– Знаешь, это мой отец…

Хьюго не сразу включился. Душа его витала далеко от тела, которое вело черный «БМВ» по французской дороге. В некотором смысле это не было преувеличением: огромная часть его памяти и личности навсегда осталась там, перед той две­рью в жуткий пыльный погреб, набитый мертвыми телами, разрушенными жизнями.

– Твой отец? – хрипло переспросил он.

– Да… это он меня попросил… и я ему обещала… Никому не рассказывать того, что он писал…

Хьюго нахмурился.

Тем хуже – в любом случае через двадцать че­тыре часа Алиса Кристенсен навсегда исчезнет из его жизни. Пусть подавится своими проклятыми секретами!

Перед ним расстилалась лента дороги, у него была кассета Джимми Хендрикса, а зажигатель­ная гитара Перпл Хейз в конце концов все «устаканила».

Ему даже удалось прогнать из памяти то про­клятое видение. Ту гребаную дверь с распятым на ней человеческим телом.

Она оказалась на восточной дороге, шедшей вдоль побережья. Раствориться в пейзаже. Узнать эту землю, эту страну, насладиться ее ароматами и языком, привыкнуть к лицам и видам…

Чтобы быстро продвинуться, придется рассчи­тывать на интуицию и везение.

Один из каналов передавал безликую мелодию в стиле диско. Слева тянулись пляжи, обсаженные кипарисами и соснами. Анита начала отбивать такт по рулю, слушая песню Уитни Хьюстон.

По широкой скоростной дороге № 125 она про­ехала Ольяно, несясь вперед по серой ленте шоссе.

Солнце давно нырнуло за горизонт, упав по другую сторону Атлантики, – наше светило всегда точнее любых часов и приборов.

Деревья, выхватываемые фарами из темноты, напоминали огромных призраков.

Анита решила остановиться в небольшой хар­чевне, которая возникла перед ней на мысе, в стороне от пустынной дороги, словно свалившись с неба. Она поставила машину на пустую стоянку и вошла во влажно-жаркий зал с белыми оштукатуренными стенами, на которых были развешаны рыболовные сети и чучело рыбы-меч.

Внутри, за столом у окна с видом на океан, ужинали двое старых рыбаков. Вглубине четверо мужчин помоложе играли в карты. Один из них оказался хозяином. Он сразу поднялся навстречу Аните с обычным для этих мест простым и сдер­жанным гостеприимством, улыбнулся, произнеся несколько слов, состоявших преимущественно из шипящих звуков.

Анита коротко ответила и прошла к столику у окна, позади того, где сидели рыбаки.

Она заказала большой стакан сервесы, съела несколько оливок.

Через окно она видела белые перила огражде­ния над растущими на склоне соснами, спускав­шимися к пляжам. По морю бежала легкая зыбь, волны складывались в затейливые фигуры, а над водой самоуверенно сияла полная Луна.

Тихонько пела старая пластинка. Простая ме­лодия, в которой звучала традиционная порту­гальская печаль. Песня рыбаков – таких, как эти двое стариков, молча попивающих свой бакальхао.

Четверть часа спустя они поднялись и вышли из ресторанчика, негромко попрощавшись с ос­тальными и почтительно, но с достоинством, по­клонившись Аните.

Она подозвала хозяина, чтобы заказать кофе, а когда тот подошел, достала из сумки фотографию Стивена Тревиса:

– Я ищу этого человека, он мой друг. Англича­нин, бывший моряк. Мне сказали, что он жил в ок­рестностях Фару.

Хозяин внимательно и вежливо изучил сни­мок, потом, отрицательно покачав головой, вернул Аните:

– Нет, я его не знаю… Эй, Жоакин, посмотри, знаешь этого типа? – Он обращался к картежнику в красной рубашке. Тот поднял на него взгляд:

– Что там, Антонио? Что за тип?

– Вот, гляди… – Хозяин помахал снимком. – Иди сюда, посмотри, он друг нашей маленькой ино­странной гостьи.

Мужчина положил карты, встал, подошел к хо­зяину.

Внимательно изучив фотографию, он тоже от­рицательно покачал головой.

– Эй, ребята, а вы его знаете?

Жоакин отнес карточку своим приятелям, они смотрели, передавая из рук в руки, вежливо отве­чали:

– Нет, нет…

Жоакин вернул фотографию хозяину, тот про­тянул ее Аните:

– Мне жаль, мадемуазель, мы не знаем, кто это. Вряд ли он здесь живет… А вы-то сами откуда?

