Красные холмы окутывала тишина. Молчали птицы, дремал ветер, пряталась в неподвижной траве крылатая мелочь. Затишье, будто перед грозой, а на самом деле – перед смертью.

Яноро по привычке проверил колчан и перевел взгляд на сестру. Талэйта лежала и не шевелилась. Лицо серое, почти как халцедон в ее перстне. Она едва дышала, а желтоватая повязка, перетягивавшая грудь, становилась бурой.

Яноро схватил валяющийся неподалеку шерстяной плащ. Помогая себе кинжалом, оторвал очередную полосу льняной подкладки. Ткань затрещала, ненадолго разогнав тишину. Он осторожно, стараясь не разбередить рану, сменил окровавленную повязку. Снова всмотрелся в сестру. Она выглядела все хуже. Черты лица заострились, щеки ввалились, а губы потрескались и по контурам окрасились лиловым.

Сейчас бы хлебного вина – обработать рану, но одна фляга потерялась еще во время боя. На дне же второй плещется вода – только губы смочить. А помощи нет, и не будет. Позади – захваченный королем замок, убитые защитники. Государевы всадники грабят окрестные деревни. Раньше ночи туда хода нет – мигом схватят. Идти вперед? Так до ближайших селений не близко, а дороги Талэйта не выдержит. Впрочем, покой ее тоже не спасет… не в этом месте. Здесь только красная земля, бледная трава и проклятое солнце – палит, как сумасшедшее. Ни ручья, ни рощицы, где можно укрыться, ни надежды. Только колючие кусты торчат вдалеке.

Не иначе, как злые духи нашептали Яноро взять сестру с собой. О чем думал? Жила девчонка у тетки – да, сварливой и жадной, но, главное, жила, а не умирала. Пока ему не взбрело в голову пристроить Талэйту замуж. И не за голодранца какого-нибудь, а за воина или торговца. В деревне же такие не водились. Вот и решил Яноро показать сестре мир, а миру – ее.

Сам-то он давно в разъездах – от востока до запада, от найма до найма. Неудивительно: он – один из лучших стрелков, да и ребята из его отряда не сильно отстают. Дюжина хороших лучников завсегда в цене. А тут простой заработок намечался – графский замок охранять. Вернее, это Яноро думал, что простой. Вот и забрал сестру: знал, что в гарнизоне его сиятельства небедные воины есть, а на подворье время от времени купцы гостят.

Талэйту поселили вместе со слугами на нижнем этаже. Засматривались на нее многие – только отгоняй. И то сказать, малышка – просто красавица. Белая кожа, черные, как ночное море, волосы. Не того угольного цвета, что у Яноро, а с просинью. Брови вразлет, а уж глазищи! Темные, жгучие. Взглянет – испепелит.

Кто же мог знать, что в башку его сиятельства придет дурная мысль сделать из своего графства маленькое королевство, и на замок бросятся орды королевства большого.

А он-то надеялся, что со своими лучниками неплохо заработает. Вот и заработали. На шикарные гробы хватит, да еще и на гранитные надгробия останется. Талэйте суженого тоже подыскал – того бледного принца, что на мертвой лошади ездит, девиц забирает да за реку увозит.

Казалось бы: сглупил, выбрал не ту сторону, сам и расплачивайся. А расплачивается сестренка. Яноро же, притащивший ее в замок, жив и даже не покалечен. Вот в такие минуты и понимаешь – не разумом – сердцем: справедливости нет, не было и никогда не будет.

Словно над покойником прокуковала и расхохоталась кукушка. Яноро вздрогнул.

– Надо мной, дураком, смеешься? – каким же оглушительным кажется голос в этой тиши.

Отчаяние, бессилие, безнадежность. Остается только сидеть рядом, менять повязки и держать сестру за руку. А потом похоронить и сдохнуть самому. А как жить, если знаешь, что девчонка умирает из-за твоего тщеславия? Ладно хоть мать с отцом не дожили до этого дня и не видят этого. Хорошо, что он и Талэйта ни с кем из родни, кроме тетки, не знаются. Отец, влюбившись в мать, покинул своих: среди его народа запрещались браки с чужаками.

Кукушка затихла, отсчитав часы – или минуты? – до смерти.

– Вот сволочь! – если бы видел ее, то пристрелил. А так – остается ругаться и кричать. А если не кричать, то плакать.

