– Дрейк, а как же Сьюзен? – спросила она, словно головой бросилась в омут.

– Сьюзен? – повторил он и вздохнул. – Так и знал, что ты спросишь меня о ней.

– Ты все еще любишь ее? – не отставала Лаури, поражаясь собственной смелости.

Дрейк ошарашено глянул на нее:

– Так вот о чем ты думала?

Лаури кивнула:

– Когда ты впервые поцеловал меня, ты признался, что любил свою жену.

– Ну да. Когда-то и в самом деле любил. И сильно. Нам было хорошо вместе. И в постели тоже…

Ревность вспыхнула в Лаури с новой силой и, должно быть, это чувство отразилось у нее на лице, поскольку Дрейк, пристально взглянув на нее, усмехнулся, однако через секунду снова стал серьезным:

– Она была красива и умна, но в ней отсутствовало самое главное – душа. Не хочется плохо говорить о покойнице, но говорить хорошо – значит покривить душой. Такой эгоистичной и испорченной женщины, как она, я еще никогда не встречал. А честолюбива была настолько, что с ума можно было сойти.

Дрейк снял дубленку и помог раздеться Лаури.

– Это она заставила меня сниматься в этой мыльной опере. Сам я хотел продолжать учиться, но у Сьюзен на мой счет были другие планы. Она хотела, во что бы то ни стало, выйти замуж за знаменитость. Дрейк горько усмехнулся:

– За эту жизнь, жизнь с кинозвездой, жизнь на всеобщем обозрении она бы все отдала. Однако следует отдать ей должное – Сьюзен стремилась блистать во всем. И в балете тоже, а поэтому репетировала с утра до вечера. Когда она забеременела, я думал, она кастрирует меня. Противозачаточные таблетки она принимать не желала – от них, видите ли, поправляются, а когда узнала, что у нее будет ребенок, свалила всю вину на меня.

Они прислонились к каминной решетке. Дрейк обнял Лаури за плечи и, взяв ее руку, провел пальцем по просвечивающим жилкам.

– Какие у тебя красивые руки, – пробормотал он. Поднеся ее руку к губам, он нежно поцеловал ладонь.

– Я боялся, что она сделает аборт, однако после девяти месяцев скандалов и истерик она произвела на свет Дженифер, и я был вне себя от счастья.

Дрейк опять замолчал и встал, не сводя глаз с огня в камине. Причудливые тени играли на его лице, высвечивая каждую черточку.

– Дженифер было полгодика, когда мы обнаружили, что она не слышит. Можешь себе представить, Лаури, что я пережил! Я винил себя во всех смертных грехах, мыслимых и немыслимых. Чего только не передумал! И никак не мог понять, за что Господь так жестоко обошелся со мной. Даже подумал грешным делом, может, за то, что десятилетним мальчишкой как-то залез в чужой сад за яблоками. Сейчас это самобичевание кажется просто смешным, тогда же мне было не до смеха. Однако мои переживания не шли ни в какое сравнение с отчаянием Сьюзен. Она кляла меня на чем свет стоит, крича, что она никогда не хотела ребенка. Видишь ли, Сьюзен больше всего на свете ценила совершенство во всем. Танцевать – так только отлично. Муж – самый лучший, равно как и ребенок. А Дженифер, сама понимаешь, как-то не отвечала этим требованиям.

Он надолго замолчал, поворошил носком ботинка дрова в камине и только потом продолжал:

– Как-то раз я вернулся с работы позже обычного. Из комнаты Дженифер доносился отчаянный плач. Я вошел к ней… Она лежала в своей кроватке мокрая насквозь, замерзшая и голодная. Я пришел в ярость и бросился искать Сьюзен. Она… она…

Продолжить Дрейк не смог и закрыл лицо руками. Сердце Лаури готово было разорваться от горя. Она все поняла, однако утешать его не стала. Этим страшным воспоминаниям суждено навсегда остаться с ним. Тут уж ничего не поделаешь. Ей повезло в свое время, что не она обнаружила тело Поля. Дрейку не выпало такого счастья.

– Она лежала в ванной в луже крови, – наконец сказал он. – Вскрыла себе вены… И, похоже, задолго до моего прихода.

Он долго молчал, потом опустился на ковер рядом с Лаури, обхватил ее руками и притянул к себе.

