— Дура, — ничего не произошло, даже концы тяжелой скатерти не пошевелились, только Жаик оказался рядом со мной. — Держись подальше от всего и не болтай. Ты поняла?

Со стороны мы представляли собой совершенно пасторальную группу: двое влюбленных в экзотической обстановке, смешение кровей, причудливая мозаика этносов. Насосавшиеся айрана казахи взирали на нас благосклонно. Жаик придвинулся еще ближе и приобнял меня правой рукой. И я тотчас же почувствовала литые пальцы на своих шейных позвонках. Стоило ему надавить чуть сильнее, и моя участь была бы решена…

Он надавил.

В глазах поплыли круги, и я едва не потеряла сознание. В ноздри забился липкий страх, от которого не было спасения, а спина и затылок вымокли до нитки. Сейчас я провалюсь в темноту, из которой нет выхода. Три сомкнутых пальца, и никакого ножа не надо…

— Отпустите, — трагическим шепотом прохрипела я.

— Ты поняла меня? Держись подальше от всего. Не повторяй чужих ошибок.

— Иначе?..

— Иначе будет очень плохо. Очень.

— Отпустите.

Он откинулся на спинку такой же низкой, как и столик, скамьи. Несколько секунд я глотала ртом воздух, приходя в себя.

— Это все, о чем вы хотели поговорить? — вежливо спросил он. Я молчала.

— Я могу идти?

— А что делать с этим? — я осторожно повернула ноющую шею в сторону браслета.

Он лежал среди шариков курта, неприкаянный и никому не нужный.

— Я же сказал вам. Эта вещь мне больше не принадлежит. Делайте с ней, что хотите.

Казах поднялся из-за столика и направился .к выходу. Ко мне тотчас же подскочил официант: двоюродный брат Жаика, троюродный брат Жаика, внучатый племянник Жаика, сын подруги сестры матери Жаика — похожий на Жаика как две капли воды. Официант, казалось, только что слезший со своего низкорослого лохматого коня, услужливо протянул мне счет.

Пятьдесят шесть рублей тридцать семь копеек.

Кто бы мог подумать, что лежалый сухой творог и стакан айрана стоят так дорого. Я криво улыбнулась официанту и бросила на стол две бумажки: полтинник и десятка. Вот и еще одно заведение, в которое я не забреду никогда, даже если буду застигнута бураном в целинных степях.

— А что такое иргиз, уважаемый? — спросила я у официанта. — Не подскажете?

Тот посмотрел на меня, как на идиотку.

— Иргиз — это река в Казахстане.

— Красивая?

— Красивая, — официант растянул губы в улыбке.

Сдачи от него я так и не дождалась.

…Когда я вышла на улицу, Жаика нигде не было. Я забилась в “Фольксваген” и некоторое время сидела без движения. Только в горячечном бреду мне могла прийти в голову мысль встретиться с бывшим телохранителем Титова. Ничего я толком не добилась, его браслет по-прежнему лежит у меня в кармане, а шея ноет до сих пор. Он мягко угрожал мне — мои же собственные угрозы выглядели детским лепетом на лужайке. Я коснулась рукой шейных позвонков: три сомкнутых пальца, и никакого ножа не надо, вот что я подумала, когда умирала от страха в кафе “Иргиз”.

Никакого ножа не надо.

Нет, Жаик не стал бы так нелепо орудовать ножом. Зачем нож, если руки с легкостью могут выполнить функции любого оружия — и холодного, и огнестрельного. А следователь, который ведет дело Жеки, сказал мне, что работал непрофессионал.

С другой стороны, это ровным счетом ничего не значит. Непрофессионал никогда не сможет прикинуться профессионалом. А если наоборот?

Профессионалу ничего не стоит закосить под дилетанта, если потребуется замести следы. А Жаику с его восточным хладнокровием только следы и заметать. Даже если он не убийца, то все равно что-то знает о смерти Жеки. Иначе к чему эти туманные предостережения?

"Держись подальше от всего и не болтай. Не повторяй чужих ошибок”.

Интересно, чьих ошибок я не должна повторить? Жекиных?

"Иначе будет очень плохо. Очень”.

Он прав, я дура, давно нужно было купить диктофон. Если запись подобного разговора положить на стол Марича, Жаику может не поздоровиться.

