Кроул повернулся к Реву. Из-за красного света, пробивавшегося сквозь иллюминатор, его лицо выглядело даже более искалеченным, чем было на самом деле.

— Не будь к себе так строг. Полагаю, ты ему даже понравился.

Штурмовик скривился.

— Я думал, они никогда не покидают Дворец.

— Я тоже. — Кроул откинулся в металлическом кресле и поправил плащ. — И что мы можем из этого извлечь? Кустодий вышел за стены и ищет пропавшего члена ордо. Вряд ли в это стоит верить.

Рев кивнул и потер подбородок. На квадратной челюсти расползлось пятно кровоподтека, отчего бледная кожа казалась покрытой сплошной татуировкой.

— И кого мог волновать Гиерон Валко? — продолжил Кроул. — Нет, серьезно, кого? Здесь в канализации, наверное, плавают сотни тел, которые никогда не будут найдены. И как только мы начинаем интересоваться одним, всего одним-единственным трупом, на нас сразу нападают древние полубоги.

— Радамант, — сказал Рев.

— Что?

— Радамант. Имя или название. Я нашел его в жилище Валко.

— Ты назвал его арбитрам?

— Нет.

— Уже что-то. — Кроул задумался. — Орбитальный карантин. Вот в чем был заинтересован кустодий. Может, нам и не нужны все записи Валко. Может, это и есть вся важная информация. Это, наверное, корабль.

— Вы слышали о нем?

— Я запрошу информацию о всех транспортниках. Никогда нельзя знать наверняка.

Рев взглянул на Кроула:

— Вы уверены? Это же может быть и человек.

— Или оружие. Или чей-то питомец. Но нет, нет, точно корабль. Валко же этим занимался. Только этим, всю свою жизнь. Он записывал корабли. То, что его убили, наверное, было самым интересным событием в ней.

— И это был кто-то, способный забросить тело в инквизиторский морг.

— Думаешь, Фелиас приложил руку?

— Понятия не имею. — Рев слегка поморщился, когда их транспорт накренился и ремни безопасности, которыми штурмовик был пристегнут к креслу, врезались в израненную плоть.

— Вот и я тоже, — кивнул Кроул, — но я узнаю больше об этом инквизиторе, ради которого приложили такие усилия.

— Может, Спиноза что-то слышала.

Лицо Кроула приняло странное выражение.

— Может. Я спрошу.

Небо снаружи быстро темнело. До ночи оставалось еще несколько часов, но бесчисленные костры делали свое дело, провоцируя искусственный закат перед настоящим. Со всех сторон раздавались призывы на молитву, искаженные помехами. Жрецы пытались перекричать друг друга в несмолкающем звоне громадных колоколов.

— Вы уже ей рассказали?

— О чем?

— Почему хотели, чтобы прислали именно ее.

Кроул глубоко вздохнул:

— Не знаю, с чего ты взял, что я собирался это сделать.

Судя по виду, Рев был не согласен, но спорить не стал.

Впереди показались шпили ульев, расположенных по соседству с Корвейном, — мрачные очертания на фоне грязного, наполненного пеплом неба. Отпугивающая от себя потоки воздушного транспорта, между ними приютилась черная крепость Инквизиции.

— Мы потеряли двоих из отряда Хегайна, — тихо произнес Кроул.

— Я знаю.

— Если у них есть живые родственники на службе, я хочу об этом знать.

— Проверю.

— А ты сам, Рев? Мне сказали, с тобой нормально обращались.

— Я буду в порядке.

Кроул кивнул, продолжая смотреть в иллюминатор. Корвейн был близко, уже можно было разглядеть стволы орудий, на которых плясали отблески костров. Бронированные окна темнели, словно провалы, ведущие в бездонное ничто.

— Я подумаю о том, чтобы ей рассказать, — произнес он, не отрывая взгляда от приближающихся дверей ангара. — Когда все это закончится.

Следующие три часа Спиноза провела в своей комнате в окружении кип документов, привезенных из архива. Гук не обманула: Квантрейн участвовал в огромном количестве процессов. Его много раз награждали за службу, и церемония всегда проходила во Внутреннем Дворце. Карьера в Инквизиции предполагала, что чем выше становился ранг члена ордена, тем реже его видели люди. Агенты уходили в мир тихих переговоров и незаметных глазу вмешательств в важные дела за званым ужином.

Квантрейн, похоже, достиг в этом искусстве совершенства. Он играл свои партии в самом Сенаторуме Империалис, а полевой работой занималась сеть толковых агентов, без сомнения приближавших инквизитора к его главной цели — месту представителя в совете Верховных лордов.

И если сам Квантрейн предпочитал плести сети тайных интриг, то его слуги оказались весьма заметными личностями, в особенности Глох. Может, если бы у нее был столь же активный наставник, она когда-нибудь могла бы достигнуть того же уровня. Но, несмотря на все завистливые комментарии в документах, было очевидно, что Глохом восхищаются. Как и Квантрейном. И Туром, когда он был жив.

Раздавшийся от двери звонок вырвал Люче из плена опасных мыслей. Спиноза подскочила от неожиданности. Сколько времени она уже не спала?

— Войдите, — сказала она, отодвигая бумаги в сторону и поднимаясь из-за стола.

Дверь с шипением отъехала в сторону. На пороге стоял знакомый силуэт, такой же темный, угловатый и поджарый, как и всегда. По крайней мере, сейчас над его плечом не висел проклятый череп. Хотя, возможно, эта несчастная душа говорила куда больше правды, чем инквизитор и дознаватель, вместе взятые.

— Я прошу прощения, Спиноза, — произнес Кроул, немного пригибаясь, чтобы войти внутрь. — Мне правда жаль.

Это сбило ее с толку:

— Чего жаль?

— Ты так и не получила обещанной поддержки. — Кроул подошел к ее койке — безукоризненно расправленное покрывало, аккуратная стопка молитвенников на жесткой подушке, — и сел на краешек. Он жестом попросил Спинозу тоже сесть и сложил длинные руки на коленях. — Возможно, ты уже знаешь, что Рев попал в беду и мне пришлось его вызволять.

— Я не жду, чтобы со мной нянчились, милорд.

— Там, где ты была, настоящие дебри, Спиноза. Один путь сливается с другим, ведет в никуда, а потом снова куда-то. — Вдруг он заметил кипы листов пергамента. — Внеклассная работа?

— Я встретила одного из агентов инквизитора Квантрейна.

— Великана?