Многие генно-модифицированные агрокультуры уничтожают полезные для нормальных растений находящиеся в земле микроорганизмы, загрязняют соседние поля, истощают почву, разрушают леса — путем опыления «воюют» с нормальными растениями. Мутированные растения разрушают экосистему, представляя опасность для насекомых, животных, птиц и человека и в результате сокращая биоразнообразие, а не расширяя его. Отходы от трансгенизации, как и другие отходы, сливаются в окружающую среду. Если вдруг созданные с помощью генной модификации животные попадут в естественную окружающую среду, они могут поспособствовать депопуляции своего вида генно-модифицированные объекты чужды природе. Они сами по себе есть продукты загрязнения, которые отличаются от других отходов только тем, что создаются специально и целенаправленно. Так что в последнее время кроме опасности радиационного и химического загрязнения появилась опасность генетического загрязнения.
Ученые из разных стран мира подписывали открытые письма правительствам всех стран об опасности генно-модифицированных объектов с требованием введения моратория на использование их в пищу. Хоть люди выступают с акциями протеста против таких гигантов химической промышленности и сельскохозяйственных генно-модифицированных технологий, как Монсанто, власти предпочитают не замечать общественного недовольства. Причем корпорации периодически производят генно-модифицированные растения (например, пшеницу), которые дают только один урожай, то есть в принципе бесплодные, и тем самым заставляют потребителей снова обращаться к услугам корпорации.
Если транснациональные корпорации добьются тотальной транс-генизации, она обернется экономической удавкой для многих стран. Например, они будут реализовывать бесплодные после первого урожая семена, что сильно ударит по экономикам стран-потребителей, так как процесс урожайной регенерации, выраженный путем получения из урожая этого года урожай следующего, станет невозможным. Закупать семена каждый год значительно менее выгодно, чем их закупить единожды на долгосрочный период. И если страны-покупатели не смогут выполнить тех или иных условий, поставки семян остановятся, и начнется голод. Контроль над сельским хозяйством — очень серьезный рычаг управления мировой экономикой, которым сейчас практически завладели корпорации типа Монсанты. В Индии тысячи фермеров были разорены после того, как производители генно-модифицированных семян хлопка продали им товар, умолчав о его искусственной природе. Фермеры надеялись на богатый урожай и потому, переполнившись оптимизма, брали ссуды в банках. Проценты по ссудам росли, а урожай — нет. Некоторые из фермеров даже покончили жизнь самоубийством. Если крупнейшие корпорации наладят массовые поставки генно-модифицированной продукции по низким ценам, они одержат верх над производящими нормальные продукты конкурентами и овладеют сельскохозяйственной монополией. Кроме того, в странах, где планируется засаживать большие территории генно-модифицированными культурами, произойдет нехватка плантаций для развития нормального сельского хозяйства, что тоже поспособствует экономическому спаду.
Введение закона, запрещающего использование генно-модифицированных объектов, невозможно, так как данная технология становится на настолько широкий поток, что точка невозврата пройдена. Кстати, законодательной базы для борьбы с вредностью не генно-модифицированных объектов, а пестицидов, сегодня тоже нет. Выращивание генно-модифицированных продуктов обычно менее затратно, чем естественных, и потому они дешевле. Так, генно-модифицированные продукты медленно портятся, а потому время их реализации увеличивается. Они считаются более устойчивыми к негативным внешним воздействиям, к которым неустойчивы натуральные аналоги. На место трудоемкой ручной обработки приходит быстрая обработка пестицидами. Генная технология позволяет регламентировать время созревания продукта, делать это созревание одновременным, чтобы облегчить и машинизировать сбор; особенно это актуально для кофе, ручной сбор которого крайне трудоемок. В силу этих обстоятельств растет прибыль для производителей генно-модифицированных объектов, а цена продуктов снижается. Следовательно, обязательно найдутся люди, которые захотят в силу дешевизны генно-модифицированных объектов потреблять именно эти продукты, и данный факт также затруднит принятие «антигенети-ческого» закона. И конечно, в условиях рыночной экономики, где главным фактором выступает не общественная полезность, а прибыль, находятся те (производители), кто предпочитает сполна следовать принципу рентабельности, несмотря на приносимый в результате его осуществления огромный общественный и экологический вред. Однако необходимо введение закона, обязывающего производителя указывать природу произведенного продукта. Так, модифицированная кукуруза не имеет права именоваться кукурузой. Потребители должны знать, что именно они потребляют. Но руководство корпораций не заинтересованы в этом, а правительства разных стран идут им навстречу и если даже не лоббируют корпоративные интересы, то не сопротивляются им.
