Историк литературы Ф. Моретти видит в труде новый тип легитимации власти буржуа в период утверждения капитализма, одновременно отмечая демагогичность этой легитимации, ее подчиненность стремлению к прибыли любой ценой. Приводя пример Робинзона, он пишет: "Работать на себя как на другого: именно так и существует Робинзон. Одна его часть становится плотником, горшечником или пекарем и неделями над чем-то трудится, а затем появляется Робинзон-господин и указывает на изъяны плодов этого труда. Потом цикл повторяется заново. А повторяется он потому, что работа стала новым принципом легитимации социальной власти. Когда в конце романа Робинзон Крузо оказывается "владельцем состояния <...> почти в пять тысяч фунтов стерлингов" и всего остального имущества, его двадцать восемь лет непрерывного тяжелого труда нужны для того, чтобы оправдать его богатство. В реальности эти вещи никак друг с другом не связаны: он разбогател благодаря эксплуатации безымянных рабов на его бразильской плантации, тогда как его собственный одинокий труд не принес ему ни единого фунта" [92, с. 49]. Кстати, данный пример показывает, что стремления к быстрому спекулятивному обогащению и к планомерной наживе совсем не противоречили друг другу.

В занимающей полупериферийное положение в рамках капиталистической миросистемы России ситуция была еще иррациональнее. Как пишет ссылающийся на Ф. М. Достоевского Ф. Моретти: "...жадность старухи-процентщицы Алены Ивановны, безжалостная тирада студента об ее убийстве, попрошайничество пьяного Мармеладова, бессловесное проституирование Сони, его отголосок в решении Дуни ("Для милого, для обожаемого человека [себя] продаст!") и даже "лектор всемирной истории", подделывавший билеты займа с лотереей,- все это и многое другое указывает на то, что деньги способны лишь породить гиперболизированные искажения современного экономического положения. На Западе деньги, как правило, упрощают дело, здесь они его осложняют. Их кругом слишком мало - и они слишком дороги. Вместо западноевропейской процентной ставки, низкой и стабильной, эхом по всем страницам Достоевского отдаются слова старухи-процентщицы, сказанные Раскольникову: "Вот-с, батюшка: коли по гривне в месяц с рубля, так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с"" [92, с. 227].

Дальнейшее развитие тематики отчуждения применительно к различным странам, на наш взгляд, можно связать с наметившимся синтезом марксизма и мир-системного анализа. Здесь отчуждение имеет уже не только классовое, но и историко-географическое измерение. Б.Ю. Кагарлицкий, говоря о веберовской идее протестантской этики, отмечает: "Практическое накопление капитала в XVI-м и начале XVII века отнюдь не было подчинено логике рационального инвестирования, не было оно связано и с производством. Рациональное начало, столь высоко оцениваемое Вебером, проявлялось скорее в правильной и деловой организации грабежа..."[53, с. 230]. По его мнению, протестантизм, конечно, оказал идеологическое воздействие на развитие капитализма, но там, где уже назревала буржуазная революция. Государство превращало протестантизм в официальную идеологию преобразований. Важную роль протестантизм сыграл в распространении грамотности и стандартизации языка, подготавливающем другие стандартизации, необходимые для формирования единого внутреннего рынка и национального государства [53, с. 231-237].

Что касается Северной Америки, то ее специфическое положение в колониальный период, по мысли Б. Ю. Кагарлицкого, объяснялось тем, что британское правительство не очень интересовалось своими североамериканскими колониями, отдавая предпочтение тропическим и субтропическим странам. Плантаторские колонии Юга развивались в большей зависимости от английского капитализма и были, с точки зрения британской буржуазии, более успешными. Но рост аболиционистских настроений в Англии, наложившись на стремление британского правительства ограничить экспансию североамериканских колонистов на запад, привел к возникновению в Северной Америке широкого антианглийского блока, включавшего как плантаторов Юга, так и фермеров Севера [53, с. 485-493]. Позднее, правда, возник неизбежный конфликт между плантаторской элитой Юга и буржуазией Севера: "Правящие классы Юга объективно стремились к тому, чтобы превратить США в периферийную империю, подобную крепостнической России. Но буржуазное развитие Севера находилось с данной перспективой в явном противоречии. Дело не в том, что Юг отставал, а в том, что его ресурсы использовались напрямую для развития мировой экономики, и в первую очередь для английской промышленности, вместо того чтобы обслуживать индустриализацию Севера"[53, с. 539]. Здесь мы видим, что развитие капитализма, а вместе с ним и отчуждения (капиталистического и рабовладельческого), оказывается напрямую связано с местом региона в мировой капиталистической системе. Конечно, размежевание Севера и Юга шло постепенно. Как отмечает американский историк Г. Зинн, еще в 1810 г. на Севере 30 тыс. чернокожих оставались рабами [41, с. 115].

