Но вскоре мне надоела эта жизнь отшельника, и на третье утро я взял ружьё и отправился в лес.

Вскоре и шагал между рядами высоких пирамидальных кипарисов, густая, непроницаемая зелень которых смыкалась надо мной, закрывая небо и солнце. Сумрак, царивший в лесу, отвечал моему настроению, и я шёл, погружённый в свои мысли, не замечая, куда иду.

Я не искал дичи. Я и не думал об охоте. Ружьё болталось у меня за плечом. Енот, который обычно выходит только ночью, в этом тёмном лесу встречается и среди дня. Я видел, как этот зверёк прятал свою добычу в заводи и скользил между стволами кипарисов. Я видел, как опоссум пробирался по упавшему тополю, а рыжая белка, мелькая, словно яркий огонёк, прыгала, распушив хвост, на высоком тюльпанном дереве. Я видел крупного болотного зайца, скакавшего по краю густых камышовых зарослей, и ещё более заманчивая дичь — быстрая лань дважды промелькнула передо мной, выскочив из тёмной чащи деревьев. Попался на моём пути и дикий индюк в пышном наряде из блестящих перьев: а когда я шёл по берегу речной протоки, мне много раз представлялся случай подстрелить голубую или белую цаплю, дикую утку, тонкого ибиса или длинноногого журавля. Даже сам царь этого пернатого царства — белоголовый орёл, с громким клёкотом летавший над верхушками громадных кипарисов, был не раз на выстрел от меня.

Однако двустволка по-прежнему висела у меня за плечом, я даже ни разу не прицелился из неё. Никакая охота не шла мне на ум и не могла отвлечь от мыслей, занятых тем, что было для меня важнее всего на свете — квартеронкой Авророй.