Мы проехали километра два и остановились у проходной ещё одной воинской части. Всё опять началось с переговоров, но на этот раз открылись железные ворота, и мы въехали на территорию военного городка. Проехали плац и остановились у входа в штаб воздушно-десантной бригады. Вышли армейские офицеры и с ними человек в штатском. Воспользовавшись паузой, решил выкурить сигарету и заодно выяснить, куда меня поместят:

– Ну, господа офицеры, позвольте перед заходом в камеру покурить на свежем воздухе.

Старший офицер с погонами полковника смутился, вынул из кармана пачку сигарет и закурил первым. Поговорили о том, о сём и направились ко второму подъезду. На лестничной клетке первого этажа нас встретили два автоматчика. Та же картина на втором и третьем этажах. Значит дело серьёзное, если только в одном подъезде выставлено шесть автоматчиков. Меня провели через пустую, коек на пятьдесят, солдатскую казарму в ленинскую комнату, где стояло с десяток таких же аккуратно заправленных коек. На стенах наскоро переоборудованной в казарму ленинской комнаты все атрибуты коммунистической пропаганды: стенды, красные флажки, вымпелы, обязательства по социалистическому соревнованию и прочий идеологический хлам.

Вместе со мной в ленинскую комнату вошли полковник и человек в штатском.

– Господа, пардон, товарищи, – обратился я к ним, – вы хотя бы представились. Любопытно всё-таки узнать, кто будет решать мою участь.

Первым представился военный, сообщив, что он является командиром воздушно-десантной бригады. Внешне полковник производил благоприятное впечатление: высокого роста, крупного телосложения, подтянутый, бравый офицер, который всем своим уверенным видом подчёркивал, что он – профессионал и дело своё любит.

В разговор вступил молчавший до того штатский, и начался спектакль. Для начала он предложил мне сесть. Я ответил старой, всем известной шуткой:

– Сесть ещё успею.

– Тогда сяду я.

– А вот это непременно случится. Но всё-таки хотелось бы знать, с кем приходится иметь дело. Взглянуть хотя бы на документ, удостоверяющий вашу личность.

– Ну что вы, что вы, Тельман Хоренович, это не секрет, я вам представлюсь: заместитель начальника управления контрразведки, полковник КГБ Чайка Геннадий Павлович.

Собеседник нехотя вынул из внутреннего кармана пиджака служебное удостоверение и передал мне.

Я повторил свои претензии и спросил, кто же будет нести ответственность за незаконный арест союзного и республиканского депутата. На что кагэбешник без тени смущения заявил, что впервые слышит о моём аресте. Что касается его появления на территории войсковой части, то это чистая случайность: был в отпуске и заглянул в часть.

– Полковник, кончайте валять дурака. Ваши люди привели меня сюда,сдали вам, а вы талдычите, что оказались здесь случайно.

– Уверяю вас, что КГБ к вашему аресту не имеет никакого отношения.

– Вы напоминаете своих подчинённых, которые, арестовывая меня, тряслись как осиновый лист, ибо ведали, что творят беззаконие.

– Тельман Хоренович, вас арестовали военные, они же будут заниматься вами.

От такой наглости командира войсковой части аж передёрнуло. Но виду он не подал и лишь спокойно заметил, что военные не принимали участия в моём аресте и не намерены заниматься моими делами. Единственная функция, возложенная на военных – обеспечить мою охрану. По существу комбриг опроверг необоснованные обвинения в адрес армии. Таким образом, я оказался ничейным, бесхозным арестантом, которого почему-то усиленно охраняют автоматчики. С одной стороны, никто не хочет взять на себя ответственность за незаконный арест, а с другой – по чьему-то приказу я продолжаю находиться под стражей. Конечно, я отчётливо представлял расстановку сил, понимал, что преступная акция была совершена по указанию руководства Комитета госбезопасности, которое не могло простить расследования дела о кремлёвской мафии. Марионеткой в их руках оказался комендант Москвы, генерал-полковник Калинин, который по указке новых хозяев бездумно подписывая распоряжения на арест ни в чём не повинных людей. Офицеры же войсковой части, где я находился в дни путча, видимо, против своей воли оказались втянутыми в грязную игру. Я сознательно не называю фамилий, чтобы не дискредитировать наше российское офицерство, которое, уверен, в трудную минуту станет надеждой и опорой народом избранной власти.

