А все потому, что этот кретин Ватутин не сумел получить убедительных доказательств. Ну почему он не подождал еще пару секунд!

Ничего не поделаешь, остается лишь одно – получить полное признание от Филитова.

Колин Маклинток официально числился сотрудником коммерческого отдела посольства Ее Величества Королевы Великобритании, расположенного на противоположном Кремлю берегу Москва-реки. Особняк достался посольству еще до революции, и это обстоятельство изрядно раздражало советское руководство со времен Сталина. Но и Колин принимал участие в Большой Игре. Он был, по правде говоря, тем сотрудником английской спецслужбы, который поддерживал контакт со Светланой Ванеевой и затем передал ее московскому резиденту ЦРУ для целей, так ему и не объясненных. Однако он подчинился приказу, поступившему непосредственно из Сенчури-Хауса, штаб-квартиры английской секретной службы в Лондоне. Сейчас Колин Маклинток сопровождал группу английских бизнесменов при посещении ими Госплана. Здесь он знакомил их с советскими чиновниками, с которыми англичанам придется вести переговоры о контрактах, касающихся продажи товаров местным варварам. Сам Маклинток был «островитянином» с Уэлсея, у берегов Шотландии, и считал всех живущих к югу от Абердина варварами, хотя и служил в английской секретной службе. Говоря по-английски, он прибегал к певучему акценту и пользовался словами, понятными одним жителям Северной Шотландии. Он говорил и по-русски, правда, понять его было непросто. Впрочем, это являлось для него прекрасным прикрытием. Маклинток мог легко говорить и без акцента – словно щелкал переключателем, а для его слуха акцента не существовало совсем. Обычно считают, что человек, с трудом говорящий на каком-то языке, и понимает его с неменьшим трудом. Маклинток всячески поддерживал это мнение.

Это он встретил Светлану, сообщил в Лондон о ней как о возможном кандидате на вербовку, и высокопоставленный представитель секретной службы завербовал ее в ресторане «Лангэнс Брассе-ри» на втором этаже здания на Страттон-стрит. С тех пор Маклинток встречался с ней лишь по делам, в присутствии других англичан и русских. Сбором информации Светланы Ванеевой, которую она оставляла в тайных «почтовых ящиках», занимались другие сотрудники английской секретной службы в Москве, хотя руководил ее деятельностью все-таки Маклинток. Вообще-то ее сведения не представляли интереса и лишь иногда использовались для коммерческих целей. Работая с завербованными агентами, приходилось брать у них то, на что они были способны, а Светлана также информировала англичан о слухах и сплетнях, получаемых ею от своего отца.

Но со Светланой Ванеевой что-то произошло. Она исчезла из Госплана и затем вернулась – по мнению ЦРУ, после допросов в Лефортовской тюрьме. Маклинток не понимал этого. Стоило русскому попасть в эту тюрьму, и ему приходилось оставаться там гораздо больше одного или двух дней. С Ванеевой случилось нечто в высшей степени странное, и он подождал неделю, чтобы детально разобраться в происшедшем. Разумеется, ее «почтовые ящики» оставались нетронутыми. Ни один из сотрудников английской секретной службы не станет теперь даже приближаться к ним – разве что проверит, не проявлял ли кто-нибудь интереса к этим тайникам, что делалось с безопасного расстояния.

И вот теперь у Маклинтока выдалась благоприятная возможность, Он вел торговую делегацию через помещение, в котором размещался отдел текстиля. Светлана подняла голову и увидела вошедших иностранцев. Маклинток подал обычный сигнал – знак вопроса. Он не знал, какой ответ ему ждать или что этот ответ будет значить. Ему приходилось исходить из того, что ее сломали на допросах, полностью раскрыли, но он все-таки надеялся на какую-то реакцию. Сигнал состоял в том, что он провел руками, словно поправляя прическу, – жест, такой же естественный, как дыхание. Светлана должна была ответить на этот сигнал, выдвинув ящик стола и достав оттуда карандаш или ручку. Первое означало «все в порядке», тогда как второе предупреждало об опасности. Однако она не сделала ни того ни другого – просто наклонила голову и продолжала читать лежащий перед ней документ. Такое поведение было настолько необычным, что молодой офицер английской разведки едва не замер, остановив на Светлане взгляд, но вовремя вспомнил, где находится, и отвернулся, осматривая других присутствующих в отделе. Тем временем его руки проделывали нервные жесты, которые могли означать что угодно для тех, кто следил бы за ним.

