– Ты захочешь меня учить? – Цири присела на кровати, провела рукой по бархатному покрывалу. – Забрать отсюда, да? Никуда я с тобой не поеду!
– Значит, уеду одна, – холодно сказала Йеннифэр, развязывая ремни вьюков. – И ручаюсь, скучать не буду. Я ведь говорила, учить тебя стану только в том случае, если ты сама того захочешь. И могу делать это здесь, на месте.
– И долго ты собираешься меня… учить?
– Покуда будешь хотеть. – Чародейка наклонилась, раскрыла шкафчик, вытащила оттуда старую кожаную сумку, ремень, два отороченных мехом ботинка и глиняную, в ивовой оплетке, бутыль. Цири услышала, как она чертыхается под нос, одновременно усмехаясь, увидела, как снова убирает находки в шкафчик, и догадалась, кому они принадлежали. Кто их там оставил.
– Что значит – покуда буду хотеть? – спросила Цири. – Если мне наскучит или не понравится твоя наука…
– Тогда покончим с учебой. Достаточно, чтобы ты сказала. Или показала.
– Показала? Как?
– Если мы решимся на обучение, я потребую от тебя абсолютного послушания. Повторяю: абсолютного. Поэтому, если тебе учеба опостылеет, достаточно будет проявить непослушание. Тогда обучение незамедлительно прекратится. Ясно?
Цири кивнула, глянула на чародейку зеленым глазом.
– Во-вторых, – продолжала Йеннифэр, распаковывая баулы, – я потребую абсолютной искренности. Ты не должна от меня ничего скрывать. Ничего. Если же почувствуешь, что с тебя довольно, достаточно солгать, притвориться или замкнуться в себе. Если я о чем-то спрошу, а ты не ответишь искренне, это также будет означать немедленное окончание учебы. Ты меня поняла?
– Да, – проворчала Цири. – Но эта… искренность… Она… обязательна для обеих? Я смогу… задавать вопросы тебе?
Йеннифэр глянула на нее, и ее губы сложились в странную гримасу.
– Конечно, – немного помолчав, ответила она. – Само собой разумеется. На этом будет основываться учеба и опека. Искренность обязательна для обеих. Можешь спрашивать в любой момент. Я отвечу. Честно.
– На любой вопрос?
– На любой.
– С этой минуты?
– С этой минуты.
– Что… между тобой и Геральтом, госпожа Йеннифэр?
Цири чуть не потеряла сознание от собственной наглости, похолодела от тишины, наступившей после ее вопроса.
– Грусть, – ответила чародейка серьезно. – Тоска. Обида. Сожаление. Надежда. И страх. Да, похоже, я ничего не упустила. Ну теперь уж можно приступать к испытаниям, маленькая зеленоглазая змейка. Проверим, годишься ли ты. Хотя после твоего вопроса я очень бы удивилась, если б оказалось, что нет. Пошли, утенок.
– Почему ты меня так называешь? – нахохлилась Цири.
Йеннифэр усмехнулась уголками губ.
– Есть такая сказочка. О гадком утенке. Я обещала тебе быть откровенной.
Цири выпрямилась, возбужденная, нетерпеливо завертелась на стуле, жестком и натирающем попку после многих часов сидения.
– Ничего из этого не получится! – проворчала она, вытирая о стол испачканные угольком пальцы. – Ну ничего же… ничего у меня не выходит! Не гожусь я в волшебницы! Я знала с самого начала, но ты не хотела меня слушать. Вообще не обращала внимания!
Йеннифэр подняла брови.
– Не хотела слушать, говоришь? Интересно. Обычно я обращаю внимание на каждое произнесенное в моем присутствии слово и запоминаю его. Условие одно – в этом слове должна быть хоть крупица смысла.
– Все ехидничаешь. – Цири скрипнула зубами. – А я просто хотела сказать… Ну, об этих способностях. Понимаешь, там, в Каэр Морхене, в горах… Я не умела делать ни одного ведьмачьего Знака. Ни единого!
– Знаю.
– Знаешь?
– Знаю. Но это ни о чем не говорит.
– То есть? Но… Но это еще не все!
– Ну, ну…
– Я не гожусь. Ты что, не понимаешь? Я… слишком молодая.
– Я была моложе, когда начинала.
– Но, наверно, не была…
– О чем это ты, девочка? Перестань заикаться! Хотя бы одну полную фразу сказать можешь? Прошу тебя. Очень.