Полковник Чайка, решив, что спектакль окончен, обрушил на меня град вопросов. Что думаю о происходящих событиях? Каково моё личное отношение к ГКЧП? Какие, с моей точки зрения, силы стоят за новым руководством страны? Сумеет ли оно сохранить стабильность и законность в стране? Какие силы могут этому помешать и в какой форме? Из ответов на поставленные вопросы можно было составить достаточно полное представление о политических взглядах арестованного, о чём и доложить начальству.

Скрывать мне было нечего. Я сказал, что захватившая власть хунта долго не продержится, изложил свои версии происходящего. Далее зашла речь о роли в перевороте правоохранительных, то бишь репрессивных, органов и вооружённых сил империи. Я заявил, что все эти органы поддержат путч и могут даже обеспечить победу в борьбе со слабыми демократическими силами на первом этапе. Судя по тому, что одним из ведущих игроков в затеянной авантюре является Крючков, Комитету государственной безопасности отведена ударная роль в установлении режима чрезвычайного положения. Естественно, что на первом этапе репрессивная машина образует единый альянс с партийной и государственной структурами власти. Объединённый блок необольшевиков ввиду явного перевеса сил может одержать очередную победу над своим народом, дабы окончательно погубить страну.

Однако я предостерёг полковника КГБ, что его хозяевам не следует предаваться эйфории, ибо вопрос об окончательной победе будет решаться на втором, определяющем этапе противоборства между вечно вчерашними и всё более укрепляющимися силами демократии. Я изложил своё видение дальнейших событий в случае, если верх возьмут путчисты.

Во-первых, СССР уже не то политическое государственное образование, каким оно было в начале горбачёвской перестройки. Прежнего монолита нет. Большинство республик и, прежде всего, Россия, заявили о своём суверенитете. Для сохранения целостности страны назрела политическая реформа. С этой целью и подготовлен новый Союзный договор, подписание которого сорвали путчисты. Однако без ожесточённых боёв никто не уступит завоёванной свободы. Предположим, что армии, КГБ и внутренним войскам удастся силой навязать прежний режим. В таком случае начнётся бесконечная партизанская война на обширных территориях. Даже мусульманские фундаменталисты не останутся в стороне от этой борьбы и нанесут удар в спину путчистам. Далёкие от демократии, они на этом этапе окажутся в одной упряжке с силами сопротивления в христианских республиках, чтобы общими усилиями избавиться от ненавистной диктатуры КПСС. Таким образом, начнётся ливанизация всей страны, появятся десятки новых карабахов, начнётся распад государства. Во-вторых, Москва – ещё не вся Россия. Установление контроля над столицей не означает победу над всей необъятной и непокорной Россией, которая уже никогда не захочет влачить прежнее рабское существование. Первыми против хунты поднимутся шахтёры Кузбасса и Воркуты. Мы с этими ребятами подружились с тех пор, когда вместе с Ивановым в знак солидарности с шахтёрским движением в марте 1991 года присоединились к проводимой ими политической голодовке. Кроме того, я побывал в этих угольных бассейнах и лично убедился в решимости людей биться с кремлёвской верхушкой до последнего. Без сомнения, шахтёры найдут поддержку, в результате чего вся Российская Федерация окажется в кольце всеобщей, бессрочной политической забастовки с единственным ультимативным требованием незамедлительного возвращения к власти всенародно избранного Президента Ельцина.

Внимательно выслушав мои рассуждения, полковник КГБ задал весьма резонный вопрос: