Annotation
В имение прогрессивного помещика Николая Каратаева приезжает кузина жены, которой суждено всколыхнуть размеренную жизнь барина и его челяди.
18+
Одно из любимых детищ автора в данном жанре.
Александр Юрьевич Просвирнов
notes
1
2
Александр Юрьевич Просвирнов
Кузина
Вся семья собралась на ужин, который нынче подавался на веранде: стояла жара, и до вечерней относительной прохлады было еще далеко. Молодая крестьянка сегодня впервые прислуживала за столом. А пожилая ключница шепотом, чтобы не услышал барин, непрерывно бранила ее:
— Евдокия, сколько я тебя учила, а все как об стенку горох! Вилки кладутся слева, а ножи справа. Неужели трудно запомнить! Увидел бы барин, ох, осерчал бы!
— Да как же они есть-то будут левой рукой? — удивлялась Евдокия, молодая здоровая девка лет восемнадцати-девятнадцати.
— Твое какое дело! У господ другое понятие. Тише! Идут!
Евдокия поправила белый передник и косынку в волосах. Появились господа, и обе крестьянки поклонились. Первым за стол сел барин, крепкий молодой мужчина лет двадцати шести — двадцати восьми. Рядом устроилась его хрупкая жена, очевидно. На пять лет моложе, и две девочки пяти и трех лет.
Хозяин недоуменно глянул на ключницу и сердито сдвинул брови. Та охнула и толкнула в бок девку:
— Евдокия! Чему я тебя учила!
Та, невольно залюбовавшись на красивого породистого мужчину, так отличавшегося от неряшливо одетых и грязных деревенских мужиков и парней, которого прежде видела только издали, сразу опомнилась, кинулась к барину и аккуратно налила стопку водки из запотевшего графинчика. Он лениво перекрестился и, пока жена и дети шептали молитву, лихо выпил, крякнул и закусил соленым грибочком. Евдокия поспешно налила еще. Барин сердито посмотрел на нее и строго предупредил:
— Чтобы больше такого не повторялось, иначе отправлю обратно на поля!
Господа принялись за еду, Евдокия неумело прислуживала. Придя после третьей стопки и жареного рябчика в хорошее настроение, барин уже не сердился и даже ущипнул девку за полный зад.
— Nicolá! — укоризненно сказала ему жена и добавила несколько фраз по-французски.
Муж только махнул рукой.
— А! Что, от нее кусок отвалился?
Евдокия слегка зарумянилась, хихикнула и глупо улыбнулась. Ей необычайно польстило внимание барина, и даже немного болезненное прикосновение показалось на редкость приятным.
— Ой, смотрите, барин, кто-то едет! — воскликнула она, указывая на дорогу, где далеко в пыли можно было разглядеть экипаж, направляющийся в сторону усадьбы.
— Кого еще черт принес! — недовольно поморщился помещик, однако его распоряжения слугам были деловитыми и конкретными.
Минут через двадцать коляска стояла во дворе. Конюх тут же повел поить лошадей, беседуя о чем-то с ямщиком. Из коляски выбралась красивая молодая женщина.
— Мари́́! Как я рада вас видеть! — узнала ее барыня, спешившая навстречу.
Они расцеловались, а кухонный мужик понес чемоданы в дом.
— Натали́́! Сколько же лет мы не виделись! Супружество явно пошло вам на пользу, вы так похорошели! — гостья болтала без умолку.
Наконец, хозяйка представила мужу свою кузину Мари́́ю Ивановну. Та с нескрываемым любопытством осмотрела мужчину и рассказала, что несколько лет провела за границей и только недавно вернулась. Из Петербурга приехала поездом, а из уездного города на наемной коляске, которую уже отправили обратно.
— А где же ваш Степан Степаныч? — поинтересовался Николай. — Помню, он был у нас на свадьбе, а вы тогда лечились на водах и только теперь доставили нам удовольствие лицезреть вас. Надеюсь, вы не останетесь прелестной незнакомкой и еще не раз окажете честь погостить у нас.
И он галантно поцеловал гостье руку.
