ханика должна была соответствовать.

Однако только теперь новые эксперименты, проистекающие из работ

Белла, создали ситуацию, в которой возможно предложение заменить эйнштей-

новскую интерпретацию на лоренцевскую. Если существует действие на рас-

стоянии, то имеется что-то похожее на абсолютное пространство. Вспомним, что до сих пор при выборе между лоренцевской теорией и специальной теорией

относительности ничего похожего на решающий эксперимент не проводилось.

Если теперь из квантовой механики вытекают теоретические аргументы в поль-

зу введения абсолютной одновременности, то они заставляют вернуться к ло-

ренцевской интерпретации.

X

Настоящий том Посткриптума посвящен главным образом физическим

проблемам. Эти проблемы тем не менее одновременно подводят нас к тому, что

я назвал "Метафизическим эпилогом", в котором очерчен представляющийся

мне новым и обещающим путь рассмотрения физического космоса и особенно

проблемы материи, путь, на котором, как я надеюсь, станет возможным разре-

шить трудности квантовой теории. Появление этого тома поэтому вызвано к

жизни не столько проблемами микрофизической теории, которая важна сама по

себе, сколько проблемами физической космологии [30].

Космологические размышления играют и всегда играли чрезвычайно

31

важную роль в развитии науки. Критически исследуя эти умозрительные тео-

рии, мы можем в значительной мере развить их, возможно до такой степени, что они будут допускать эмпирическую проверку. (Так поступили авторы тео-

рии стационарной расширяющейся вселенной, причем проверки привели к от-

вержению этой теории.) Многие космологические спекулятивные теории – в

особенности в их начальных формулировках – не могут быть эмпирически про-

верены и фальсифицированы, поэтому я предпочитаю называть их скорее ме-

тафизическими, чем научными.

В этом томе я ввел термин "метафизические исследовательские програм-

мы", чтобы обозначить двойственный характер этих космологических теорий: их программный характер, формирующий и определяющий процесс научного

исследования, их непроверяемость (по крайней мере на первых порах) и, стало

быть, метафизичность.

В "Метафизическом эпилоге" настоящего тома я сказал немного об ис-

следовательских программах вообще. Кроме того, я предложил реальную ис-

следовательскую программу, применяемую к действительным проблемам фи-

зики и биологии и обеспечивающую их интерпретацию. По ходу введения моей

метафизической исследовательской программы мне пришлось вникнуть в исто-

рию науки и реконструировать "ситуационную логику (logic of situation)", а

именно отчетливо сформулировать последовательность проблемных ситуаций в

физике (а затем и биологии) в терминах, в которых должны рассматриваться

моя собственная метафизическая исследовательская программа, а также ее мно-

гие предшественницы и соперницы, для того чтобы быть понятыми, подвергну-

тыми критике и оцененными.

Где только не встретишь такие исследовательские программы! Они опре-

деляют или возникают из того, что в какой-то момент рассматриваются как

удовлетворительное объяснение научной проблемы. По-видимому, Томас Кун

имел в виду что-то близкое, когда употреблял термин "парадигмы" [31]. Моя

точка зрения, правда, радикально отличается от его точки зрения: я смотрю на

эти программы через призму ситуаций, которые могут быть рационально ре-

32

конструированы, и вижу в научной революции результат рациональной крити-

ки, т.е. той деятельности, которую в историческом развитии науки я считаю

важнейшей. Пусть опровержение научной теории так влияет на ученого, что

выглядит чем-то похожим на обращение в иную веру. Но это будет рациональ-

ное обращение (например, ситуация с Резерфордом) [32].

Название "метафизические исследовательские программы" использова-

лось мною для обозначения некоторых исследовательских программ в науке, а

именно – для тех из них, которые экспериментально непроверяемы. Спустя бо-

лее десяти лет некоторые из моих сотрудников изменили это название, введя

термин "научно-исследовательские программы (scientific research programmes)".

Разумеется, наука пронизана этими исследовательскими программами, и они

играют решающе важную роль в ее развитии. Но обычно они все же не имеют

характера проверяемых научных теорий. Они могут стать научными теория-

ми, но тогда у нас нет больше повода называть их исследовательскими про-

граммами. Ведь в любом случае их намного труднее критиковать, чем теории, и

намного легче сохранять некритически.

В самом деле, зачем восхвалять достоинства исследовательских про-

грамм. Давайте лучше развивать их методологию. Ученые всем своим образо-

ванием помещены внутрь исследовательских программ (в этом отношении Кун, по-видимому, прав). Нет поэтому нужды беспокоиться о поддержке исследова-

тельских программ или о "программировании" ими исследования. Как правило, актуальнее побуждать людей критиковать исследовательские программы или

освобождаться от них, чем призывать их принять этих программы и стать их

приверженцами.

(Это просто объясняется в терминах ситуационной логики. Молодой уче-

ный, если он не является исключительно одаренным и столь же исключительно

хорошо подготовленным, обычно ощущает такую подавленность обилием и

разнообразием проблем той области знания, в которую он хочет войти, что им

нередко овладевает чувство отчаяния, неверия в свою способность внести свой

вклад в ее развитие. Исследовательская программа значительно облегчает

33

стоящую перед ним задачу. Приведенное ситуационное объяснение может вос-

приниматься как частичная поддержка куновской "нормальной науки".) Обычно мы сознаем свою исследовательскую программу только тогда, когда на нас нисходит, что она вероятно базируется на ложной метафизике.

Осознавая, что мы работаем в пределах некоторой метафизической исследова-

тельской программы, мы, в сущности, осознаем, что возможны альтернативы.

Это означает, что мы отказываемся от нашей метафизической исследователь-

ской программы как от эвристики и смотрим на ее альтернативы как на нечто

возможно более продуктивное.

В тех же редких случаях, когда метафизическая исследовательская про-

грамма в самом деле становится осознанной (или даже намеренно вводится, как

вводится моя космология предрасположенностей), ее следует рекомендовать

лишь с условием соблюдения последовательно критического отношения к ней и

поиска возможных альтернатив.

Это вопрос рациональности человека и более специальный вопрос рацио-

нальности науки. Нам надо всегда помнить об опасности превращения в "нор-

мальных ученых" – ученых, которые работают слепо, некритически, не осозна-

вая предпосылок своих исследовательских программ. "Нормальный ученый" не

стремится быть рациональным настолько, насколько это в его силах, ибо не пы-

тается быть критичным настолько, насколько он может быть критичным.

С моей точки зрения методологи научно-исследовательских программ

недостаточно понимают ту фундаментальную роль, которую в развитии знания

играет критицизм [33]. Как я вижу эту проблему, критичность – это первейший

долг ученого и всякого, кто хочет продвигать вперед познание. С другой сторо-

ны, видение новых проблем и обладание новыми идеями – творческая ориги-

нальность, это уже не чей-то долг, это – дар божий.

Притягательная сила исследовательских программ, проявившаяся в этом