Культура потребления способствует эгоизации человека. Если традиционные культуры, как правило, осуществляли сплочение людей, то потребительство актуализирует удовлетворение только своих, индивидуальных потребностей, что разрушает былое единство на разных уровнях: от семейных до конфессиональных, от малых групп до больших. Также с идеалами культуры потребления типа «много потреблять, но мало производить» неуклонно рождается в социуме лень и сверхвысокие запросы. Гедонизм разрушителен для нации своим потенциалом сладострастного безволия. Именно гедонизм послужил одной из причин падения Римской империи, которая погибла не столько в силу внешних обстоятельств, сколько от растущей «культуры» безвольных развлечений, а внешние обстоятельства в виде интервенций довершили саморазрушение Рима.
Согласно Ф. Ницше, европеец XIX столетия менее стыдливо относится к своим инстинктам; он без всякой горечи признается самому себе в своей безусловной естественности, т. е. своей неморальности, и находит силу вынести лицезрение этой истины[32]. Это наблюдается и теперь, в эпоху нашей современности, когда переоценка ценностей воздвигла на пьедестал величия то, что порицается здоровой культурой, которой свойственны хороший вкус и здоровая мораль. Потребительская культура видит расточительность в тех, кто для расточительности недостаточно богат, тех, кто на вершину добродетели ставит именно добродетель, то есть духовность и мораль, и расточительно им отдается, иногда даже посвящая свою жизнь не личным интересам, а общественным.
Во многих социологических исследованиях мы находим подтверждение тому, что для современной молодежи наиболее значимыми личностными качествами являются утилитарно-прагматичные, в которых нравственно-патриотическим, а также ценностям самореализации не находится места (доброта и честность не входят в список наиболее востребованных качеств), а целевые установки сводятся к индивидуальному, а не общественному, благу[33]. Кроме того, молодежь в последнее время выделяет ценностно значимым такой концепт, как наличие связей с нужными людьми, что косвенно указывает на большую веру в коррупцию, чем в собственные личностные качества и профессионализм. Если та или иная культура не принимает в качестве ценности личностно-профессиональные особенности, она будет принимать иные ценности, которые, мягко говоря, не вписываются в рамки морали и закона. При снижении возвышенного и огрублении норм человеческого общежития возникает дефицит человечности.
Мысль о том, что меркантилизм и культивирование богатства имеют под собой безнравственные основания, весьма банальна. Но в ее продолжении скажем, что общество потребления не только безнравственно, но и беспринципно. Если принципы угрожают материальному достатку, то они перестают быть личными принципами и становятся чем-то ненужным, рудиментарным. Недаром говорят, дружба за деньги — это бизнес, любовь за деньги — это проституция. Причем проституция затрагивает политиков, журналистов, писателей, спортсменов, которые не стесняются продаваться всяким сомнительным силам. «Сегодня корпоративная этика российских журналистов аморальна, судебная власть де-факто подконтрольна исполнительной, большой бизнес, подчиняющийся исполнительной власти, служит основным орудием управления СМИ. В своей деятельности они ориентируются только на вульгарный потребительский спрос и указания власти, поступающие опосредованно»[34]. Потребкульт десакрализирует все ценности, ранее считавшиеся святыми. Взамен их сакральности он предлагает им цену. Ценности в таком целерациональном (в отличие от ценностнорационального) обществе допустимы только в том случае, если они служат экономическим утилитарным интересам. Вместо утверждения общественно необходимых здоровых ценностных ориентаций, фундированных на нравственности и взаимопомощи, утверждается «философия барыша», согласно которой необходимо для себя любимого как можно больше урвать с других людей. Соответственно, потребление, уничтожая нормальные общечеловеческие ценности, разрушает нормальные связи между людьми, а значит, и разрушает стабильность. А желания, которые оно обещает удовлетворить, порождены в том числе желанием стабильности. Парадокс.
