Анарис задумчиво кивнул и нахмурился.

— Но я не убежден, что ваша модель правления не обусловлена межзвездными расстояниями, мешающими вам контролировать ситуацию.

«Ну, кажется, я до него достучался».

— Ах да, контроль. К тому мы еще вернемся. Меня не удивляет твоя сосредоточенность на этом предмете — ты ведь вырос на планете с неконтролируемой средой. — Панарх помолчал и добавил: — Не об этом ли трактует второй афоризм, о котором ты упомянул?

Анарис кивнул, подошел к пульту, потрогал клавиатуру, не включая ее, и сказал, не оборачиваясь:

— Да. Мы уже много раз его обсуждали: «Правитель вселенной — правитель ничей, власть над мирами держит крепче цепей». — Он снова повернулся к Панарху: — Ваш сын Семион не был с этим согласен, верно?

Геласаар ощутил прилив горя, смешанного с удивлением. Неожиданный поворот разговора застал его врасплох, и он ответил не сразу:

— Теперь мне так не кажется.

— Было много Панархов, которые не придерживались этого правила.

— Если ты так хорошо знаешь историю, то должен также знать, что они были наименее удачливыми в нашей династии. Самый худший из них буквально исчез с лица вселенной — вирус, по сей день существующий в ДатаНете, никому не открывает ни его единственного уцелевшего изображения, ни имени, с единственной целью искоренить всякую память о нем. Он, как и мой сын, забыл, что, чем большей властью ты обладаешь, тем меньше к ней можно прибегать.

Анарис хотел что-то сказать, но Геласаар жестом удержал его.

— Я устал и предлагаю отложить этот разговор до завтра. Однако подумай вот над чем, Анарис ахриш-Эсабиан. Твой отец, возможно, уже непоправимо нарушил равновесие Тысячи Солнц. От тебя зависит либо поправить дело, либо довершить разрушение. Чтобы решить, как поступить, советую тебе поразмыслить над аксиомами Джаспара, которые, можно сказать, и сделали нас такими, какие мы есть. Особенно над второй Полярностью: «Чем больше законов, тем меньше порядка; нельзя, чтоб система работала гладко».

Анарис посмотрел на него долгим взглядом и кивнул.

— Хорошо. Поговорим позже — после Каруш-на Рахали.

Геласаар, видимо, как-то все же проявил свое удивление: Анарис саркастически улыбнулся и нажал что-то на пульте. Дверь открылась и появился Моррийон.

— Это должарская заповедь, которая делает нас такими, какие мы есть.

— Это будет завтра, — сказала Тат.

Моб запрокинула голову и залилась смехом. Тат отвела глаза, чтобы не видеть ее жутких красных зубов.

— Ты говоришь, им драка нужна? — Кедр Файв оперся на окошко раздачи. — Ну а если не драться? Если прикинуться мертвым?

Присутствующие, ухмыляясь, выдвинули несколько версий. Тат пожала плечами.

— Не знаю. Сам проверь. Я в последний раз видела должарианца, когда мне было четыре года.

— Я замочу Дестаэр, — с похабным жестом заявил Хестик.

Тат представила себе высокую, с раскосыми глазами тарканку и подумала: как бы она тебя не замочила.

— Ну нет, она моя, — ухмыльнулся Кедр Файв. — Тебе и с нашими бори не управиться.

Все заржали. Тат, скрыв свое раздражение, покосилась на своего кузена Ларгиора, который молча продолжал играть.

Сандайвер запустила пальцы в свои блестящие волосы.

— Берите себе кого хотите, из этих амбалов, а мне оставьте Анариса.

В ответ послышались насмешки.

— Ты что, метку сделаешь на двери? — фыркнула Моб. — Или приманишь его тяжелой гравитацией?

— Захочет найти что получше, так найдет. — Ее слова подняли на смех, но насмешкам недоставало убежденности. Сандайвер могла иметь на корабле, кого хотела, — и часто имела. «Вся беда в том, — подумала Тат, глядя, как Сандайвер любуется собой в полированной секции обшивки, — что ей гораздо больше нравится натравливать своих любовников друг на друга».

— Надеюсь, Анарис разорвет ее пополам, — буркнул Ларгиор.

Это слышала только Тат. Их, трех бори, рифтеры большей частью игнорировали, если только не хотели чего-то от них. Или если не возникало нужды в жертвах, неспособных за себя постоять. Тат, как обычно, промолчала.

