— Обо мне говорят всякую всячину, да? — спросил принц. — Но ты же не станешь верить всему, что болтают, правда, милая? Мои враги наговаривают на меня, выставляя этаким чудовищем, я плачу им той же монетой. Это часть игры, в которую мы играем, она называется политикой. Перестань дрожать и расслабься. Разве я кажусь тебе чудовищем?

Служанка вспыхнула и покачала головой. Луи кивнул Железному Сердцу, и тот, протянув свои металлические лапы, схватил девушку за руки повыше локтей. Она вскрикнула и попыталась вырваться, но тщетно. Принц медленно поднялся со своего места и, подойдя к девушке, протянул руку и нежно погладил ее лицо. Служанка сжалась. Луи чуть заметно улыбнулся.

— Надо всегда помнить, что ты в Полуночном Замке, — произнес он мягко, — разве можно здесь верить тому, что видишь?

Луи разорвал на девушке платье. Она закричала. Она кричала долго, но никто не слышал ее.

Спустя примерно час воздух в комнате заколебался, и появился Монах. Пустой капюшон повернулся в сторону лежащего на полу окровавленного тела. Большие удивленные глаза девушки больше ничего не видели, а лицо уже не казалось красивым.

— Избавься от нее, — бросил Луи, небрежно махнув рукой в направлении тела.

Монах поклонился, и девушка исчезла.

— Ее не найдут, господин.

— Ты опоздал! — крикнул Луи.

— Прошу простить меня, — ответил Монах, — очень многое происходит в замке, и я хочу, чтобы вы были в курсе всего. Вот, например, мои подозрения относительно вашего брата Виктора оправдались. Он использует двойника. Человек, с которым вы встречались в Главном зале, — всего лишь актер, внешность которого изменили с помощью колдовства.

Луи нахмурился:

— Я бы мог поклясться, что это Виктор. Так похож, и голос… черт возьми, а как же огонь? Я видел!

— Просто фокус, ваше высочество, ловкость рук и ничего больше.

— Доминик тоже знает о двойнике, — внезапно сказал Луи, — он мне намекал на это.

— Точно, — ответил Монах, — очевидно, он давно об этом узнал, у него даже есть план, как обличить самозванца. На церемонии принесения присяги Доминик вынудит двойника окропить своей кровью Камень, тот откажется и тем самым выдаст себя. Тогда Доминик потребует, чтобы пришел настоящий принц Виктор, люди которого будут вынуждены открыть правду.

— Неплохая затея, — согласился Луи, — мы тоже можем извлечь из нее пользу. Друзья мои, мы примем живейшее участие в этой церемонии, и, когда самозванец будет разоблачен, я заявлю, что есть и другие. Под шумок мои люди нападут на Доминика, а ты, Монах, убьешь моего брата. Я бы и сам с удовольствием сделал это, но ты — единственный из нас, кто способен противостоять чарам его колдовства. Потом мы объявим, что уничтожили вселившегося в Доминика двойника из нереального мира. Пусть потом доказывают, что это не так. Да, мне это по душе. Сделай все необходимые приготовления, Монах.

С этими словами принц развернулся и, радостно посмеиваясь, скрылся в спальне. И Монах и Железное Сердце молча ждали, пока за ним закроется дверь. Едва это произошло, раздался скрип трущегося о металл металла, и латные рукавицы рыцаря сжались в кулаки.

— Я так хочу убить его, — сказал стальной великан тихо, — сильнее, чем когда-либо раньше.

— В свое время, — ответил Монах, — сейчас он еще нужен нам. Пока все уверены, что мы служим Луи, нас не решатся подвергнуть тщательной проверке. Хранительница Замка догадывается о нашем происхождении, но позиция, которую занял принц, заставляет ее молчать. Утишь свой гнев, друг мой. Луи полезен нам.

— Это когда-нибудь кончится.

— Верно, и тогда мы покажем ему, что значит настоящий страх и подлинные страдания.

Железное Сердце пошевелился, и сочленения его стальных доспехов негромко скрипнули:

— Этого мало. Сколько бы он ни страдал, этого недостаточно. Я хочу, чтобы он пылал и корчился от боли, как я все эти долгие годы.

Рыцарь взял свой шлем обеими латными рукавицами и снял его с головы. Мягкие отблески освещавших комнату ламп заиграли на мертвенно-белом лице. Кожа его обвисла и потеряла цвет. Ни капли крови не вылилось даже из рваной раны, зиявшей на месте прорубленного мечом левого глаза.

