— Я не могу… не могу увидеть их, и снова потерять, — прошептала тихо-тихо, но мужчина умудрился услышать.

— Если не увидишь, будет еще хуже.

Олиф немигающим взглядом уставилась на Лекса. Внутри царил хаос. Она ведь знала — в глубине души знала, что ей никогда не вернуться в это село. Изгнанникам нет пути на волю. Но Олиф отказывалась в это верить. И прямо сейчас нос к носу столкнулась с жестокой реальностью. Если ее поймают, то сразу же казнят. А если узнают, у кого она скрывалась, ее сестер и брата причислят, как сообщников, и кинут в темницу.

— Просто покажи, что ты жива.

Голос Лекса звучал спокойно и уверенно. Он оценивал все со стороны и точно знал, как нужно поступить. Или, возможно, поступил бы так. Если бы было, ради кого.

— Я не смогу оставить их.

— Придется.

— Нет… хватит. Прекрати так говорить!

— Олиф, ты — Изгнанница. Ты три месяца провела в пустыне. Ты побывала в лапах у Песчаников. Ты пережила смерть двоих своих лучших товарищей. И ты все еще не можешь перестать обманывать себя? Это жизнь. Она никогда не была легкой, тем более для тебя.

— И для тебя.

— Для всех. Привыкай к тому, что придется терять всех близких тебе людей.

— Я потеряла Хэнка, — покачала головой Олиф. — На моих руках умер Кнут. Из-за меня. Они оба умерли из-за меня. Я просто не переживу этого, понимаешь?

— Ты так же думала, когда попала в пустыню. Идем, твоя семья заслуживает право знать правду.

Лекс подошел к ней, взял под локоть и потянул по направлению ухабистой дороги.

— Я не смогу, — уперлась девушка.

Она думала, что ее сейчас скрутят и потащат силком, но мужчина неожиданно разжал хватку.

— Мне не жалко, — усмехнулся он. — Разворачивайся. Пойдем. Куда? Куда больше хочется, туда и пойдем. Хочу посмотреть, как «легко» тебе будет житься. Каждый раз, перед сном, ты будешь вспоминать, что у тебя был шанс увидеться со своей семьей — пускай в последний раз, но он был. А ты его упустила из-за своей трусости. Идем, чего встала? Пошли-пошли, незачем тебе говорить, что ты жива. Пускай лучше все будут думать, что твои кости давным-давно засыпало песком. Идем.

Олиф не понимала, почему он так хочет, чтобы она увиделась со своей семьей. Но прекрасно понимала, что он был прав. Не хотела этого признавать, но все равно ведь понимала. Если она сейчас сбежит, то потом никогда себя за это не простит.

— Если бы на твоем месте оказалась твоя сестра, неужели ты бы не захотела знать, что она жива? — поднял бровь Лекс.

Это было последней каплей. Олиф резко сорвалась с места и почти бегом направилась вперед.

Она увидит их. Она скажет, обязательно скажет, что любит их всех. И неважно, кем она стала, и как ее теперь называют люди. Важно то, что обычный человек, Изгнанник, убийца, беглянка — все эти сущности внутри чувствуют одинаково. Кем бы Олиф ни была, она любит свою семью так же, как и прежде. Пускай они знают, что их старшая сестра жива. Она больше никогда не будет с ними, больше никогда не увидит, как Тара и Тимка играют во дворе, больше никогда не сможет помочь Марике зашить платье. Она больше никогда не вернется к ним, но она навсегда останется членом семьи. Так же, как мама. Как папа.

Она обязательно должна сказать, что жива. Должна.

Деревья мелькали, словно мотыльки. Олиф шла быстро, совершенно не разбирая дороги, полагаясь на свою память. Это как вышивать крестиком — один раз научился, и больше уже никогда не забудешь. Она прекрасно помнила обходную дорогу, пролегающую через пологий склон.

Девушка спиной ощущала взгляд Лекса позади себя, слышала его шаги. Да. Пускай идет за ней. Чтобы сделать решающий шаг, ей нужна будет помощь.

Олиф отстраненно подумала, что если бы не Лекс, она бы не смогла даже войти в село. Или вошла бы, и не нашла в себе сил уйти. Безвольная идиотка. Как она только умудрилась выбраться из пустыни? Девушка шла очень быстро, постоянно спотыкаясь, и лишь каким-то чудом умудрилась не разбить себе нос. Место, где кончается земля, она заметила сразу. Там деревья становились реже. Именно там она однажды навернулась так, что расцарапала себе все коленки. Мама тогда была в ярости.

