— «Кидс рул»? — с улыбкой спрашиваю я. (Kids Rule – Правят дети. – прим. пер.)

— Это место, куда всегда могут прийти дети из бедных или неблагополучных семей, чувствуя себя в безопасности, изучая предметы или развлекаясь. Там есть бесплатные занятия. Танцы, театр, уроки самообороны и компьютера. Идея состоит в том, чтобы отвратить их от наркотиков и алкоголя, привлекая к участию в интересных мероприятиях, которые могут им понравится.

— Замечательно.

Она пожимает плечами.

— Кто знает, может, ты решишь стать волонтером.

Я молчу. Сама идея необычная, но, по крайней мере, она меня не страшит.

Моя сестра тепло улыбается мне.

— Никакого давления. Я пойду с тобой и если тебе не понравится мы уйдем, ладно?

Я медленно киваю.

Первые шажки.

Мы возвращаемся в замок поздно. Толстый слой снега лежит на земле, и замок выглядит зачарованным и мифическим, словно нарисованный из сказки. Гай и Лена желают мне спокойной ночи и направляются к западному крылу, я же двигаюсь к своим апартаментам в башне.

Я вхожу и останавливаюсь в дверях, оглядываюсь. Рита, наверное, расстелила уже постель, зажгла камин и включила ночники. От их тусклого света витражи на окнах начинают светиться, как драгоценные камни в темной ночи. Комната выглядит уединенно и не защищенно. Ночью, когда на улице метель, я слышу, как ветер завывает в окнах, но мне нравится. Стены толстые, и я чувствую себя в полной безопасности.

Я закрываю за собой дверь, запираю и поднимаюсь по пятидесяти семи ступенькам винтовой каменной лестницы в свою спальню. Ладони скользят по каменным перилам, а шаги эхом отдаются о стены. Иногда, когда я прислушиваюсь к своим шагам, вспоминаю те чудесные сказки, которые нам читала мама. Каждую принцессу, живущую в башне, в итоге спасал принц.

Я не принцесса.

И никто не собирается спасать меня.

Для меня так даже лучше.

Я открываю дверь и вдыхаю знакомый запах лаванды от свечей. Это мой маленький храм, и я люблю его. Везде, куда хватает взгляд, есть милые уголки, заполненные всякими безделушками, которые мне дала Лена и служанки. Когда Гай узнал, что я хотела бы жить в этой башне, он переоборудовал ее в люкс с гостиной, спальней и роскошной ванной комнатой, словно весь интерьер перенес со съемочной площадки, снимающей фильм про средневековье.

Здесь есть двуспальная кровать, завешенная балдахином из зеленой парчи, письменный стол, высокое кресло и великолепный диван в гостиной, скрывающейся за бархатными шторами, на котором я часто сворачиваюсь калачиком с хорошей книгой. Оранжевое, мерцающее пламя в камине делает это место восхитительно теплым и уютным. Я снимаю туфли и иду босиком по ковру с большим ворсом в ванную.

Ванная комната отделана римской мозаикой, сама ванная из мрамора и над ней звездный потолок. Я встаю перед зеркалом. Несколько секунд с любопытством рассматриваю себя. Румянец на щеках, должно быть из-за алкоголя.

Я вытаскиваю шпильки из волос, одно из моих достоинств красоты, и они падают сияющей золотисто-шоколадной волной вниз к талии, но сегодня мое внимание привлекают глаза. Они кажутся совсем другими. Они сверкают.

Я прикасаюсь к губам. Мужчина поцеловал меня сегодня, и я не почувствовала отвращения. На самом деле, я хотела его. Впервые в жизни я хотела мужчину.

Я закрываю глаза и представляю его лицо. Яркие голубые глаза, жесткие скулы, прямые, темные волосы, спадающие на лоб. В животе возникает какое-то чувство. Я вспоминаю его татуировки, ползущие по рукам вверх, когда он закатил рукава рубашки, и чувствую трепет между ног. Мне хочется дотронутся до этих татуировок и прочертить дорожку. Пусть он приведет меня туда, куда...

Я глубоко вдыхаю. И морщусь, глядя в зеркало.

