— Не уверен, — ответил Ла Брава. — Может, когда и встречались. Что у вас за проблемы?

— Понимаете, не хочется идти в суд пьяным. Мало ли что — войду, и вдруг мне станет нехорошо.

— Я уже сказала вам, Эрл: против вас нет никаких обвинений, — напомнила ему Пэм. — Вы когда-нибудь пили лосьон для бритья или что-нибудь в этом роде?

— Никогда в жизни. Только самогон, иногда винишко. Эйлин, когда я живу у нее, она умеет пунш готовить— бурбон, кубик льда, а потом насыпать сахару, примерно чайную ложечку, и…

Из соседней комнаты донесся вопль, переросший в поток непристойностей, — он нарастал, угасал, вновь усиливался, и Ла Брава вопросительно посмотрел на Пэм, ожидая ее реакции.

— Все в порядке, — заверила его Пэм. — Это одна из наших клиенток. Она проходит через катарсис, отрабатывает все сама. Не беспокойтесь, она под присмотром.

— Клиенток? — повторил Ла Брава.

Девушка улыбнулась очень естественно и мило. Слишком уж она молода и отзывчива для такой работы. Вероятно, не больше года как окончила курс психологии.

— Так мы называем тех, кого к нам доставляют. Они не являются пациентами до тех пор, пока их не направят в то или иное заведение. У нас они пребывают лишь временно.

— В таком случае я пошел. — Пьяница приподнялся с места, наткнулся на вновь впавшего в ступор соседа, оттолкнулся от него, едва не наступил на лежавшую на матрасе девушку, однако успел восстановить равновесие. Подойдя к дальней двери, он принялся греметь засовами.

— Будет вам, Эрл, сядьте и ведите себя хорошо, — попросила его Пэм. — Вам придется побыть тут, пока вы не протрезвеете и не придете в себя.

Эрл отвернулся от двери, тяжело привалившись к ней спиной:

— Пока не приду в себя? Черт, я разве не в себе, нет?

— Не совсем, — сказала Пэм, строго поглядывая на него из-за парты, точно молоденькая учительница на свой класс. — Садитесь, закончим нашу работу.

Пьяница двинулся в обратный путь, спотыкаясь о стулья, едва не упал на оцепеневшего соседа, но тот даже не шевельнул руками, все так же плоско лежавшими на его бедрах. Девушка со стертыми ногами легонько застонала, перевернулась на спину, свет ударил ей в глаза, веки ее затрепетали, но не разомкнулись.

Ла Брава посмотрел на девушку, и Пэм пояснила:

— Гаитянка. Напилась и вышла на федеральное шоссе. Водитель заметил ее, свернул в сторону и врезался в другой автомобиль, одному из водителей — ему или другому, не знаю точно — наложили на голову шов в двадцать стежков.

— Черт, а мне в госпитале ветеранов Луисвилля шестьдесят четыре стежка наложили, — вмешался пьяница. — Один парень схватил бутылку, разбил ее и осколок вонзил прямо мне в ногу. Во, видали? Прямо вот сюда. Шестьдесят четыре стежка, а потом док перестал считать, как он сказал.

— Здорово, — подхватил Ла Брава. — Сильно он тебя порезал, а? — Он видел, пьяница уже заглотил наживку.

Он ощутил чье-то присутствие за спиной и обернулся — это Морис пришел за ним.

— Тащи сюда фотоаппарат.

Понизив голос, Ла Брава переспросил:

— Ты уверен? Им это может не понравиться.

— Сделай одолжение, лапочка, — обратился Морис к девушке за партой. — Отопри еще разок дверь — мой приятель сбегает за фотоаппаратом.

Пэм проводила его к задней двери— пусть потом постучит, и она снова откроет, пообещала она.

Значит, Морис все-таки хочет сфотографировать свою приятельницу— теперь Ла Брава знал это наверняка, — запечатлеть ее с опухшими глазами и отекшей физиономией, а наутро предъявить ей снимок: «Вот так ты выглядишь, красотка, когда напьешься». Думает, от стыда она бросит пить. Однако, если женщина и впрямь склонна к запоям, это напрасная трата времени. Лучше уж сфотографировать Эрла, когда он демонстрирует свой шрам. Снять его снизу: Эрл сидит, закинув ногу на ногу, подтянув вверх одну штанину и выставив лодыжку с блестящим шрамом в форме полумесяца, тычет в него грязным ногтем, усмехаясь беззубым ртом — пьяный, расплывшийся в счастливой, самодовольной усмешке.