Яноро сжал холодную руку сестры и зажмурился. Зря он это сделал. Перед глазами тут же пронеслась отвратительная картина. Вот королевский воин хватает Талэйту за волосы, прижимает к стене, рвет платье, тискает грудь. Сестренка кричит, но мерзавца это только раззадоривает. Яноро забывает об уже проигранной битве, бросается в их сторону, натягивает тетиву и спускает. Стрела входит королевскому псу в спину, но несколько мгновений тот еще живет и, похоже, решает хоть кому-нибудь отомстить. Вялый замах, блеск кинжала – и острие пронзает Талэйту. Воин, падая, увлекает ее за собой.

Яноро подбежал к сестре, склонился над ней, осматривая рану. Клинок прошел справа, под ключицей. Талэйта еще дышала. Яноро снял плащ и, закутав в него сестренку, подхватил ее на руки. Оглядываясь и скрываясь за стенами дворовых построек, двинулся к выходу. Затихающее сражение уже переместилось внутрь замка, и ворота не охранялись. Большинство защитников погибли, у остальных был выбор: либо бежать, либо умереть в бою. Король запрещал брать в плен мятежников и тех, кто им помогает – об этом все знали. Впрочем, сейчас победители почти не обращали внимания на проигравших: увлеклись грабежом. Поэтому Яноро и удалось вытащить сестру.

Около получаса он несся, потом шел и тащился, но добрался до Красных холмов. Теперь можно было не опасаться королевских воинов – в этой пустоши грабить некого.

Положил Талэйту на землю, в траву, сам опустился рядом. Тут и понял, что сестренка не выживет. Он ее вытащил, но не спас. Так же, как не спас, не увел своих лучников. В кутерьме боя они растеряли друг друга. Теперь не узнать, выбрался ли из них хоть кто-то, или все полегли, защищая проклятого графа.

Яноро наклонился над Талэйтой, убрал влажную прядь с ее лба и вытер испарину.

– Не умирай, малышка, – прошептал он.

Девчонка горела изнутри, а полуденное солнце жгло ее снаружи. Он и сам одурел от зноя: язык прилип к небу, перед глазами мелькали багряные, черные, лиловые пятна, голова гудела. Вызолоченное небо и поблекшая земля сливались в дымное марево. Оно дрожало, ползло, колыхалось, словно живое, рождало образы и лица.

Небеленая рубаха до пят, рдяные волосы, васильковые глаза. Она не идет. Она – танцует. Нет – пляшет, подпрыгивая, как козочка. С травой в руках. Среди травы. Среди холмов. Смеется и поет. В плясунье шелест полей и рев ветра, трель жаворонка и крик пустельги. Она зовет, и эхо вторит: Яноро-ро-ро-ро!

Что за бред?! Хотя на солнцепеке и не такое почудится. Он помотал головой и на миг прикрыл глаза, отгоняя дурацкое видение. Да только оно никуда не исчезло, наоборот, стало четче. Девчонка с красно-рыжими волосами неслась с пригорка и размахивала руками, будто пытаясь удержать равновесие. Откуда она взялась? Ясно, не из воздуха. Значит, деревня – люди – близко!

Вскочить, окликнуть, пока не убежала далеко.

– Эй! Девочка! – а горло-то першит, и голос охрип. – Стой! Подожди! Девочка!

Она завертелась по сторонам, нащупала Яноро взглядом и, прикрыв ладошкой рот, хихикнула. Будто птаха тренькнула. Снова взмахнула руками, как крыльями, и поскакала навстречу. Не добежав несколько шагов, остановилась, склонила голову набок и взъерошила волосы. Тут-то Яноро и заметил рожки. Махонькие, серенькие, дерзкие. Нечисть. Сейчас зачарует, окрутит, уведет. Хотя, кто знает… Вдруг с ней договориться получится? Пусть для него договор боком выйдет, зато, может, Талэйту спасет.

Что-то решить не успел, девчонка опередила.

– Я вижу, я знаю, я чую, – защебетала она, указывая на Яноро пальцем. – Тебе нужно, ты желаешь. Чтобы жизнь не утекала хочешь. Я отдам, ты отдашь. Ты отдашь – я отдам.

Яноро догадался: она требует его жизнь взамен жизни Талэйты. Неужели нужно умереть, чтобы жила сестра? Но разве не этого он только что хотел? Разве не он недавно сетовал на несправедливость? Так вот, теперь все честно. Он не смог защитить сестру, значит...