– Из Голландии… Из Нидерландов, – почему-то растерявшись, уточнила она, пряча снимок.

– Вы знать эти места? – Хозяин перешел на ломаный «туристский» – голландский.

– Нет, я здесь впервые. – Анита ответила ему по-португальски. – У вас есть свободная комната. На эту ночь?

– Ну конечно! – Хозяина восхитило то обстоя­тельство, что молодая иностранка с севера решила остановиться в его гостинице. – У меня есть очень красивая комната с окнами на море, на втором этаже.

Он поднял глаза к потолку, затянутому сетью цвета сушеной морской травы.

– Отлично… А можно мне коньяку к кофе?

– Коньяку? – переспросил хозяин. Анита молча кивнула.

Он вернулся через три минуты с кофе и бока­лом, в котором плескалась янтарная жидкость, по­ставил посуду на стол так торжественно, как если бы угощал Аниту амброзией или частицей крови из чаши Святого Грааля.

Анита благодарно улыбнулась и поблагодарила по-португальски, потом сделала глоток обжигаю­щего напитка с французским коньяком.

Хозяин вернулся к столу и спокойно продол­жил игру.

Луна над океаном заигрывала с волнами и пе­ной.

Анита залюбовалась видом сливающихся с мо­рем небес. Она не смогла бы вспомнить, когда подня­лась с места, взяла ключи от комнаты и поднялась наверх в сопровождении хозяина (он счел своим дол­гом донести ее маленький чемоданчик до дверей).

Анита вошла, бросилась на кровать, зашвыр­нув одежду на кресло у окна, и нырнула под све­жие простыни с забытым ощущением счастья и легкости. Она проспала десять часов, ни разу не проснувшись.

Оранжевое круглое слепящее солнце опускалось за горизонт прямо перед ними. На небе волшебного густо-синего цвета не было ни облачка, и только ог­ненный шар освещал вселенную теплым светом.

Стрелка показателя уровня бензина собира­лась вот-вот поцеловаться с нулем.

– Так, – объявил Хьюго, – на следующей оста­новке писаем и заправляемся!

Десятью километрами дальше под фонарем они заметили рекламный щит «Тексако». Хьюго ос­тановился, залил полный бак высшего сорта и сно­ва прыгнул за руль.

Оказавшись на дороге, ведущей к Памплоне, достал упаковку дезоксина и, не запивая, прогло­тил сразу две таблетки. Не прошло и двух минут, а нога по собственной воле решила вдавить в пол пе­даль газа, но он совладал с собой, включив на вся­кий случай противорадарную «квакушку».

Хьюго вел машину, как загипнотизированный: нервы на пределе из-за скорости, во рту – горький вкус, губы потрескались и высохли.

Он больше не включал ни радио, ни магнито­фон, ему хватало мерного гудения мотора в ночи.

Немного недоезжая до Торрес-дель-Рио Хуго заметил боковым зрением какое-то движение. Невероятным – почти гимнастическим – движением Алиса перекатилась через сиденье и очутилась ря­дом с ним. Хьюго повернулся к ней, удивленно под­няв бровь.

Девочка слабо улыбнулась в ответ.

Она будто хотела сказать: «Мы ведь в одной лодке, правда?» Ему нечего было возразить.

Несколько часов спустя Алиса сделала шаг к примирению. Сразу после Бургоса, недоезжая до Квинтана-дель-Пуэнте, девочка внезапно напря­глась, съежилась. Он не понимал, в чем дело: толь­ко что она казалась ему невероятно сосредоточен­ной, погруженной в глубокие размышления. Наступила ночь. Чтобы разрядить атмосферу, он включил радио, покрутил ручку, ища что-нибудь приличное на средних волнах. Диско, кантри, дис­ко, диско, местное варьете, диско, ага, вот класси­ка, ну уж нет, только не Оффенбах, снова диско, фольклор, какой-то нудный спор, диско и… Одна фигня!

Напев блюзовой гитары плыл в пространстве, как жар недуга. Он не узнал отрывка, но решил, что это Элберт Кинг.

– Хьюго… Я ужасно хочу поспать в настоящей кровати…

Он не отрываясь смотрел на дорогу. Брошенное в ответ «что?» прозвучало рассеянно, почти бес­связно – спасибо амфетаминам!