Они оба были дороги Але. Хоть и росли совершенно разными.

У них была счастливая семья. Как ни крути - очень счастливая.

Женя обожал ее. А Аля искренне старалась сделать его счастливым. Старалась вписаться в уклад се-мьи Леоверенских. И постепенно свекровь смирилась и приняла ее. Хотя ее недовольство и ничего не решало. Главой семьи, ее разумом и волей, был Костя. Он принимал все решения, он распоряжался, он и зарабатывал, по большому счету... и никогда не жаловался, как бы тяжело ему не было.

Любовь - она бывает разная. И рождается тоже по-разному. Аля знала, когда ее полюбил Костя. Он сам рассказал ей.

Ее любовь была другой. Она зарождалась медленно, словно бы исподволь, скрытая даже от своей хо-зяйки. И тихо шептала: 'какой он молодец... умница... настоящий мужчина...'. Если в од-ном доме живут двое мужчин - женщины будут их сравнивать. Обязательно. И кто-то станет лидером, а кто-то ведомым. Женя лидером не был.

Мягкий, добрый, очень порядочный - да! Трижды и четырежды да!

Но он не был хищником. Не был зверем. Не был воином. Не было в нем того стержня, от которого женщины шалеют и бегут за мужчиной, не помня себя. Забывают семью и детей, предают страну и плюют на родственные связи. Не было в нем такого.

Тюфяк.

Хомяк.

Некрасиво?

Да ведь из песни слова не выкинешь. Костя был хищным кугуаром. Женька вырос хомяком. Впрочем, Алю это не сильно угнетало - до поры до времени. Все было хорошо, спокойно, привычно...

А в какой-то момент и ударило.

Аля помнила тот осенний вечер. Они вчетвером сидели на даче, играли в саду дети, вкусно пах пирог с малиной испеченный ей, Таня как раз приболела, и сидела, завернувшись в одеяло. А Аля нарезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам. И первым, естественно, наделила Костю.

Это было так секундно, что никто и не заметил. Короткий жест. Легкое прикосновение к руке. И од-но слово. 'Благодарю'. Взгляд глаза в глаза. И все.

Никто и не заметил.

Только вот где-то наверху повернулись огромные песочные часы. И не было на веранде никого кроме двоих. Мужчины - и женщины.

А Аля почувствовала себя, как на громадном плоту. И земля качнулась под ногами.

Осознание любви пришло к ней совершенно неожиданно. Как удар кнута. Как молния, как хищный стальной клинок, ударивший из-за угла. И этим вечером она впервые не смогла лечь в постель с мужем. Пришлось отговориться головной болью. Женька заснул. А она вышла в сад - и сидела на грядке, тупо пропуская землю сквозь тонкие пальцы.

Она любит Костю. А Костя - ее?

Аля не знала.

Ток, пробежавший между ними, он почувствовал. Факт. Но виду не подал. И это тоже было ясно.

Он хозяин своего разума и тела. Своей судьбы. Своего желания. И только он. А у нее есть два пути. Первый - признаться ему во всем. Это она может. И сказать о своей любви и выслушать ответ...

А что - потом?!

А все. Вообще - все. Если она это скажет, Костя... он может желать ее. Она знает, она это чувствует. Но любовь - это другое. А еще есть Таня. Есть Женька. Есть дети. И она может все это разрушить од-ним неосторожным словом.

Костя может любить ее. Это так. Но он никогда не предаст ни жену, ни сына. И она не предаст своих детей.

И что ей остается?

Молчать?

Да. Только так. Молчать - и ждать. И жить рядом с другим мужчиной, принимать его поцелуи, ло-вить его взгляды, улыбаться в ответ на его улыбки - и всегда, всегда помнить, что ты - чужая жена. А любовь... а что - любовь? Живут же люди и вовсе без нее! И даже не знают, что теряют.

И их счастье, что не знают. А Аля знала. И это знание грызло ее не хуже дикого зверя.

Время шло. Дети росли. Она молчала.

Она никогда и никому не признавалась. Но когда Женя умер... она плакала, да! Горевала! Тосковала! Но где-то глубоко внутри, в самом дальнем уголке души пело одно и то же 'Свободна! Свободна!! СВОБОДНА!!!'.

Потом умерла и свекровь. Костя стал свободен. И Аля ждала его домой, совсем как жена. А он улы-бался, благодарил за заботу, целовал ее в щечку при встрече - и ни словом, ни делом, ничем не пока-зал, что любит ее не только как невестку. И Аля сорвалась первой.