– Я так и не простил ее. Просто не мог. На похороны, которые устроили ее родители, идти отказался. Ее родные недвусмысленно дали мне понять, что не хотят иметь ни со мной, ни с Дженифер никаких отношений. Как же! Ведь мы ограбили их, отняв самое дорогое, что у них было. Их ненаглядное сокровище… Их Сьюзен… Отстранившись, Дрейк заглянул Лаури в глаза:

– С тех пор я поклялся, что никогда ни в кого больше не влюблюсь. Я любил Сьюзен, а когда по-настоящему понадобились ее любовь и поддержка, она меня бросила. Но я изменил своей клятве, Лаури, и влюбился в тебя. И ты не можешь меня сейчас оставить, понимаешь? Иначе я этого не переживу.

Дрейк в порыве отчаяния прижался к ее губам. Лаури ответила ему, вложив в свой поцелуй всю любовь, которую испытывала к нему.

Наконец они отстранились друг от друга, и Дрейк продолжил свой рассказ:

– Я поехал в Нью-Йорк по двум причинам. Во-первых, решить свои дела на студии, а во-вторых, сходить на могилу Сьюзен. Я там никогда не был. Даже передать тебе не могу, какую ненависть и горечь я испытывал при одной мысли о своей жене. А теперь понимаю, что ждал от нее слишком многого, а нужно было просто принимать ее такой, какая она есть. Впрочем, это относится к любому из нас. Но пока я не влюбился в тебя, я не умел прощать. А теперь умею, и этому научился у тебя, моя рыжеволосая красавица. Помнишь тот день, когда Дженифер устроила разгром в твоей комнате? Ты тогда ужасно разозлилась и отшлепала ее, но ты же ее и простила. Она никогда не сомневалась в том, что ты ее любишь. Вот так и я должен был съездить на могилу Сьюзен и простить ее, прежде чем предложить тебе свою любовь. Я хотел, чтобы она была незапятнанной ничем.

Снова долгий поцелуй.

– Ты сегодня спросил об этих коробках, которые лежат в стенном шкафу, – заметила Лаури после того, как они наконец-то оторвались друг от друга. – Я решила, что ты хочешь показать Дженифер фотокарточку Сьюзен. А потом услышала, как ты учишь ее говорить слово «мама».

– Так вот что ты подумала!

Дрейк, запрокинув голову, расхохотался:

– Я спросил про эти коробки, потому что теперь наконец-то нашел в себе силы их разобрать. Раньше я не мог заставить себя прикоснуться ни к чему, что ей принадлежало. А сейчас я просмотрел их и отложил кое-что для Дженифер. Когда-нибудь, когда она подрастет, мы расскажем ей о матери.

Он протянул руку и, взяв Лаури за подбородок, заглянул ей в глаза.

– А «мама» я ее учил говорить, потому что решил сделать тебе сюрприз. Отныне я хочу, чтобы она только так тебя называла. А когда мы поженимся, ты ей станешь самой настоящей матерью.

– Дрейк… – начала было Лаури, но он, не дав договорить, закрыл рот поцелуем.

– Ну что, согрелся? – звенящим от счастья голосом проговорила Лаури. – Ой, Дрейк, что ты делаешь? – вдруг вскрикнула она.

Они сидели в ванной, полной горячей воды, когда Лаури внезапно почувствовала на своем теле его неугомонные руки. Однако ее возмущение не возымело никакого действия. Дрейк и не подумал убирать руки, наоборот, принялся ласкать Лаури еще исступленнее, пока с ее губ не сорвался глубокий стон. Лаури взглянула в зеркала, расположенные напротив ванной. Хотя комната была освещена лишь одной свечой, их отражения виднелись совершенно отчетливо.

– Когда тебе в голову пришла такая отличная мысль побарахтаться здесь вдвоем? – улыбнулся Дрейк.

– Когда я впервые сюда вошла, – хихикнула Лаури. – Я вдруг увидела нас вместе в этой огромной ванной и чуть было не бросилась закрывать Дженифер глаза, да вовремя поняла, что эта пикантная сцена существует лишь в моем разнузданном воображении. Впрочем, Дженифер вполне может унаследовать одну из твоих черт – полное отсутствие стыдливости, – задумчиво добавила она.

– А что, у меня и вправду есть такая черта?

– Ты же сам мне как-то сказал, что начисто лишен скромности.

– Да ну? – искренне удивился Дрейк. – Наверное, просто нужен был предлог, чтобы голым залезть с тобой в постель.

– Ах ты…

Не найдя, что сказать, Лаури принялась брызгать ему в лицо водой. Она предавалась этой невинной забаве, а руки Дрейка бродили по ее телу.