Я молчал.

Зомби неторопливо вытащил палочку дерева флю и прикурил. Я заметил, что пиджак на нем теперь абсолютно новый, да и ботинки начищены до блеска.

— В честь чего это ты так принарядился? — подозрительно спросил я у зомби.

— Теперь мне придется искать нового работодателя. А как ты знаешь, встречают по одежке… Жаль, конечно, такую хозяйку, как змора, я уже не найду.

— Как я понимаю, искусство использовать сны со смертью хозяйки у тебя пропало начисто?

— Ну, — он меланхолично выпустил клуб зеленого дыма, — мало ли дел для вполне свежего, очень услужливого и понятливого зомби? Да и не все еще зморы перевелись. Так что, может, встретимся. Кстати, по дружбе, когда ты ее убивал, ты что, действительно на сто процентов знал, что она тебя водит за нос?

— Да, — машинально ответил я и вдруг понял, что не солгал. Да, нанося удар, я был уверен, что поступаю правильно.

— Только ты не передумай, верь и дальше, — попросил зомби. — Если однажды в этом усомнишься, я тебе не завидую. Пропадешь ни за грош. Жизнь — она странная штука. Тебе может, например, прийти в голову, что все происшедшее — и то, как ты ее убил, и все предыдущее и последующее — не более чем ее очередная странная шутка. Которая вот-вот кончится.

Покуривая палочку флю, засунув руки в карманы пиджака, он не спеша двинулся в сторону страны снов. Метров через двадцать он остановился, махнул мне рукой, что-то крикнул и пошел дальше. Что он крикнул, я не расслышал. Слова отнес ветер.

Потом над моей головой пролетел стервятник. Он так спешил, что, похоже, меня не заметил.

Я порадовался за него. Уж теперь-то без пищи он не останется. В мире снов от голода умереть сложно. Даже очень привередливому стервятнику.

Мир снов манил меня к себе, притягивал, как магнитом, но я не торопился. Мне казалось, что нужно еще подождать, что-то додумать, что-то очень важное.

Я снова посмотрел на пустырь лабиринта и подумал, что змора погибла, а ее творение осталось.

Пройдет время, годы, может быть, даже века, а он будет существовать. Потом кто-нибудь придумает о нем красивую легенду. В ней не будет даже упоминаться обо мне или зморе. Вот так. Вместо нас в ней будут действовать герои, чародеи, великаны.

Может быть, это будет к лучшему.

Я все же не выдержал и медленно пошел в сторону мира снов.

Поскольку домов не было, я двинулся к пустырю по прямой, и минут через десять под моими ногами уже зашуршала трава.

Иногда мне попадались кучки черного пепла, и я вдруг сообразил, что они остались от серых рыцарей. Между кустами полыни бродили их лошади. Одна из них увязалась было за мной и некоторое время шла след в след, а потом отстала. Может быть, это была именно та лошадь, на которой я приехал к черной стене.

Мне было не до нее.

Я шел к миру снов. Медленно и размеренно, словно робот.

Шел.

Маленький человечек на ровной площадке пустыря между мерцающим великолепием мира снов и черной пустотой безвременья.

Я не торопился, потому что слегка побаивался мира снов. Три года, что я провел вне его, не прошли даром. Я изменился.

Примет ли он меня таким, каким я стал?

Наверное, примет, поскольку в нем есть место каждому, кем бы он ни был. Даже такому человеку, как я.

Вот только почему-то я был уверен, что, даже если моя жизнь пойдет по-прежнему, словно этих трех лет и не было, все равно останутся воспоминания. И долго еще потом я буду время от времени вспоминать и думать…

Я буду думать о зомби, пытаясь понять, что он собой представляет и как это, будучи мертвым, думать, действовать, говорить, чего-то хотеть, быть одновременно живым и мертвым. Почему-то мне казалось, что мы с ним еще встретимся.

Я буду думать о той уходящей в проекцию цепочке волчьих следов. Эта загадку еще предстояло решить. Если только она была не очередной шуткой зморы.

Я обязательно буду думать о статичном мире. Странном, жестоком мире людей с совершенно непостижимой логикой, при всей своей подлости, грубости, жадности умеющих делать такую прекрасную штуку, как сны.

И конечно же, я буду думать о зморе. О ней я буду думать больше всех. Наверное, она так и останется для меня загадкой. Любила ли она меня хоть немного, или же все, что она говорила, было лишь притворством и обманом? Вот в этом я, похоже, не смогу разобраться никогда. Может, и к лучшему. Если все, что она говорила, не более чем вранье, то я — дурак, если же нет — то я преступник, хладнокровно убивший полюбившее его создание.

И никак иначе.

Неторопливо, словно старясь оттянуть момент встречи с миром снов, я шел по пустырю, тщательно огибая шары снов, стараясь не спугнуть стоявших столбиком возле своих норок и ошарашенно оглядывавшихся похожих на сурков зверьков.

Я думал о том, что нам, инспекторам снов, слишком часто приходится сталкиваться с разной населяющей сны нежитью в схватках не на жизнь, а на смерть. Мы привыкли думать, что все эти зморы, черные маги, серые рыцари и еще многие-многие ничего, кроме злобы, ощущать не могут.

Только это не верно. Они, так же как и мы, думают, говорят и чувствуют. Могут ли они любить? И как выглядит их любовь?

Может, именно так, как у нас было со зморой?

Все-таки она потеряла осторожность и, в полном смысле этого слова, дала себя убить.

Почему?

Как это могло случиться? Уж она-то, с ее вечной предусмотрительностью… Неужели все-таки она меня любила, и именно поэтому… А может, она слишком верила в силу своих чар?

Ответов на эти вопросы я не знал и сильно сомневался, что когда-нибудь узнаю.

Вот так.

Я прошел уже больше половины пустыря и теперь приближался к шпионскому сну. Вот из него высунулся шпион со шрамом и помахал мне рукой. Я улыбнулся и помахал ему в ответ.

Теперь до мира снов осталось совсем немного. Я уже мог различить, как в его снах копошатся фигурки людей, животных. Там шла самая обычная жизнь, забавная, неожиданная, наполненная приключениями.

В нее мне еще предстояло вернуться.

Если только…

Я вспомнил последние слова зомби, и меня вдруг охватил дикий, до дрожи в коленях страх.

Захотелось лечь, забыть обо всем или же хотя бы остановиться, перевести дух…

Но все же я шел, несмотря на то что сердце мое стучало, как паровой молот, а по спине стекали струйки холодного пота, шел, размеренно переставляя ноги, стараясь ставить их как можно тверже, чтобы не дай бог не споткнуться, шел, несмотря на то что мне казалось, будто под подошвами моих ботинок вот-вот по-особенному заскрипит земля…