Ларгиор играл в фалангу с Даугом, крепким, усатым инженером. Тат следила за игрой с парой других рифтеров, стараясь не слушать не умолкающих разговоров все на ту же тему.

Ей было неуютно от сознания того, как хорошо Моррийон раскусил экипаж «Самеди». Он их не знал — во всяком случае, он вряд ли обменялся с кем-либо из них хоть несколькими фразами. Однако сумел сделать так, что все только и заняты предстоящим нападением должарианцев — даже о розыгрышах позабыли.

Ее внимание привлек новый взрыв хохота.

— Самая умора будет, если тарканцы начнут трахать этих старых чистюль, — выговорила Моб. — Вот бы поглядеть!

— Ну, к этим никого не пустят, — проворчал Хестик.

— А мне вот что интересно, — сказала Сандайвер, все еще глядя на свое отражение, — кто достанется этому уродцу Моррийону?

Тат похолодела. Моррийон бори — напрашивается прямая связь между ним и бори из экипажа.

Но тут Дауг направил разговор в другое русло:

— Он ведь нас предупредил, а мог бы и промолчать.

— Может, он к этому привык, — заметил Гриффик.

— К чему? — ухмыльнулся Кедр Файв.

Последовали новые версии относительно сексуальных предпочтений крупных, тяжелых тарканцев. Ларгиор, закончив игру, перемигнулся с Тат, и они потихоньку улизнули.

Тат при этом испытала большое облегчение. Она терпеть не могла проводить свободное время с другими в рекреации, но рифтеры не любили, если кто-то держался особняком. Кроме того, ее присутствие там немного уменьшало вероятность оказаться жертвой очередной каверзы.

— Мне надо проверить коммуникатор, — сказала она.

Он кивнул и сел в транстуб, а Тат отправилась в свою каюту. Она слишком устала, чтобы прослушивать запись с датчиков, помещенных капитаном в каюту панархистов, и просто провела поиск по ключевым словам, зная, что интересует капитана. Судя по объему файла, панархисты наговорили много, как всегда, но, судя по отсутствию простейших ключевых слов (война, Эсабиан, инфонетика, Флот), никаких важных тем не затрагивали. «Наверное, опять жевали свою философию», — подумала Тат и выключила пульт. Потом сбросила одежду на кровать, где никогда не спала, надела ночную рубашку и вышла.

Ларгиор и Демерах были у Ларгиора в каюте. Дем уже спал. Лар, посмотрев на Тат, вздохнул и сел, чтобы снять сапоги.

— Как ты думаешь, его не тронут? — спросила Тат.

— Тарканцы-то? Нет, конечно. Сразу по двум причинам: он всего лишь бори, и на голове у него рана. А этим амбалам главное — подраться.

Тат поморщилась, глядя на яркий багровый шрам на виске у Дема. Раненный при нападении на корабль, на котором братья летали раньше, Дем с тех пор ходил и говорил, как во сне. Хорошо еще, что он по-прежнему ловко управлялся на камбузе — ни один капитан не откажется от такого тихого, исполнительного работника.

— А мы? — спросила Тат. — Они все-таки не у себя дома, а на корабле.

Лар кивнул. Выросший в изгнании, он всю жизнь изучал историю и даже знал немного по-должарски.

— Мы всего лишь слабые, ничтожные бори, поэтому нас не тронут. Надо только держаться подальше от команды. Кто бы мог подумать, как это удобно — быть недостойным даже презрения? — усмехнулся он.

Тат засмеялась, и оба залезли в кровать.

На этот раз братья, чувствуя, что Тат нервничает, без лишних слов положили ее в середину. Дем сонно отодвинулся к стенке. Тат угнездилась между ними. Рука Дема обнимала ее за плечо, щекой она прижималась к мягким волосам Лара, ноги все трое переплели, грея друг друга, и страхи Тат понемногу начали проходить.

Она полежала немного, слыша по дыханию Лара, что он не спит, прошептала:

— Как им может нравиться такое?

— Кому нравиться? И что? — пробормотал Демерах.

— Спи, Дем, спи. — Он послушно засопел, и Тат погладила его руку. Ее переполняла нежность к двоюродным братьям. — Хоть бы у Лютаваэн и папы все было хорошо. Как ты думаешь, теперь должарианцы снова возьмут Бори?