, на 800 000 рублей, после чего последовала вторая листовка «Где выход» через ту же типографию в количестве 15 000 за 22 500 рублей; потом взяли, если не ошибаюсь, отд… банка на Таганской площади, в каком размере – не знаю. Потом отделение народного банка на Дмитровке, кажется, 800 000 рублей. После чего латыши уехали в Латвию, забрав большую часть средств с собой; оставшаяся публика подыскала дачу, нашла (через чьи руки, не знаю) где-то шрифт и станок для печатания, устроилась на даче и отпечатала свою декларацию, количество не знаю.
Дальше вам известно из предыдущей записки.
Любимец матери, рожден в 1895 году, учился в Москве в 1-м Андроньевском училище. Окончил 3 класса со свидетельством, с большой жаждой учиться и весьма способный. Но нужда заставила отказаться от учения и бросила с ранних лет в работу. В Харькове поступил в переплетную в учение на 3 года; проработав около года, он уже считался мастером, получил оклад мастера и этим поддерживал семью в 5 человек, не считая отца, который служил дворником.
Стремление к знанию заставляло его все свое свободное от работы время, все праздники отдавать на изучение дома разных наук, как-то: арифметика, алгебра, история, литература и т. д., в дальнейшем посещал Харьковские рабочие курсы, вечерние, где отдался изучению всеобщей истории, геометрии, алгебры, французскогои немецкого языков. Тут же впервые ознакомился с социализмоми познакомился с некоторыми работниками РКП (б), в том числе и с Погодиным. В 1916 году принимал участие в распространениипрокламации против войны иустройстве стачек в своем предприятии, во время революции работал в мастерской и свободное время уделял организации рабочих клубов и библиотек и вообще все время вел мирную, кропотливую культурно-просветительную работу, где только находил возможным.
