Нарушитель идет в самую топь. Значит, он или знает еще одну, никому не известную тропу, либо идет на верную гибель, не подозревая о трясине.
Теперь и Роману приходилось брести наугад, прощупывая ногами зыбкое илистое дно.
Он упал в ложбину между двумя кочками – ему послышался слабый крик.
Роман замер, вдавив тело в темную жижу. Потом он увидел две согнувшиеся в напряжении фигуры с длинными шестами.
Он встал перед ними, когда нарушители подошли к кочке совсем близко.
– Руки вверх! – глухо, севшим голосом приказал пограничник.
Первый, высокий плотный мужчина, послушно вскинул руки, отбросив шест. Второй, узколицый, гибкий, рухнул в топь, успев выбросить вперед руку с бесшумным пистолетом. Пуля стеганула по прикладу автомата Покоры и рикошетом ушла в горелый лес.
Роман короткой очередью, как ему показалось, достал узколицего, как вдруг высокий в брезентовом плаще, воспользовавшись секундной заминкой, метнулся за ближайшую кочку, и оттуда сухо треснул выстрел. Роман почувствовал, как сорвало фуражку. Пограничник полоснул очередью по кочке, за которой затаился нарушитель, и, пригнувшись, упал в ложбину.
Посвистывая, пули прошивали над головой холодный воздух, с причмокиванием входили в сырые кочки.
«Вот оно все как обернулось, – подумал Покора. – Волки-то матерые. Где же второй?»
По выстрелам Роман понял, что второй нарушитель жив и тоже ведет огонь. Но где он?
Покора чуть приподнялся, чтобы по вспышке определить место нахождения узколицего. И тут же начал оседать, ощущая, как что-то горячее и липкое растекается под рубашкой у левого плеча. Потом пришла боль, острая, ломящая.
Превозмогая нахлынувшую слабость, Роман стал отползать из-за кочки к единственному сухому островку, где рос кустарник и откуда простреливался почти весь участок невидимой тропы.
Позиция в ложбине, за кочкой, была уязвима, ее можно было обойти, островок же надежно укрыл бы его в кустарнике.
Покора слышал глухой стук пуль, входящих в кочку – она все еще прикрывала его, и полз медленно и тяжко, чувствуя, как немеет левая рука.
Покора досадовал на неудачную очередь по узколицему, на ранение, которое еще неизвестно чем кончится.
«Граница любит умных», – вспомнил он слова капитана Стриженого. А он, ефрейтор Покора, не новичок и должен был предусмотреть такой вариант задержания.
Как бы все было просто, если бы не заболела Вега, сильная широкогрудая овчарка. Роман обычно ходил с ней в дозор. Но Вега тяжело заболела, а замены ей не нашлось. Теперь вся надежда на Смолова. Он должен был слышать выстрелы.
Рука мертвела от плеча к локтю. Роман уже не чувствовал и теплоты крови. Опираясь на здоровую руку, он с тупой методичностью отвоевывал сантиметры у пространства, отделяющего его от кустарника.
Нарушители прекратили стрельбу, может быть, думая, что пограничник убит – ведь он не отвечал на выстрелы.
Лежа в своих укрытиях, они не могли его видеть, но стоило одному из них встать, как распластанное в ложбине тело прочиталось бы четко на белом пружинистом мху. Но нарушители медлили. Роман заполз в кустарник и дал себе отдохнуть. Пограничник изготовился для стрельбы, зорко всматриваясь в ставшие неясными кочки. Он вспомнил о времени и взглянул на часы. Смена прибудет не раньше чем через два часа.
«Будут прорываться или пойдут обратно?» – подумал Покора, вслушиваясь в тишину.
Плеск выдал движение. Неясные сгорбленные тени качнулись над кочками.
Нарушители приближались, вырастая в ясно видимые фигуры, и Роман догадался, что они решили проверить свою версию: не убит ли он?
«Им очень нужно пройти, иначе бы они не решились на такое, – подумал пограничник. – Они рискуют, готовы прорваться даже с боем, – значит, дело у них исключительной важности. И они теперь знают, что я один...»
Нарушители шли с двух сторон к кочке по-звериному быстро и осторожно, готовые стрелять на шорох, на любой подозрительный звук. Тренированным слухом они старались уловить малейшее движение в ложбине, и Покора, наблюдая за нарушителями, понял, что принял единственно правильное решение: укрыться на островке.