В чем причины быстрого буржуазного развития Севера? На наш взгляд, их следует искать не только в относительной независимости от страны-гегемона капиталистической миросистемы (т. е. Англии), в огромных колонизационных возможностях нового континента, но и в более низком уровне отчуждения труда (в связи с возможностью народной колонизации новых территорий), приводившем как к поиску более дешевой рабочей силы в лице рабов-негров на Юге, так и к технологическому прогрессу на Севере. Наиболее значимой отраслью экономики по количеству занятых людей в странах Запада (и даже в Англии) в первой половине ХIХ в., как отмечает близкий к марксизму англо-американский историк Эрик Хобсбаум, было сельское хозяйство. Благодаря наличию огромного фонда "свободных" земель, которые, правда, часто приходилось силой отнимать у индейцев, в северных штатах создается множество мелких ферм с минимумом наемного труда и максимумом механизации [130, с. 209]. Более высокий уровень заработной платы в условиях текучки рабочей силы и высокой производительности труда стимулировал приток иммигрантов и внедрение технических новшеств. Колонизация новых земель, развитие торговли, высокая по тем меркам зарплата и наплыв иммигрантов создавали огромный и весьма однородный внутренний рынок, что стимулировало технические изобретения и их внедрение [130, с. 248]. Таким образом, снижение общего уровня отчуждения стимулировало и технический, и социальный прогресс.

Но особенно явно эти новые качества американской культуры проявились в ХIХ в. в ходе земельной колонизации и промышленной революции. Развитие морской торговли обеспечивало приток капитала и рынок сбыта. Отсутствие ремесленных гильдий и наличие большого количества источников водной энергии, юридические права на которые не были за кем-либо закреплены, облегчали организацию фабрик. Текучка кадров приводила к росту стоимости неквалифицированной рабочей силы, которая в 1820-х гг., например, была на треть, а то и наполовину выше, чем в Англии. В этих условиях формируется "система взаимозаменяемости" (унификации деталей), цель которой, как объяснял ее создатель - Илая Уитни, состояла в том, чтобы "...заменить эффективной и точной работой машины ту квалификацию художника, что обретается лишь долгой практикой и большим опытом..." [17, с. 31-43]. Довольно рано в США возникает и рабочее движение, уже в 1842 г. были легализованы профсоюзы [17, с. 64-67].

Д. Аджемоглу и Дж. А. Робинсон особо выделяют изобретательность простых американцев: "В 1820-1845 годах только 19% новых получателей патентов были детьми образованных специалистов или происходили из семей крупных землевладельцев. 40% новых держателей патентов окончили лишь начальную школу или вообще не имели никакого формального образования, как Эдисон. Более того, многие из них, как тот же Эдисон, использовали свои патенты, чтобы основать собственное дело. В той же степени, в которой Соединенные Штаты были более демократическими, чем другие страны, в политическом смысле, они были и наиболее открытыми с точки зрения возможностей изобретателей" [1, с. 41-42]. Переселенец, колонист часто прагматичней и изобретательней людей, столетиями живущих на одном месте. Думается, однако, что именно относительно высокая стоимость рабочей силы и постоянно расширяющийся в результате колонизации новых земель (и истребления индейцев) рынок, а не особая природная смекалка и не пресловутая демократия, которая в первой половине ХIХ в. была во многих штатах весьма ограниченной, стали главными причинами американской технической изобретательности.