— Не так уж и далеко, — вздохнул я.

— Я думаю, что капрал Дюран в глубине души поэт, — заявил Гийом. — И в эти моменты он пытается подобрать приличную рифму к слову «всадница».

Это было знакомое мне беззлобное подтрунивание, и я подумал, что если бы на самом деле собирался честно играть в эту игру, то уже очень скоро эти парни могли бы стать моими друзьями.

Жаль, что так не будет. Мне этого не хватало.

Снова пошел дождь, и мы принялись кутаться в наши плащи, когда из водной завесы выросла фигура сержанта Дювалла.

— Можете пройти в палатку, — сказал он. — Ваша еда уже ждет вас…

В следующий миг послышался характерный свист, и голова сержанта Дювалла взорвалась, как перезрелый арбуз, который сбросили на бетонную мостовую с высоты третьего этажа. Только что он стоял перед нами воплощением воинской доблести и унтер-офицерской мудрости, и вдруг над его плечами возникло розовое облако разлетающихся в сторону крови, мозгов и осколков костей.

— Ложись! — заорал я, подавая пример и первым падая в мокрую грязь.

Следующая пуля угодила одному из пожилых новобранцев в грудь, проделав там отверстие, в которое можно было просунуть руку. Третья попала его соседу в бедро, практически оторвав ногу.

Стреляли откуда-то с юга. Я бы не взялся определить дистанцию, но из-за повисшей вокруг пелены дождя можно было предположить, что она невелика. Дождь снижает прицельную дальность, даже если противник использует тепловизоры.

Я подполз ближе к трупу сержанта, снял с его плеча автомат, выгреб из разгрузки запасные магазины. Вытащив из кобуры пистолет Дювалла, я отдал его Гийому, как человеку, имевшему хоть какой-то боевой опыт.

Пули продолжали гулять по лагерю. Кто-то из местных открыл ответный огонь, паля в белый свет, как в копеечку.

— Чертовы узкоглазые, — пробормотал Гийом.

Чертовы часовые, которые проспали угрозу, подумал я. Это не было похоже на продвижение основных сил имперцев, да и вряд ли канадцы обустроили свой перевалочный пункт у них на пути. Скорее, на нас вышла какая-то их диверсионно-разведывательная группа, не думаю, что многочисленная, да и тяжелой техники у них нет.

Здесь, в глубоком лесу, в условиях ограниченной видимости, я бы насытил такими ДРГ всю линию фронта для внесения хаоса в ряды противника перед ударом главных сил, и похоже, что цинты именно этим и занимались.

— Что нам делать, капрал?

— Назначаю тебя своим заместителем, — сказал я Гийому. — Постарайтесь раздобыть оружие и отступайте вон туда.

Цинты пришли с юга, так что я указал рукой на север. Возможно, у меня появилась законная причина подобраться к червоточине поближе. Без карт, без даже минимального знания местности и позиций сторон, без помощи Сэма, в окружении новобранцев, которые, если повезет, впервые возьмут оружие в руки… Но я сам затащил себя в эту ловушку и другого пути из нее уже не было.

— А ты?

— Я вас догоню, — сказал я.

Надежды на то, что местные отобьются, у меня не было. Цинты явно обладали более совершенными системами прицеливания и видели нас куда лучше, чем мы их. Ответный огонь с нашей стороны стал реже, а вот узкоглазые продолжали палить в том же темпе, и их пули систематически находили цели.

Скорее всего, ближе они и не подойдут. Зачем им это, если они могут расстреливать нас с безопасного расстояния? Ведь их цель сейчас совсем не в том, чтобы уничтожить перевалочный пункт или захватить территории. Их цель — внести хаос и панику на флангах, заставить реагировать, раздергивать силы анклава перед нанесением основного удара.

Я без особого толка всматривался в дождь, но так ничего и не заметил. Похоже, что они были слишком далеко, а Сэм, который в другой ситуации мог бы мне помочь, обострив зрение и подсветив цели, занимался вопросами собственного выживания.

Или нашего совместного с ним выживания, если угодно.

Драться с цинтами здесь и сейчас, даже если они соизволят и снизойдут, не было никакого смысла, так что я выждал еще минут пять и пополз за остальными.