– Потому что… – Цири опустила голову, покраснела. – Потому что Иоля, Мирра, Эурнэйд и Катье, когда мы обедали, смеялись надо мной и сказали, что чары ко мне не пристают и я не научусь никакой магии, потому что… потому что… я девица, то есть… это значит…
– Представь себе, я знаю, что это значит… – прервала ее чародейка. – Возможно, ты снова подумаешь, что я, как ты выразилась, ехидничаю, но я с сожалением отмечаю: ты плетешь чепуху. Продолжим испытания.
– Я – девица! – задиристо повторила Цири. – Зачем мне твои испытания? Девицы не могут… ну… волшебничать… волшебствовать…
– Да! Положение безвыходное. – Йеннифэр откинулась на спинку стула. – Иди и потеряй девичество, если оно тебе так мешает. Я подожду. Но поспеши, если можешь.
– Смеешься?
– Ты заметила? – Чародейка сладко улыбнулась. – Поздравляю. Предварительное испытание на сообразительность ты выдержала. А теперь – испытание настоящее. Сосредоточься. Взгляни: на этой картинке нарисованы четыре сосенки с разным количеством веток. Нарисуй пятую, такую, которая соответствует этим четырем и стоит на этом пустом месте.
– Сосенки глупые, – вынесла свой приговор Цири, высовывая язык и рисуя угольком довольно худосочное деревце. – И скучные! Не понимаю, что общего у сосенок с магией? А? Госпожа Йеннифэр? Ты обещала отвечать на мои вопросы.
– Увы, – вздохнула чародейка, поднимая листок и критически рассматривая рисунок. – Похоже, придется пожалеть о своем обещании. Что общего у сосенок с магией? Ничего. Но нарисовала ты правильно и в срок. Нет, серьезно, для девицы очень даже хорошо.
– Опять смеешься?
– Нет. Я редко смеюсь. Нужен по-настоящему существенный повод, чтобы заставить меня смеяться. Сосредоточься на новом листке, Неожиданность. На нем нарисованы ряды из звездочек, колечек, крестиков и треугольников, в каждом ряду другое количество каждого из элементов. Подумай и ответь: сколько звездочек должно быть в последнем ряду?
– Звездочки глупые!
– Девочка! Сколько?
– Три!
Йеннифэр долго молчала, уставившись в только ей известную деталь на резных дверцах шкафчика. Зловредная ухмылочка начала понемногу сползать с губ Цири и наконец исчезла совершенно. Без следа.
– Тебя, наверно, интересовало, – очень медленно проговорила чародейка, не переставая любоваться шкафом, – что произойдет, если ты дашь бессмысленный и глупый ответ. Вероятно, решила, что я этого не замечу, так как твои ответы, дескать, меня вовсе и не интересуют? Напрасно! Или ты думала, что я молча соглашусь с тем, что ты неумная? Тоже напрасно! А может, тебе надоели испытания и ты для интереса решила испытать меня… Считаешь, удалось? Как бы там ни было, это испытание окончено. Отдай листок.
– Прости, госпожа Йеннифэр. – Девочка опустила голову. – Там, конечно, должна быть… одна звездочка. Прости, пожалуйста. Пожалуйста, не злись.
– Посмотри на меня, Цири.
Цири удивленно подняла глаза. Чародейка впервые назвала ее по имени.
– Цири, – сказала Йеннифэр. – Запомни, я, вопреки всему, злюсь так же редко, как и смеюсь. Ты меня не разозлила. Но, извинившись, доказала, что я в тебе не ошиблась. А теперь возьми следующий листок. Видишь, на нем пять домиков? Нарисуй шестой…
– Опять? Но я действительно не понимаю, зачем…
– …шестой домик. – Голос чародейки опасно изменился, а глаза полыхнули фиолетовым огнем. – Здесь, на пустом месте. Не заставляй меня повторять, прошу тебя.
После яблочек, сосенок, звездочек, рыбок и домиков пришла очередь лабиринтов, из которых следовало как можно скорее выбраться, волнообразных линий, клякс, напоминающих раздавленных тараканов, других странных изображений и мозаик, от которых глаза начинали косить, а голова кружиться. Потом был блестящий шарик на шнурке, в который надлежало долго всматриваться. Всматриваться было нудно до тошноты, при этом Цири постоянно засыпала. Йеннифэр, на удивление, это вовсе не расстраивало, хоть несколькими днями раньше она громко накричала на девочку за попытку подремать над одной из таракановых клякс.