Чуть ли не на попе девушка скатилась со склона, цепляясь платьем за торчащие из земли корни деревьев. Оглянулась — на всякий случай, чтобы убедиться, что Лекс не бросил ее. Мужчина шел следом, и, в отличие от нее, такой отчаянной попытки спуститься не предпринимал. Он цеплялся за толстые стволы деревьев и аккуратно делал каждый шаг. Несмотря на разницу в скорости, мужчина спустился почти одновременно с ней.

Олиф подавила в себе укол зависти, и, собравшись с силами, пошла дальше. Путь пролегал через кузницу. Девушка непроизвольно дотронулась до своего клейма на ладони. Вздрогнула, вспомнив, какую невыносимую боль испытала, когда кожи коснулся раскаленный металл. Кузнец — этот паршивый гад, сидел, небось, в тепле и уюте, когда она, Олиф, умирала от жажды. Пока ее кожа обгорала на солнце, эта тварь прижигала руки другим Изгнанникам. И неважно, помогали они ему до этого, или нет.

Злость придала сил. Девушка пообещала себе, что обязательно еще нанесет визит этому предателю. Но не сейчас. Ей нужно идти быстрее, еще быстрее, пока она не передумала, пока не повернула назад. Их дом находился как раз рядом с еще двумя, в которых жили две главные сплетницы села. Черт побери. Если их заметят, из-за этого пострадает вся ее семья.

Олиф резко остановилась. Сделала шаг назад и уперлась спиной и в кого-то. Вернее, не в кого-то.

— Дом с деревянным крыльцом — наш, — тихо сказала девушка.

— Тогда идем, — подтолкнул ее Лекс.

— Нет, нас могут увидеть.

— Надо было думать об этом прежде, чем нестись, как угорелая через половину села.

— О Берегини, — до Олиф, наконец, дошел весь смысл его слов. — Нас уже заметили, да?

— Вряд ли, — покачал головой мужчина и скрыл усмешку.

— Уверен?

— Я не знаю, кто нас может заметить, если в селе никого нет.

— Как это? — от неожиданности Олиф повернулась к нему лицом.

— Ты по сторонам вообще смотрела? Ни света в домах, ни людей.

— Как такое может быть? — недоуменно отозвалась она. — А какое сегодня число?

— Понятия не имею.

— Может, сегодня ярмарка?

— Может.

Олиф порывисто вздохнула. И впрямь, обычно на улицах слышалось хотя бы пара голосов, а сейчас стояла тишина.

— Все равно нужно проверить, — неуверенно сказала девушка. — Мы почти никогда не ходили на ярмарку.

Лекс промолчал. Она нервно сжала и разжала пальцы. Берегини помогите ей.

Олиф решительно прошлась вдоль двух самых опасных в селе домов, которые впитывали в себя любую информацию, и переделывали ее до такой невообразимой чуши, что оставалось только диву даваться. Никто не выбежал, не замахал палками, не начал кидать камнями. Видимо, хозяев дома не было. Странно. Не похоже на них.

Девушка дошла до своего заветного маленького дворика, тут же заметив рядом с лужей маленькую деревянную лодку. Удивилась еще сильнее — Тимка не смог бы такое сделать. Марика тоже. Олиф недоуменным взглядом обвела двор, приметив кое-что совсем уж невероятное.

— Лекс, — ошарашено сказала она.

— Что?

— Земля… земля вспахана. Мы никогда ее не вспахивали! Только отдельный участок, для горстки семян.

Олиф повернулась к нему с таким лицом, будто только что увидела привидение.

— Держи себя в руках, — хмуро приказал Лекс. — Я пойду первым.

— Нет, лучше я, — покачала головой девушка и медленно зашагала к крыльцу.

На ватных ногах поднялась к двери, чувствуя, как больше не прогибаются под ее весом доски. А они всегда прогибались. Всегда.

— Их кто-то заменил, — тихо, себе под нос, сказала Олиф.

Подняла руку, чтобы постучать, и тут же ее одернула. Нет, она не сможет. Просто не сможет. Для этого нужна огромная смелость, которой у девушки не было. Олиф вздохнула. Вновь подняла руку. Поднесла к деревянной двери. Надо. Это ее семья. Они примут ее. Должны принять. Она же их сестра, и не важно, кем была до этого, и кем стала сейчас. Она всегда будет их сестрой. Всегда.