Больше всего Маклинтока потрясло выражение ее лица. Раньше лицо всегда было оживленным и улыбающимся, а сейчас выглядело бесстрастным, почти тупым. Теперь оно напоминало лица прохожих на московских улицах. Женщина, являющаяся дочерью очень высокопоставленного функционера в партийной иерархии, обладающая значительными привилегиями, резко переменилась. И это не выглядело притворством, он не сомневался в этом – на притворство у Светланы не доставало таланта.

Они сумели сломать ее, подумал Маклинток. Сумели сломать ее и затем отпустили. Он не представлял себе причину такого шага, но этого от него и не требовалось. Час спустя он отвез бизнесменов в гостиницу и вернулся в свой кабинет. Отчет, который он немедленно отправил в Лондон, был коротким – всего три страницы. Маклинток не имел представления, какой шторм он вызовет. Он также не знал, что еще один сотрудник секретной службы послал свой доклад в Лондон, отправленный той же дипломатической почтой.

– Привет, Артур, – послышался голос в телефонной трубке.

– Доброе утро… извини меня, Бэзил, добрый день. Как погода в Лондоне?

– Холодно, сыро и скверно. Вот я и решил прилететь на вашу сторону пруда и погреться на солнце.

– Не забудь заглянуть в нашу контору.

– Так я и сделаю. Сразу с утра?

– Для тебя у меня всегда есть время.

– Тогда до завтра.

– Отлично. До встречи. – Судья Мур положил трубку.

Вот это день у меня, подумал директор Центрального разведывательного управления. Сначала мы теряем «Кардинала», затем сэр Бэзил Чарлстон хочет приехать сюда, чтобы поговорить о том, что нельзя доверить даже самой защищенной линии связи в мире! Еще нет полудня, а судья Мур провел в своем кабинете девять часов. Каких еще неприятностей прикажете ждать?

– И вы считаете это доказательствами? – спросил генерал Евгений Игнатьев, начальник отдела контрразведки ГРУ, советской военной разведки. – Моим старым усталым глазам кажется, что ваши люди пытаются ловить рыбу, стоя на очень тонком льду.

Ватутин был потрясен – и вне себя от ярости – тем, что председатель КГБ послал этого человека к нему в кабинет, чтобы проверить, как идет его, Ватутина, расследование.

– Если вам удастся найти разумное объяснение кассете с пленкой, фотоаппарату и дневнику, может быть, вы снизойдете до того, чтобы посвятить меня в это, товарищ генерал.

– Вы говорите, что взяли кассету из его руки, а не из руки женщины. – Это была констатация факта, а не вопрос.

– Мной была допущена ошибка, и я не ищу оправдания, – произнес Ватутин с достоинством, которое показалось генералу несколько странным.

– А фотокамера?

– Мы обнаружили ее в его квартире прикрепленной магнитом к задней панели холодильника.

– Я обратил внимание на то, что, когда вы производили первый обыск квартиры, вам не удалось обнаружить камеру. Кроме того, на ней отсутствуют отпечатки пальцев. И, судя по результатам вашего визуального наблюдения за Филитовым, вы не видели, чтобы он ею пользовался. Таким образом, если он заявит, что вы подсунули ему камеру и пленку, как мне удастся убедить министра, что это он – обманщик?

Ватутина удивил тон заданного вопроса-

– Значит, вы все-таки считаете, что Филитов – шпион?

– То, что я считаю, не имеет значения. Согласен, существование дневника беспокоит меня, но вы просто не поверите, если я расскажу вам о тех нарушениях правил секретности, с которыми мне приходилось сталкиваться, особенно на высшем уровне руководства. Чем важнее должности, на которых находятся военные, тем небрежнее относятся они к существующим правилам. Вы знаете, кто такой полковник Филитов. Он не просто герой войны, нет. Филитов прославился по всему Советскому Союзу – знаменитый Михаил Семенович Филитов, герой Сталинграда. Он воевал под Вязьмой, под Минском, защищал Москву, когда мы остановили фашистов, сражался, пытаясь предотвратить катастрофу под Харьковом, затем воевал при отступлении к Сталинграду, принимал участие в контратаках…