Брак. Эта мысль никогда прежде не приходила ему в голову. Идея быть связанным брачными узами всегда казалась ему невыносимой, но это совсем не касалось Розали.

Он знал о ней гораздо больше, чем о любой из предполагаемых невест, – пустых, жеманных красоток.

Розали была юна и прекрасна, до встречи с ним она не знала мужчин, и это было вполне доказано, а став ее мужем, Рэнд сможет входить в ее спальню когда захочет.

С другой стороны, Рэнд размышлял о том, как она будет чувствовать себя, став леди Беркли. Он знал, что является одним из самых завидных женихов благодаря своему титулу и богатству. И конечно, Розали будет довольна тем образом жизни, который он предложит ей. Но станет ли она счастливой с ним? Их отношения начались самым скандальным образом, и теперь он не смеет требовать прощения, а может только пытаться загладить свою вину.

Что она о нем думает? Было очевидно, что теперь Розали испытывала к нему некоторую нежность, и этого было вполне достаточно для женитьбы. Он не сомневался, что сможет сделать ее счастливой, особенно во время будущих бесконечных часов, которые они проведут в его спальне.

Не важно, что Розали еще не знала чувственной страсти, она была женщиной, созданной для долгой и пылкой любви, и Рэнд не сомневался, что сможет разбудить ее в ней.

Едва заслышав звук ключа, поворачивающегося в замке, Розали вскочила и подбежала к двери.

– Что случилось? – спросила она, но Рэнд вместо ответа взял ее за руку. Теплые карие глаза смотрели на нее с триумфом.

– Можешь поздравить меня, – сказал наконец он, и Розали рассмеялась от счастья. Но прежде чем она смогла что-либо ответить, Рэнд, закрыв дверь, крепко обнял ее, и Розали замерла в его объятиях, послушная, трепетная, ждущая. Рэнд тут же воспользовался ее невинной растерянностью. Губы его были настойчивые, искушенные, ищущие и еще более опьяняющие, чем когда-либо. Тепло его прикосновения окутало Розали, она прильнула к его сильному крепкому телу – и словно огонь опалил ее изнутри. Она не помнила уже ни о чем, кроме этого долгого и жадного единения истомленной плоти.

Она чувствовала себя подобно сухой былинке, исстрадавшейся от жажды, и страсть их, отчаянная, безрассудная, слишком долго сдерживаемая, вырвалась наконец из плена, Его руки настойчиво искали ее тело сквозь гладкую ткань платья, и наконец он коснулся ее груди.

Рэнд понимал, что еще немного – и он уже не сможет остановиться… Сделав над собой усилие, он поднял голову. Сердце его колотилось.

– Нам надо поговорить, – хрипло произнес он.

Розали вздрогнула, лицо ее пылало, а тело все еще жаждало его прикосновений. Чувствуя смущение и удивительно сладкое томление, она медленно подошла к креслу.

– О том, что мы едем в Лондон? – тихо спросила она.

– Да, об этом. Но перед отъездом надо еще кое-что уладить.

Он помолчал, размышляя о чем-то, затем проговорил:

– Ты не против, если мы задержимся во Франции еще на одну неделю?

Розали с облегчением вздохнула и опустила глаза, стараясь не выдать своей радости.

"Еще одна неделя! – думала Розали, преисполненная благодарности. – Еще одна неделя с Рэндом!"

Глаза ее все еще были потуплены.

– А почему ты решил задержаться? – осторожно спросила она.

Рэнд молчал. Он колебался. Он уже решил не говорить пока Розали о сообщении в "Тайме", желая выиграть время, чтобы заручиться ее согласием. А если она не примет его предложение, тогда он использует статью и убедит Розали, что это необходимо для ее безопасности.

– Я говорил сегодня утром с одним французским инженером о "Принцессе Шарлотте" – большом пароходе, который перевозит пассажиров по Эльбе, в Германии.

– Пароход? Почему тебя заинтересовал…

– Сейчас паровые двигатели используют только как вспомогательное средство передвижения на судах, подобных "Шарлотте", и только на коротких маршрутах. Но если они найдут широкое применение, это полностью изменит корабельный бизнес. Их смогут использовать также при перевозке грузов, и время в пути существенно сократится.