Вы когда-нибудь видели, как кинорежиссер снимает фильм с зеленым экраном на заднем плане? Это выглядит странно, на первый взгляд. Ты ничего не чувствуешь, поскольку актеры играют свои роли на фоне зеленого экрана, который не отображает реальную жизнь сцены, там пусто. Позже в темных кабинках инженеры и техники добавят звук, фон, дым и кровь. Сцена будет правдоподобной.

Моя жизнь именно и напоминает такой зеленый экран кино.

Я проживаю свою жизнь перед зеленым экраном. Нет никакого фона, никаких звуков или ссылок на саму сцену. Это довольно странно, но служит своей цели.

Впрочем, в такую ночь, как сегодня, когда мое сердце не желает больше находится перед зеленым экраном, когда оно забыло кое-какие вещи, затосковало и заинтересовалось, я решаю добавить фон в свой фильм. Это единственный способ напомнить о себе. О реальности. И эта реальность тут же излечит меня от желания красивых мужчин, которых я никогда не смогу иметь. Мужчин, как Джек Айриш.

Я открываю глаза, расстегиваю платье, которое мягко падает на пол. Кожа гладкая, груди маленькие и приподнятые, и узкая талия. На мне белые хлопковые трусики.

Я снимаю их.

Бедра округлые, плавные, ноги стройные, благодаря всей тяжелой работе, которую я проделывала в детстве. У меня есть несколько белых шрамов на внутренней стороне бедер, но их не видно, когда я стою прямо. Нужно раздвинуть ноги, чтобы их увидеть.

Очень медленно, поскольку сердце колотится в груди, как угорелое, я поворачиваюсь к зеркалу спиной. И делаю то, что не делала с тех пор, как приехала в этот великолепный замок. Глубоко вздохнув, я перекидываю завесу волос на плечо, и оглядываюсь, чтобы взглянуть на спину. У меня непроизвольно руки сжимаются в кулаки.

Да, оно осталось.

Моя жизнь с зеленым экраном меняется. Появляется фон на заднем плане грязного притона. И как будто это произошло вчера, я чувствую, как грубые веревки впиваются в мои запястья и щиколотки, слышу насмешки и смех мужчин, едкий запах горящей плоти, и свои крики ужаса от мучительной боли.

Это сделано для всех, чтобы все видели.

На моей спине — это напоминание о моей реальной стоимости.

Выжгли, как у обычного скота, металлическим раскаленным тавро, поставив клеймо собственности. Буквы расплылись, поскольку я слишком сильно дергалась и орала, но все равно можно четко прочитать слова:

Валдислав Михайлов

8.

Джек

Я просыпаюсь под звуки грома и дождя, колотящего по окну. Сильно. Дождь, бл*дь, идет на Рождество, а у меня в голове все стучит. Бл*дь. Я слишком стар для подобных игр.

Было все нормально, пока мы играли в безобидную игру для подростков Fuzzy Duck, но когда плавно перешли на Dirty Pint, я три раза подряд неправильно кинул жребий, я пропал. Черт возьми, Томми пил виски, я пил пиво, Лиам сидел с «Гиннессом», девушки пили вино и коктейли. Похоже, я понемногу добавил всего в свой стакан. Даже мысль об этом сейчас вызывает у меня рвотный рефлекс.

Я поворачиваю голову и охаю.

— С Рождеством, — говорит девица рядом со мной.

Я замираю. Не могу вспомнить, как уходил с этой женщиной.

Она поднимает голову от подушки, и я пытаюсь сфокусировать на ней взгляд. Блондинка с накладными ресницами, с размазанной помадой, но выглядит неплохо. Я смутно припоминаю ее. Она была в розовом топе и кожаной мини-юбке. Она так заправилась «горючим», что ей пришлось пойти пописать в кусты в чьем-то саду. Черт, мне было ненамного лучше. Я вспоминаю, как поднялись к ней в квартиру.

— Ты загляденье, Джек Айриш, — говорит она.

Ее голос, словно нож, проходит сквозь меня. Я ругаюсь и поднимаю руку, показываю, чтобы она не говорила ни слова! Она не обращает внимание на мой жест.

— Что не нравится? Ты вообще дышишь, а? — спрашивает она и громко смеется. Ее смех, как пулеметная очередь, отражается у меня в голове.

— Бл*дь, — бормочу я. Надо же, я даже могу говорить!

Ее рука тянется к моему паху. Я хватаю ее за запястье и холодно смотрю на нее.

— Нет.

Она хмурится.

— Вчера ты так не говорил.