— Уже почти двенадцать лет, как я умер, — медленно произнес рыцарь. Слова давались ему нелегко, когда он заставлял шевелиться свои мертвые губы и язык, — двенадцать лет, как я продолжаю жить в этом проклятом аду. Все это я сделал с собой сам, Монах, только для того, чтобы отомстить человеку, лица которого я теперь даже и не помню. Всегда я был дураком в делах, в которых оказывалась замешана женщина. Сейчас все внутри меня гниет и разлагается, кости становятся хрупкими, и все-таки охранное заклинание не позволяет мне умереть. Я чувствую все, что происходит внутри меня, боль не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Я не могу расслабиться и уснуть, я всегда чувствую себя ужасно измотанным! Иногда я думаю, что измотанность эта хуже, чем боль. Не можешь ли ты мне помочь, Монах? Ты так могущественен. Может, сумеешь сделать, чтобы я хотя бы немного поспал?

— Я бы помог тебе, если бы это было в моих силах, друг мой, — ответил Монах, — но проклятье, лежащее на тебе, я снять не в состоянии.

— Я больше не могу терпеть, — тихо простонал рыцарь, — просто не могу. Я сойду с ума. Я хожу, говорю и притворяюсь живым, но с каждым днем мне все труднее помнить, кем я был. Я теряю память каплю за каплей, остается только боль, злость и жажда разрушения. Луи клялся, что может помочь мне избавиться от проклятия и умереть. Но я все больше и больше убеждаюсь, что слишком нужен ему. Он не позволит мне уйти. Надежда покидает меня, Монах, а ведь это все, что у меня осталось.

— Крепись, друг мой, — ответил Монах, — ждать придется недолго, обещаю тебе. Продержись еще немного, и страданиям твоим придет конец. Даю тебе слово.

Железное Сердце посмотрел на Монаха, и мертвые губы его растянулись в подобие улыбки:

— Ты единственный, на кого я могу положиться, хотя я не знаю, принадлежишь ли ты к реальному миру. Меня это не волнует. Ты был и остаешься моим добрым другом. Боль немного отступает, когда ты рядом.

— Я не могу оставаться с тобой долго, Железное Сердце, но пробуду рядом столько, сколько удастся.

— Мне становится страшно порой, что когда наконец у меня будет возможность умереть, я не решусь сделать это. Мое существование хуже, чем любые адские муки, какие только можно себе представить, но смерть иногда пугает меня. Я не был плохим человеком при жизни, но с тех пор, как умер, цепляясь за свое жуткое существование, сделал много такого… Теперь мне всегда страшно — как умереть, так и продолжать тянуть эту лямку.

— Не надо бояться, — утешил Монах рыцаря, — я ведь здесь, с тобой.

Они еще какое-то время проговорили вдвоем. Тихие отстраненные безжизненные голоса были едва слышны в огромной комнате. Наконец Монаху пришло время уходить, и всколыхнувшийся воздух поглотил его. Железное Сердце водрузил лишенный герба шлем на свою мертвую голову и замер в углу. Спустя какое-то время далекий печальный голос тихо запел очень известную лет десять назад песню о трагической любви благородного рыцаря к одной недостойной даме.

* * *

На крыше стражники гонялись за горгулями. Безобразные серые чудовища проворно перемещались туда-сюда по неровной, покрытой шифером поверхности, с удивительной ловкостью ускользая от сетей стражников. Полная луна в изумлении взирала на все происходящее внизу. Тишину ночи нарушали ругательства и тяжелое дыхание стражников да издевательское хихиканье неизменно ускользавших от своих преследователей горгуль. Дамон Корд, стоя на вершине трубы дымохода, выкрикивал команды, актуальность которых теряла свой смысл раньше, чем помощник Хранительницы успевал отдать их. Горгули выказывали завидную ловкость.

Катриона Таггерт выбралась на крышу через аварийный ход. Вздрогнув от порыва пронизывающе холодного ветра, она с раздражением огляделась вокруг и покачала головой. Мало ей проблем, так вот нет же, Хранительница получила указание не уничтожать горгуль, а захватить всех их целыми и невредимыми. Она решилась бы плюнуть на этот приказ, если бы он не исходил от самого регента. Катриона едва сдержалась, чтобы не сказать ему об этом. Очевидно, при дворе все еще продолжали надеяться, что, когда нереальное удастся обуздать, горгули снова превратятся в статуи. Вот поэтому регент и приказал вылавливать их. Граф Вильям человек рачительный и не хочет тратиться на новые изваяния, вырезать которые из камня будет стоить немалых денег. Из-за этого Таггерт не только не имела права уничтожать разбуянившихся горгуль, но обязана была даже следить, чтобы они не получили повреждений во время поимки. И вот теперь несколько самых лучших людей Хранительницы точно полные идиоты прыгали по крыше с огромными сачками, будто бы у них и дел других нет, кроме ловли этих гигантских сумасшедших бабочек.