– И ты решил поговорить об этом с тем морским инженером?

– Нет, я хочу обсудить это с одним из учеников Роберта Фултона, специалистом в паровой навигации. Когда Фултон жил во Франции, он построил пароход, который ходил вверх по Сене.

Розали нахмурилась. Ее совсем не волновали ни Фултон, ни пароход, ни бизнес. Она думала только о том, что они расстанутся на целую неделю.

– Когда ты намерен выехать? – стараясь казаться спокойной, проговорила Розали.

Рэнд улыбнулся.

– Это зависит от того, сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать свои вещи.

– Сколько времени понадобится мне?.. – ошеломленно повторила она.

Рэнд не мог сдержать улыбки.

– Если, конечно, ты хочешь ехать.

Розали вдруг все поняла, но, пытаясь скрыть свою неудержимую радость за маской нерешительности, только сказала:

– Это, наверное, ужасно скучно – разговаривать с каким-то старым господином об этих пароходах?

Она была сейчас так похожа на маленькую французскую кокетку, что Рэнд с трудом подавил в себе желание схватить и зацеловать ее до бесчувствия.

– Скучно? – проговорил он задумчиво. – А ты когда-нибудь плыла вверх по Сене на большом грузовом пароходе?

Гуляла по Мэйсон-Дор? А может, ты была в "Комеди Франсез" или танцевала всю ночь напролет до самого рассвета?

– Нет, – чуть дыша прошептала Розали, – Ну, тогда тебе не будет скучно. Иди собирайся.

Рэнд усмехнулся, глядя, как она стремительно выпорхнула из комнаты и устремилась в свою спальню.

Теперь он начал понимать, как ему следовало обращаться с прелестной мисс Беллью-Браммель. Хорошо, если она и впредь так же легко будет поддаваться искушениям.

Париж открылся перед Розали как нечто совершенно невиданное.

Казалось, каждая узкая, убого мощенная улочка здесь бурлила и ликовала, полная радостного шума, ярких красок, причудливых форм, музыки, доносившейся из театров, и громких голосов спорящих интеллектуалов, завсегдатаев маленьких кафе. Недаром говорится, что Париж – город тех, кто волен говорить и делать все, что им нравится.

По приезде Рэнд нанял экипаж, и за двадцать четыре франка они доехали до фешенебельного отеля "Де Билль", построенного еще в шестнадцатом веке на правом берегу Сены.

Розали изо всех сил старалась соблюдать приличия и не слишком высовываться из окна экипажа всякий раз, когда Рэнд обращал ее внимание на странные и одновременно восхитительные сцены по дороге в отель, на открытые летние рестораны, на недостроенную громаду Триумфальной арки, на сад Тюильри и Пале-Рояль с маленькими магазинчиками, приветливо распахивавшими свои двери перед проходившими мимо туристами. На правом берегу возвышались уединенные виллы аристократов, и весь город полнился неповторимыми ароматами изысканной пищи.

В первый же вечер Рэнд повел Розали на большой бал, на котором присутствовала самая разнообразная публика, – карточные шулера и аристократы, проститутки и ослепительные леди, перемешавшиеся сейчас между собой так, что границы, всегда разделявшие их, стерлись.

По обе стороны зала располагались большие оркестры, и звуки скрипок, кларнетов и флейт, доносившиеся из-за массивных готических дверей, были слышны уже недалеко от дворца, в парковой аллее, освещенной разноцветными бумажными фонариками.

После первой кадрили Розали подошла к столу и, взглянув на закуски и вина, разочарованно поморщилась:

– Одно лишь теплое пиво…

И вдруг Рэнд поставил перед ней бокал с холодным лимонадом.

– Ты что, волшебник? – рассмеялась она и быстро выпила половину бокала, осторожно осмотрев, не упала ли капелька на длинные перчатки и прелестное платье с завышенной талией и рукавами с буфами.

Оно было небесно-голубым и на первый взгляд могло показаться весьма скромным, если бы не глубокое декольте, приковывавшее внимание каждого, кто смотрел на нее.