Пограничник осторожно нащупал в подсумке ракетницу и две красные ракеты. Выпущенные одна за другой, они скажут наблюдателю на вышке о нарушении границы. Но Роман боялся, что ракеты завязнут в клейком, густом тумане, окутывавшем болото. Нужно попытаться обезоружить обоих нарушителей. Значит, он должен стрелять первым, и без предупреждения и окрика.
Резкое восклицание донеслось с места, где остановились нарушители.
Узколицый в ватнике взмахнул рукой с пистолетом, и в это же мгновение Роман нажал на спусковой крючок своего ППШ. Он почти не целился – мушка расплывалась в сумрачном полусвете.
Ефрейтор увидел, как, выбитый короткой очередью из руки узколицего, отлетел в сторону пистолет, и тут же ощутил, как у самой щеки в землю вонзилось что-то горячее. Он буквально почувствовал щекой эту пулю.
И тогда пограничник послал длинную очередь во второго нарушителя, сошедшего с тропы и снова угодившего в топь.
Высокий упал, но тотчас поднялся и крикнул сдавленным голосом:
– Мы сдаемся... не стреляй!..
Он стоял с поднятыми руками, покачиваясь как пьяный, и Роман понял, что нарушитель ранен. И все же ефрейтор медлил подниматься. Поза высокого настораживала пограничника.
– Брось гранату! – внезапно крикнул Роман. – Или стреляю!..
Он крикнул это наугад, подозревая хитрость со стороны нарушителя в плаще. И вдруг увидел, как из рукава высокого вылетел небольшой светлый предмет и глухо шлепнулся в болотную жижу.
– Повернуться спиной! – скомандовал Покора из кустов.
«Мне не связать их с одной рукой даже по очереди», – мелькнула мысль.
Ефрейтор с трудом поднялся, преодолевая сильную слабость. Но голосом твердым и звонким приказал:
– Кругом... дистанция пять метров... вперед!
Белый мох пружинил под ногами, как сухая мочалка, шуршал и крошился. Белесая мгла клубилась над водой. Ноги все глубже уходили в топь.
Покора потерял тропу еще раньше, когда покинул спасительный островок. Туман скрыл от него ориентиры, а нахлынувшая слабость толкнула на ложную дорогу.
Теперь ефрейтор двигался по компасу строго на восток.
Они шли сквозь горелый лес, и мертвые деревья падали перед ними от одного прикосновения.
Перед глазами у Романа плыли радужные круги. Он смутно различал двигавшиеся впереди него фигуры нарушителей. Оба за все время не обернулись ни разу. В их движениях сквозила скрытая угроза.
Узколицый шел мелким шагом, нагнув голову, придерживая здоровой рукой раненую кисть.
Проводник, покачиваясь, медленно и тяжело переставлял ноги. Слышно было, как он постанывает. Пограничник так и не смог определить, куда же ранен нарушитель.
Тонь расступалась перед ними и смыкалась сзади темной, свинцово поблескивающей массой.
Роман все же надеялся до темноты выбраться из болота на сушу, откуда до заставы было недалеко. И Смолов должен был уже поднять тревогу.
Он выдерживал дистанцию, достаточную для того, чтобы переложить автомат с плеча в здоровую руку.
Густели сумерки. Роман с трудом различал спины задержанных. И тогда он скомандовал:
– Стой!
Нарушители остановились.
Покора разрешил им сесть на кочки поодаль друг от друга и сделать перевязку по очереди.
Сам же он лег прямо в воду, положив автомат на поваленный ствол дерева. Пограничник видел, как рвал зубами индивидуальный пакет узколицый, как ловко и быстро забинтовал он здоровой рукой задетую пулей кисть, как, наглея, достал из внутреннего кармана пачку сигарет, выдернул зубами одну и щелкнул зажигалкой.
«Пусть курит», – подумал Роман, чувствуя, как тело начинает сотрясать озноб.
Он стиснул зубы, чтобы унять дрожь. От усталости и потери крови он не мог непрерывно смотреть на задержанных и, давая себе передышку, закрывал глаза, чутко вслушиваясь в шуршание одежды, в треск разрываемого бинта.