— Можешь не продолжать, — посоветовал Полидект. — Свидетельские показания морского змея не имеют законной силы.

— Я не говорил…

— Я имею в виду, что не имеют силы показания самого морского змея. Так что они, естественно, не имеют силы и тогда, когда ты повторяешь их нам.

— Я только хотел сказать…

— Конечно, — царь выпятил нижнюю губу и задумчиво покачал головой, — если бы это был сухопутный змей, все могло бы быть несколько иначе.

Перси прервал свою безумную речь, невольно заинтересовавшись.

— Иначе? — с любопытством спросил он.

— Конечно. В зависимости от того, к какому типу относится сухопутный змей. Например, змея-оракула мы бы определенно выслушали — к их словам мы относимся с большим уважением. Или очень умные и дружелюбные ходячие змеи, о которых говорят легенды. Но это тебя никак не касается. Ты обвиняешься в том, что выдавал себя за Персея, и создал впечатление, что тебе хватит смелости убить Горгону. Для такого преступления морской змей не может быть заслуживающим доверия свидетелем. Кроме того, тебя уже признали виновным.

— Я даже не спорю с тем, что…

— Диктис, — царь с крайне утомленным видом махнул рукой. — Успокой его.

Громадный кулак опустился на макушку Перси. Ему показалось, будто мозг сейчас хлынет у него из ноздрей. Когда он снова смог отчетливо видеть сквозь красноватый туман, он обнаружил, что цепляется за постоянно ускользающий от него пол.

— Почему бы нам не устроить две казни в один день? — сердито говорил Диктис. — Они оба выдавали себя за Персея. Как ты сказал, в последнее время такое было уже несколько раз. Пожалуй, мы отобьем охоту поступать так и дальше, если устроим хорошую двойную казнь. Так сказать, из двух блюд. Все, что ты должен сделать, — вынести ему приговор, позволить мне решить некоторые вопросы — например, найти раба, чтобы он почистил котел в перерыве, и…

— Кто здесь царь, я или ты? — зарычал Полидект.

— О, ты, ты, конечно. Но…

— Никаких «но». Ты лишь великий князь, и не забывай об этом, Диктис. Я уже сказал, что сегодня вечером будет только одна казнь — человека, которого схватили первым. Потом, завтра, мы вынесем официальный приговор второму. Это даст мне еще один повод для приема в тронном зале, которые я люблю, и заверяю тебя, что завтра вечером мы все сможем столь же хорошо повеселиться.

— Ладно, — угрюмо сказал Диктис. — Но часто ли нам удавалось отправить в котел сразу двоих в один день?

— Тем больше причин растянуть это во времени, — настоял царь. — Стража, уведите его! Видишь ли, Диктис, я считаю, что излишнее расточительство к добру не приводит.

Вот почему, — горько подумал Перси, когда два здоровяка с руками, напоминающими железные клешни, потащили его прочь, — вот почему они зовут его Царь-Философ Полидект!

В конце зала над полом внезапно поднялась решетка, и его, словно пригоршню мусора, бросили в яму — достаточно глубокую для того, чтобы он снова потерял сознание.

Придя в себя, он с трудом перевернулся на спину, потирая ушибы и морщась от боли в руках. Что бы там ни было, с него достаточно — этот мир определенно оказался наименее дружелюбным из всех возможных.

Сквозь решетку пробивался слабый свет. Шатаясь, он направился в ту сторону, чтобы лучше рассмотреть свою камеру. Кто-то ткнул его в живот, и он снова сел.

— Только попробуйте дотронуться до меня, мистер, — послышался девичий голос, — и я вас прикончу.

Судя по голосу, в серьезности намерений девушки можно было не сомневаться.

— Простите? — пробормотал Перси, уставившись в кромешную тьму.

— Можешь не извиняться. Просто оставайся в своем конце камеры, а я останусь в своем. Ты не первый из тех распущенных парней, что хотели со мной познакомиться, не подумав предварительно как следует. Никогда еще таких не встречала! — Каждое ее слово звучало все с большим надрывом; в конце концов она заплакала.

Тщательно обдумав ситуацию, Перси пополз в ту сторону, откуда слышались рыдания.

— Послушайте… — мягко начал он.