Я повернула ключ зажигания и запустила двигатель. Пора возвращаться домой, в логово, зализывать раны. Пора признаться себе, что ветка параллельного расследования, которое я предприняла на свой страх и риск, увяла и не принесла плодов. Мои литературные товарки из собакинских детективов были куда прозорливее. Перемахнув мост, я свернула на набережную у “Театра-Буфф”„и покатила по недавно уложенной трассе. Жаик не выходил у меня из головы. И дело было даже не в словах, которые он сказал мне. Дело было в нем самом.

Брутальная фигура.

Бывший чемпион и бывший телохранитель. Непроницаемое восточное лицо, спокойствие Будды и реакция игрока в пинг-понг. Классический тип абсолютного злодея. Он слишком похож на убийцу, чтобы быть им. Он похож на убийцу, но не похож на самостоятельного игрока. Вот в чем дело.

Культовое животное в тотеме охранников, отличный исполнитель, но вряд ли способен на многоходовые комбинации. Я тоже не способна на многоходовые комбинации и поэтому не представляю для него никакой опасности. Да, я не представляю для него никакой опасности. Еще и потому, что не знаю главного. Чего-то такого, что знала Жека. Именно поэтому я так легко отделалась. Вяло разогнавшись до девяноста, я анализировала наш разговор в “Иргизе”. По большому счету, я не сказала ничего такого, что могло бы его по-настоящему встревожить. Я всего лишь подруга знакомой ему женщины. Подруга, которая предполагает, что у этой женщины и телохранителя были какие-то отношения. Подруга, которая имеет в руках доказательство этих отношений. Подруга, которая возмущена черствостью казаха. Подруга, которая жаждет вернуть ему браслет.

И больше ничего.

Будем считать, что мне повезло. Если, конечно, казах не доложит о нашей встрече в свою небесную канцелярию. За ним стоит умница Юхно, не надо об этом забывать. Завтра же расскажу о Жаике Маричу, и дело с концом. Пусть сам его трясет. Подумав о Мариче, я облегченно вздохнула. И снова переключилась на казаха. Все-таки между Жаиком и Жекой были какие-то отношения. Жека серьезно задела его, иначе он никогда не подарил бы ей фамильный браслет. И в его отказе взять безделушку обратно было что-то трогательное: он больше не хотел отдавать его. Ни одной женщине.

Индийское кино, да и только. Ей-богу.

Интересно, как он ухаживал за Жекой? Наверное, точно так же, как ухаживал за своим покойным хозяином: ходил на мягких лапах вокруг да около, обозревал пространство на триста шестьдесят градусов и бдительно не закрывал глаза при поцелуях… Хозяина он не уберег. И понравившуюся ему женщину — тоже. Не так-то ты и хорош, Ж.Б. Назыркулов.

…Эта машина болталась в зеркале заднего вида уже с добрый десяток минут. Сначала я не обратила на нее никакого внимания: несмотря на поздний час, по набережной шастало достаточно автомобилей. Но потом ее присутствие в моем зеркале стало навязчивым. Она не приближалась и не удалялась, она шла за мной, как привязанная. Я попыталась отогнать дурные мысли и свалить все это на события последних дней: слишком уж ты заигралась в частного детектива, голубушка Катерина Мстиславовна. Но ничего не получилось — машина неотступно следовала за мной. Я сбросила скорость до шестидесяти, и неизвестный мне водитель с радостью сделал то же самое. Я ушла с набережной в сторону шоссе Революции — и он повторил мой маневр Проехав проспект Блюхера, я свернула на Металлистов — машина не отставала.

Еще пять минут я тряслась по Кондратьевскому (бедная снегиревская подвеска!), потом снова была набережная, Литейный мост и три горки до Дворцовой площади. На горках у меня проваливалось сердце, как в воздушных ямах, но даже и после них проклятая сердечная сумка не стала на место.

Машина шла за мной. Никаких сомнений не оставалось.

Боль в шее, казалось бы, давно улегшаяся, вспыхнула с новой силой. Кроме этого, у меня засосало под ложечкой. Разглядеть марку машины в черной дыре ночи не представлялось никакой возможности, но я была почти уверена, что это Жаик. Или люди Жаика. Люди, которые настроены не так благодушно. И ленивый захват, проведенный казахом в кафе, — всего лишь цветочки. Ягодки еще впереди.