— Ах, Сти́ва так болен, остался в Петербурге, — небрежно обронила гостья. — Nicolá, ваше предложение весьма лестно для меня. Жду непременно и вас всех в Петербурге. Не скрою, я поражена вашим достатком. Наверное, любезный Николай Петрович, для вас не секрет, что многие родные не были в восторге от этой партии. Ходили упорные слухи об убыточности и грядущем крахе вашего имения. Вы уж простите мою родственную прямоту… но теперь я вижу, что слухам верить нельзя. Я никогда не жила в деревне, но по пути из города сразу бросилось в глаза, что как только начались ваши земли, все вокруг преобразилось. Поля тучные и ухоженные, на пастбищах полно скотины. Коровы чистые и упитанные, а не тощие, как у других. Браво, вы настоящий хозяин! Да что там говорить — даже такой стол, как у вас, бывает не у каждого в Петербурге. Или нынче какой-то семейный праздник?
— Обыкновенный ужин, — самодовольно засмеялся Николай. — В праздник у нас на столе всего в десять раз больше, надеюсь, соблагоизволите как-нибудь посетить.
— Вы не совсем неправы, Мари́́, раньше действительно многое было по-другому, — вступила в разговор хозяйка. — Но два года назад от сердечного приступа скончался Петр Ильич, и Николай Петрович все всерьез взял в свои руки. Я не видела, чтобы кого-то пороли плетьми, но людей будто подменили. Почти всех прежних слуг из дома удалили, набрали новых, наняли другого управляющего, теперь имение не узнать. Я ничего не понимаю в хозяйстве, но видела, как кузнец по чертежам Nicolá мастерил всякие механизмы. Теперь и сенокос, и уборка хлебов проходят гораздо быстрее. Крестьяне успевают и на свое хозяйство, и получают небольшие премии за качественную работу на наших землях. Урожаи, насколько мне известно, выросли почти вдвое, и мы сразу стали намного лучше жить. Николай Петрович будет уже баллотироваться в предводители уездного дворянства, его многие поддерживают.
Разговор был еще долгим, начинало темнеть, запищали комары. Мари́́ попросила у кузины какую-нибудь горничную в услужение.
— Моя заболела в дороге, — пояснила она. — Осталась в городской больнице, мне пришлось еще заплатить за лечение.
Натали́́ посмотрела на мужа, и он утвердительно кивнул.
— Евдокия! — скомандовал он девке, уже убравшей со стола и вытиравшей его тряпкой. — Пока госпожа Мари́́ гостит у нас, будешь ей прислуживать в качестве камеристки. Все понятно?
— Да, барин, — Евдокия неуклюже присела, что должно было изображать реверанс, и обе женщины прыснули от смеха. — А кто за столом будет прислуживать?
— Не твоя забота. Проводи госпожу в спальню, приготовь постель, неотлучно находись при ней. Будет недовольна — накажу. Все это время ключница тебе не указ, только я и госпожа. Пелагея, слышала? А ты, Евдокия, иди, работай.
Мари́́ отправилась с кузиной укладывать спать детей, а когда они остались одни, завела откровенный разговор:
— Как вам повезло, Натали́́! Вы вышли замуж за настоящего мужчину. Во-первых, замечательный хозяин, а во-вторых, представляю, как он хорош в постели. Ведь это правда? А у него есть крестьянские дети?
— Мари́́, как вам не стыдно! — Натали́́ сразу покраснела до корней волос. — Мой муж не шляется по этим грязным девкам. Вообще, я не люблю такие темы. Давайте лучше о другом. Не представляете, как теперь приятно жить по-человечески. При жизни папеньки Nicolá не мог толком развернуться; вот уж не было бы счастья, да несчастье помогло. А теперь в состоянии и принимать гостей, и много выезжаем сами. Скоро купим дом в городе, будем там зимовать.
— Рада, что у вас все так прекрасно. Только мой вам женский совет — побольше внимания этой, как вы говорите, «теме». Вижу, что вас, Натали́́, эта сторона жизни мало интересует, а для мужчины, тем более такого породистого, это необычайно важно. В Европе на все это смотрят проще, чем у нас. Как-нибудь я расскажу вам, какие у меня были приключения, пока мой старик ночи напролет резался в карты. Такого вы не прочитаете даже в «Декамероне»[1] Боккаччо.