Открыв багажник, Ла Брава наклонился, нащупал внутри футляр с камерой, вытащил «лейку» и поставил широкоугольный объектив.

Тут на миг его ослепила вспышка фар. Оглянувшись, Ла Брава успел заметить, как вновь прибывшая машина развернулась параллельно зданию и ее темный капот остановился под самым фонарем, висевшим над задней дверью. Ла Брава снова сунул руку в футляр, отыскал вспышку, выпрямился и захлопнул багажник.

Из второй машины выскочил молодой парень — крупный, хорошо сложенный, в серебристой спортивной куртке, под которой была синяя униформа. Он забарабанил в дверь своим увесистым кулаком, с трудом запихнув другую руку в карман джинсов. Ла Брава подошел к нему. Парень ухмыльнулся, вновь занося кулак, из уголка его рта торчала зубочистка.

— Как тебе вечерок? — Его речь звучала невнятно.

Крепко сбитый, с хорошо развитыми мускулами, рост по меньшей мере шесть футов и три дюйма, вес где-то двести тридцать фунтов. Светлые волосы в свете фонаря отливали зеленым— все спутанные, пробора не видно, клочьями прилипшие к голове, словно парень искупался и кое-как продрал свою растительность пальцами. Вблизи Ла Брава разглядел, что этот тип не так уж и молод, ему хорошо за тридцать, однако он из тех — это подсказывал и его облик, и запах, и выработанное бывшим охранником чутье, — кто вечно толчется в барах, ищет, с кем бы потягаться в армрестлинге. Деревенский тупица, выставляющий напоказ мускулы и демонстрирующий силушку, не выпуская изо рта зубочистки.

— Вечерок как вечерок, — сказал ему Ла Брава. — А у вас как?

— Ну, отдых не задался, но я еще на ногах. — Провинциальный, деревенский акцент делал его речь не совсем разборчивой. — Карточки, что ли, сделать решил?

— Подумываю насчет этого.

— Чего— этого отхожего места? Я бы в таком хлеву коз не держал.

— Вероятно, у них мало денег, их ведь содержит округ, — заступился Ла Брава и сам удивился тому, как резко прозвучал его голос. С этим парнем он, разумеется, ни в чем не сойдется, но и ссориться с ним ни к чему.

— Округ Палм-бич, черт бы их подрал, — да у них денег больше, чем у любого округа в штате Флорида. Нет, только посмотришь на эту засранную хибару, куда они людей сажают— хороших людей, между прочим, — и подумаешь, будто и впрямь денег нет. Небось из Палм-бич сюда ни одного чувака не привозят. Они могут нагадить на патрульную машину, а коп только и скажет: «Садитесь, сэр. Я отвезу вас домой, сэр». Вот дерьмо… Эй, не хочешь меня на карточку снять? Давай-давай, я не возражаю.

— Спасибо, — ответил Ла Брава.

— Из какой ты газеты?

Ла Брава выдержал небольшую паузу.

— Что? — сказал он любезным, слегка удивленным тоном— отнюдь не выдавая тем самым в себе уличного фотографа, но и ни за кого иного себя не выдавая. — А почему вы приняли меня за репортера?

— По мне, все вы, сволочи, с лица одинаковы, — пробурчал здоровяк и отвернулся от него, услышав металлический звон — замок отперли, и дверь распахнулась.

Ла Брава подметил, как у Пэм изменилось выражение лица, какой хрупкой она показалась на фоне гиганта в серебристой куртке.

— Эй, что это вы? — пискнула она, когда гигант, ввалившись в помещение, мимоходом подхватил ее под руку.

— У меня официальное поручение, милка. Как жисть? Ты тут новенькая, да? Что-то я тебя раньше не видал.

Ла Брава проскользнул мимо них с фотоаппаратом в руках, прошел в холл, слыша, как за спиной вновь запираются засовы и как этот здоровенный придурок пускает в ход свое дешевое обаяние:

— Поздоровкаемся, я— Ричард Ноблес, из полиции тут поблизости.

А Пэм переспрашивает:

— Погодите, из какой такой «полиции поблизости»?

Еще он услышал, как оцепенелый «клиент» поинтересовался:

— Вы когда-нибудь видели орла?

И Ричард Ноблес ответил ему:

— Шутишь, папаня? Я сварил и слопал твоего орла!

Морис ждал его у самого входа в палату.

— Заходи, сфотографируй ее. Что тут у тебя, «лейка»? Отлично, давай.