Сорвалась, выплеснула все, что у нее на душе - и стала счастливой. И вот уже десять лет, даже больше, была безумно, безудержно счастлива. Несмотря ни на что. Пусть сбежал сын. Пусть осудила сестра. Пусть шипят за спиной завистники...

Какая разница!?

Она любит и любима! И будь оно все проклято, она не позволит отнять у себя и крупицы долгождан-ного счастья! Сколько им осталось с Костей!? Он уже далеко не мальчик. Год? Три?! Пять!?

Даже если остался всего один день - это все равно будет её! И никому она не отдаст ни крупицы сча-стья! И глупо изводить себя из-за сестры. Тома просто не знает что такое любовь. Настоящая. Искрен-няя. Благодаря которой женщина светится как солнышко.

И не узнает.

А она, Аля, она счастлива. Даже сейчас, сидя за столом на кухне и ожидая мужа... куда же поехал Костя?

Аля знала - это как-то связано с Юлей.

Она вовсе не была слепа. И знала - с ее девочкой что-то не в порядке. Но что!?

Она даже знала, когда это началось. Зимой. Почти полтора года назад. Они с Костей уехали тогда на курорт, а вернувшись - нашли своего ребенка в больнице, с сильным воспалением легких.

Как она туда попала? Что произошло!? Почему у нее появились кошмары, во время которых девочка буквально криком заходилась, а потом просыпалась с такими глазами, словно в них навек поселилась безжизненная пустыня?!

Аля до сих пор не знала ответа. И очень боялась за своего ребенка.

А эти ее шрамы? Откуда!? И на руках, и под ключицей... да что с ней такого произошло!?

Если бы не Костин запрет, Аля бы постаралась все вытянуть из дочери. Муж настрого запретил рас-спрашивать. И наблюдая за ребенком, Аля поняла - он прав. Если бы она вынудила дочку рассказы-вать, она бы навсегда потеряла ее. С Юлей что-то произошло.

Но это что-то было настолько ужасным, что девочка даже говорить об этом не могла.

Костя сказал, что ее вылечат покой и одиночество - и не ошибся. Прошло несколько месяцев - и Юля начала улыбаться, смеяться, шутить, стала похожа на себя прежнюю... и в то же время...

Что-то в ее дочери проскальзывало теперь такое... как в Косте.

Холодное. Жестокое. Безразличное. Как в глазах пантеры. Не тронь. Не пощадит.

И зримое отображение этого принципа Аля видела сейчас.

Она плохая мать? Возможно! И те, кто опекает ребенка потакая ему во всем и убирая у него из-под ног каждый камушек, осудят ее. Несомненно. Но Аля всегда была сторонницей самостоятельности. Твои проблемы - тебе и решать. Сама нажила, сама и разбираться будешь. И не надо говорить об опе-ке, о том, что за детьми надо следить...

Ты не сможешь проследить за ними всю жизнь. Рано или поздно придется дать им напутственный пи-нок в жизнь. И что тогда?

Они просто не смогут жить самостоятельно. Вы не сажаете в открытый грунт драгоценную орхидею. Нет. Но почему-то, вырастив ребенка, подобно той орхидее, вы не замечаете, что жить-то ему под от-крытым небом. А когда он или она ломаются, появляется такое детское удивление - почему!?

Да потому, что детей надо не только любить, а еще учить и воспитывать. Пока они маленькие, и их проблемы еще маленькие, их можно проконтролировать. Но со стороны. Так, чтобы ребенок не знал о вашей помощи. И был свято уверен, что проблему решил он сам. Тогда, если возникнет следующая проблема (а она обязательно возникнет, ведь жизнь - это ведь не только танцы на лужайке, но еще и корни под ногами), он будет уверен, что надо попробовать самому. И решить, и разобраться. И спра-вится. А потом это войдет в привычку. Ребенок привыкнет, что вы рядом, что вы его любите, но никто не станет постоянно водить его за руку и вытирать сопли. И привыкнет к самостоятельности.

Юля и привыкла. И решала свои проблемы сама. Обратная сторона медали - Аля и рада была бы по-мочь своей девочке, но не могла. Не знала в чем. Хотела добиться правды, но муж запретил. Да и ка-кое-то внутреннее чутье подсказывало: 'Не тронь. Хуже будет'.