Реальность не похожа на наши фантазии.

Война в реальности — это холод, грязь, боль, слезы, пот, кровь и смерть, а не все эти романтические бредни, которые привыкли нести люди, никогда не бывавшие под обстрелом. Те времена, когда шлемоблещушие рыцари сходились на поле боя лицом к лицу и выясняли отношения в лихой рубке на мечах, давно канули в прошлое. Мы потеряли сержанта и половину нашего отряда, не только не сделав ни одного выстрела, но даже не увидев врага.

Из перевалочного лагеря нас выбралось всего девять человек. Они успели раздобыть оружие, распихав по карманам столько запасных магазинов, сколько смогли унести, но на этом наши тактические успехи и закончились.

Мы отползали прочь от лагеря, пока шум дождя полностью не отсек от нас звуки затихающей стрельбы, и устроились в небольшом овраге, в ожидании тех, кто мог от нас отстать. Но никто из местных вояк к нашему отряду так и не присоединился, то ли у них были свои приказы, а то ли там просто никого не осталось.

— Что нам делать дальше? — спросил Гийом, и я в очередной раз недобрым словом помянул покойного сержанта Дювалла, какого-то черта повысившим меня до капрала и взвалив на мои плечи ответственность за всех этих людей.

— Ты же понимаешь, что на самом деле я вам никакой не командир и не имею права приказывать? — уточнил я. — Так почему ты спрашиваешь?

— Лучше уж ты, чем я, — сказал Гийом.

— На первый взгляд, разумнее всего было бы отступить в том направлении, откуда мы пришли, — сказал я. — Но этот отряд может двигаться туда же, и мне не хотелось бы на них нарваться. Поэтому я предлагаю пойти туда, — я указал на северо-запад, где, по уверениям Сэма, должна была находиться червоточина.

— Если я правильно понимаю, именно там находятся наши основные силы, — сказал Гийом.

— Ну да, — сказал я. Значит, он что-то все таки понимает.

— И значит, куда-то туда и придется главный удар узкоглазых.

— Скорее всего, —подтвердил я.

— Идти туда — чистое безумие, — сказал Гийом. — Это самое опасное место из все возможных.

— По-моему, ты упускаешь из вида один небольшой нюанс, — сказал я. — Мы, черт побери, солдаты, и наш воинский долг…

— Я свой воинский долг отдал еще в прошлый раз, вместе с двумя ребрами и половиной внутренностей, — сказал Гийом. — И какой у тебя план? Дойти о наших, доложиться первому попавшемуся офицеру, чтобы он заткнул нами самый опасный сектор по принципу «этих точно не жалко»?

— А какой план у тебя? Отсиживаться в лесу, под дождем, без палаток и припасов?

— Мы можем вернуться в Галифакс.

— Зачем? Ты понимаешь, что, если даже тебе удастся отвертеться от обвинения в дезертирстве, тебя со стопроцентной вероятностью снова отправят затыкать следующее место прорыва?

— Это выиграет нам неделю времени, — сказал Гийом. — Или чуть больше, если мы будет двигаться не торопясь.

— Это ваше право, и, как я уже говорил, я не собираюсь вам приказывать, — сказал я. — Но я пойду туда, куда собирался, хотя и не призываю никого следовать за мной.

Возвращаться в Галифакс мне было совершенно не с руки. У меня на руках не было образца оружия даже для формального выполнения задания от Ван Хенга, и не факт, что я смогу раздобыть его в городе, скрываясь от патрулей. К тому же, на это перемещение я потеряю целую неделю, а времени у меня не так уж много.

Глупо отступать, когда находишься так близко к намеченной цели.

Я не знал, что я буду делать, когда доберусь до стабильной червоточины, намереваясь действовать исходя из сложившихся обстоятельств, о которых сейчас не стоило даже загадывать.

Но против плана Гийома я не возражал. Чем меньше народу будет путаться у меня под ногами, тем лучше, тем более, что настоящие мои планы несколько отличались от озвученных. И призывать людей идти вместе со мной туда, где их почти наверняка будет ждать смерть, у меня не было никакого морального права.