В чем причина такой "прагматизации" развития современной науки, оборотной стороной которой становится широкое распространение сциентизма и его двойника - обскурантизма? Ответ очевиден - в победе общества потребления. Как отмечает Э. Фромм, во всеобщем распространении рыночного характера свою роль играет и система образования, где под маркой плюрализации, демократизации, учета интересов студентов все более разрушаются такие ценности, как целостность научного мировоззрения и критичность мышления. В работе "Революция надежды" Э. Фромм констатирует, что образование стало инструментом общественного преуспевания или, в лучшем случае, сведено к использованию знаний для практического приложения, к "добыванию пищи" [125, с. 330]. В книге "Иметь или Быть" он выделяет два типа студентов: ориентированных на обладание знанием и на бытие. Первые, слушая лекции, воспринимают слова, улавливают логические связи и общий смысл, делают максимально подробные записи, но не думают о содержании, о своем отношении к материалу. Мысли, не укладывающиеся в привычную систему, вызывают у них страх. Вторые, приходя на лекции, уже имеют представление о теме, которая будет обсуждаться. Они не просто слушают, но и воспринимают и реагируют активно и творчески [125, с. 409-410]. К сожалению, система образования больше ориентирована на первый тип. Как пишет Э. Фромм, многие колледжи предлагают студентам гигантский бутерброд, от которого студент может откусить кусочек то в одном, то в другом месте, что якобы стимулирует к свободному выбору темы [125, с. 421]. Думается, здесь невольно вспоминается реформа вузов по болонской системе. На место смысла пришли информация и навыки. Вдобавок, многие студенты ориентированы не на знания, а на диплом.

Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет еще в 1930 г. за пять лет до прихода в большую политику Франко писал о "восстании масс", довольных собственной заурядностью, требующих от мира все больше и одновременно совершенно неблагодарных по отношению ко всему, что облегчает им жизнь, в т. ч. и к науке [100, с.191-201]. При этом, благодаря растущей специализации сами люди науки замыкаются во все более тесном пространстве мысли, не осознавая связи своих научных проблем с развитием европейской цивилизации [100, с. 213]. То же наблюдается и среди интеллигенции в целом: "Несоответствие между тем явным и прочным благоденствием, которое наука дарит, и тем отношением, которым ей платят, таково, что нельзя больше обманываться пустыми надеждами и ждать чего-либо иного, кроме всеобщего одичания. Тем более, что нигде равнодушие к науке не проступает, в чем мы не раз убедимся, с такой очевидностью, как среди самих специалистов - медиков, инженеров и т. д., - которые привыкли делать свое дело с таким же душевным настроем, с каким водят автомобиль или принимают аспирин, - без малейшей внутренней связи с судьбами науки и цивилизации" [100, с. 203].

Но кто он - "массовый человек" испанского философа? Это не пролетарий, не крестьянин, не ремесленник. Это тот, кого в СССР называли мещанином, а на Западе - петти-буржуазией, продукт капиталистического отчуждения труда. Именно мещанская среда современного "среднего класса" и является главным рассадником модного "научно обоснованного" обскурантизма, существующего рука об руку с антигуманным неолиберальным сциентизмом.

Отечественный философ М. Кантор уделяет особое внимание российской интеллигенции. По его мнению, культура интеллигенции уже в позднесоветское время стала антитезой культуре партийно-народной. Новая культура интеллигенции имела мало общего и с защитой униженных и оскорбленных, характерной для интеллигенции дореволюционной [57, с. 249]. В результате антикоммунистической перестройки процесс отрыва интеллигенции от народа завершился. Возник "креативный класс". Как пишет М. Кантор: "Креативный класс сделал нечто обратное тому, что являлось миссией интеллигента на Руси. Стараниями "креативного класса" разрыв между нищими и ворами был легализован на нравственном уровне. Было произнесено слово "быдло" - обращенное к массе народа. Было сказано слово "анчоусы" - про людей. А также писатель Быков употребил слово "чернь" - возможно, заигравшись" [57, с. 301]. Результатом роста отчуждения труда, распространения идеологии потребления и отрыва интеллигенции от народа и становится сциентизм, поразивший всю научную среду, но особенно гуманитарную. И не только в России.

Классическим проявлением сциентизма может быть обращение некоторых современных ученых к проблеме перенаселения. Так, например, американский психолог Д. Х. Холланд пишет: "Самая основная задача ближайших десятилетий - это привести численность человеческой популяции к уровню, отвечающему ресурсоемкости планеты" [14, с.155]. Так и хочется, вслед за С. Я. Маршаком, сказать: как жаль, что он планету собой перенаселил! Конечно, перенаселение является одной из серьезнейших проблем современности, но решение здесь скорее в изменении способа производства, повышении производительности жизненно важных отраслей, поиске новых источников энергии и сырья, снижении уровня престижного потребления, создании в странах периферии достойных условий. Впрочем, новая мировая война может решить проблему как раз в духе Д. Х. Холланда.

Еще одним проявлением сциентизма стало новое возрождение евгеники. Вот, например, наши отечественные авторы С. А. Михайлина и Ю. В. Хен заявляют: "Теперь же мы приближаемся к тому этапу, когда государство будет вынуждено заняться евгеническим планированием. Несомненно, введение дополнительных ограничений не может не вызвать недовольство многих людей, причем не только "малоценных". Но ведь и повышение цен, например, почти никому не нравится, однако население уже привыкло относиться к экономическому диктату властных структур как к естественной данности" [139, с.476]. Непонятно только, почему эти дамы себя не относят к "малоценным"? Перед нами классический пример интеллигента-мещанина, уверившего в свое превосходство. При этом вопрос о критериях собственной ценности даже не поднимается. Да и как можно приводить в качестве положительного примера неолиберальные экономические реформы, постоянно ввергающие экономику России в ступор, а население - в нищету?

М. Хардт и А. Негри отмечают, что одним из проявлений глобального неравенства стало возрождение мальтузианства: "Сегодняшнее мальтузианство часто принимает форму неоказания помощи некоторым группам населения в том, что касается продуктов питания и санитарной инфраструктуры, а то и проведением кампаний принудительной стерилизации. Стратегии национальных и международных организаций дополняются в данном случае жаждой прибыли со стороны многонациональных корпораций, которые не склонны к инвестициям в самые бедствующие районы мира и порой даже отказываются продавать туда лекарства по ценам, доступным местным жителям" [129, с. 204-205]. При этом данные авторы пишут, что они не против добровольного контроля над рождаемостью, но то, что делается в этой сфере в современном мире, явно попахивает расизмом [129, с. 205].

Оборотной стороной сциентизма является его кровный брат обскурантизм, распространяемый как снизу, так и сверху. Весной 2017 г. наш министр образования заявила, что в стране слишком много аспирантов (на самом деле их почти в полтора раза меньше, чем в 2011 г.), а защищается из них менее одной пятой. Казалось бы, министр образования должен в подобном случае проанализировать ситуацию и предложить меры по усилению эффективности аспирантуры. Например, повысить стипендию аспирантов, чтобы они больше думали о науке, а не о куске хлеба, освободить их научных руководителей от излишнего написания никому не нужных бумаг, вычеркнуть из планов аспирантуры курсы, не имеющие отношения к подготовке молодых ученых, усилить ответственность вузов за вывод аспирантов на защиту диссертаций и т. д. Вместо этого было предложено сократить число аспирантов. Очевидно, что простое сокращение аспирантов без изменения системы подготовки может привести только к сокращению числа молодых ученых.