На этот раз она ударила его в глаз.

Ругаясь на чем свет стоит, он отошел к противоположной стене и сел, мрачно скрестив на груди руки. Он проклинал весь род человеческий, потом ограничил его до женщин, а затем, кивнув в сторону сидевшей напротив девушки, сосредоточил свой гнев на миссис Даннер, вложив в это всю душу. Внезапно он почувствовал, что мокрое от слез лицо уткнулось ему в плечо, и отскочил в угол.

— Послушай, детка, — бросил он, — я больше не желаю к тебе прикасаться, после того как…

— Ты только что упоминал миссис Даннер, — сказала она. — Я слышала. Квартира 18-К?

— Да! Но как… — Тут до него дошло. — Так ты тоже… оттуда?

— Я убью эту бабу! — произнесла она сквозь зубы. — В первый день, когда я здесь оказалась, я сказала себе, что выбью из нее каждую долларовую бумажку и каждый глоток виски, который она сделала за мои деньги, если когда-нибудь вернусь. На другой день я сказала себе, что, если только вернусь, я вообще не буду обращать на нее внимания, я буду лишь целовать тротуары, шестифутовых полисменов и сантехнику. На третий день я о ней вообще не думала, я лишь пыталась вспомнить, как выглядели дома, улицы и прочее. Но сегодня я знаю, что не вернусь, никогда, и потому я лишь молюсь о том, чтобы когда-нибудь у меня появилась возможность убить ее, когда-нибудь…

Она снова заплакала, из ее груди вырывались отчаянные рыдания, как будто ей выкручивали руки.

Молодой человек очень осторожно подошел к девушке и погладил ее по спине. Еще немного спустя он обнял ее и нежно поцеловал. Какое-то грубое одеяние, наброшенное на ее плечи, оцарапало его кожу.

— Могло быть и хуже, — заверил он ее. — Могло быть намного хуже, можешь мне поверить. Во всяком случае, мы нашли друг друга. Дела не так плохи, когда есть с кем поговорить. Так или иначе, мы — соотечественники, или, точнее, современники. Меня зовут Перси С. Юсс. «С.» значит Сактрист. Я был владельцем половины ресторана, двумя третями которого владели наши кредиторы. А ты кто?

— Анита Драммонд, — сказала она, выпрямляясь и вытирая глаза краем одежды. — Энн. Я была балериной. Вернее, я еще училась на балерину, и понемногу подрабатывала то тут, то там. Эта квартира оказалась неожиданной находкой; она как раз устраивала меня по деньгам. Я радостно плюхнулась на единственный стул, который был в квартире, и тут заметила на полу клочок пергамента с какими-то стихами. Я начала их читать, а потом задремала, глядя на эти слова. Когда я проснулась, я обнаружила, что нахожусь на склоне холма, у стула нет ножек и какой-то старый крестьянин со своей женой произносят надо мной заклинания, чтобы я исчезла до того, как навлеку проклятие на их посевы. Когда они увидели, что я открыла глаза, они оба набросились на меня, связали и утащили в свою хижину. И они не желали слушать ничего, что я пыталась им говорить! Кстати, если хочешь… выглядеть более прилично, тут в углу есть куча какого-то тряпья.

Перси подошел туда и обнаружил полдюжины изношенных накидок из овечьих шкур. Он выбрал одну, от которой сильно воняло, но зато в ней было меньше обитателей, чем в прочих, и вернулся обратно. В одежде он почувствовал себя более уверенно. Ему не приходилось размышлять о различных аспектах нудизма с тех пор, как он прибыл в костюме Адама в этот безумный мир, но он впервые почувствовал, что у него появилась возможность перехитрить тех, кто взял его в плен — теперь, когда он был одет почти так же, как и они.

Энн продолжала свой рассказ. Она говорила о том, как жители деревни на дальнем конце острова собрались вместе и стали обсуждать, как избавиться от ведьмы.

— Шла настоящая война между сторонниками двух подходов: одни предлагали посадить ведьму на кол, другие — сжечь, и каждый отстаивал свою правоту. В это время мимо проходил сенешаль, или камергер, или как он там называется, царя Полидекта. Он охотился за какими-то маленькими чудовищами