Саманта продолжала его изучать, пока он говорил. Его глаза были красными, казалось, он всю ночь не сомкнул их. Кроме того, в них появилось какое-то незнакомое выражение. Почему он так настаивает на ее отъезде? Почему отправляет ее с человеком, к которому еще недавно так сильно ревновал? В этом крохотном, отрезанном от всего мира городишке на краю полуострова она будет под непрестанным присмотром его родственников, и они станут за ней ухаживать. Саманта ни на секунду не сомневалась: Майк задумал все это отнюдь не потому, что действительно считает, будто ей необходим отдых. Еще несколько дней назад он думал иначе.

Она попыталась припомнить все события минувшего вечера. Майк тем временем продолжал расхваливать городишко, о котором прежде отзывался как о дыре, где «ничего нет, кроме воды». Теперь же он утверждал, что это райский уголок, а его родственники — Монтгомери — самые добрые и ласковые люди из всех живущих на Земле. Однако то и дело повторяющаяся фраза: «Они за тобой присмотрят» — заставила Саманту насторожиться.

Она протянула руку через поднос к тумбочке, где взяла блокнот и карандаш.

«Кто такой Однорукий?» — написала Саманта. Потом вырвала страницу и протянула ее Майку. И, увидев, как он побледнел, поняла, что в этом вопросе кроется объяснение его поведения.

— У тебя красивый почерк. Ты знаешь? Кругленькие «о» и «а». Вот я пишу угловато.

«Кто такой Однорукий?» — еще раз написала Саманта и протянула ему листок.

У Майка был вид, как у загнанного зверя. Он откинулся на кровати и крепко зажмурил глаза, будто был переполнен страданием.

— Саманта, — усталым голосом произнес он. Очевидно, так он ее называл, когда бывал раздражен. — Это не игра в бридж. Это игра на крупные ставки, и она опасна. Я не подозревал, насколько она опасна, а то бы я тебя в это не втянул. Но уж если так вышло, то теперь моя обязанность вытащить тебя отсюда и спрятать в безопасном месте.

Тогда она написала: «Если ты мне не скажешь, кто такой Однорукий, то я позвоню деду и спрошу у него».

Лицо Майка перестало выражать страдание, теперь на нем был написан неподдельный страх.

— Ты не понимаешь, — тихо сказал он. Так говорят обычно тогда, когда боятся сорваться и заорать в бешенстве. — Ты должна пообещать, что не позвонишь этому негодяю!

Саманта, нахмурившись, написала: «Это же мой дед!» Майк вскочил с кровати и несколько минут ходил из угла в угол.

— Сэм, я совершил ошибку… большую глупость. Я тебе с самого начала нашего знакомства говорил, что считаю условия завещания твоего отца отвратительными. Мне нужно было сразу, как я хотел, дать добро на выплату тебе денег, без всяких условий, связанных со встречей с Бэрретом. Но я повел себя как настоящий эгоист. Мне очень хотелось с ним поговорить. Никто, видишь ли, не видел его много лет, и мне…

Он резко остановился. Затем устало потер глаза.

— Я не знаю, приходится Бэррет тебе дедом или нет. Однако я наверняка знаю, что это за человек. Я специально не рассказывал о нем всего — боялся, что тогда ты откажешься с ним встречаться. А теперь расплачиваюсь за то, что скрыл от тебя правду.

Убрав с постели поднос, он присел на кровать и вновь взял ее за руку.

— Ты постоянно твердишь, что я тебе вру. Возможно, так оно и было. Но у меня на то была причина.

Он коснулся ссадин на ее шее.

— Тебя могли вчера убить. Это было бы на моей совести. Мне следовало тебе все рассказать с самого начала. Следовало сразу после смерти твоего отца отдать тебе деньги. Мне нельзя было даже допускать твоего приезда в Нью-Йорк.

Вытащив из-под одеяла вторую руку, Саманта положила ее на руку Майка. Он был совершенно искренне расстроен всем случившимся. Поймав его взгляд, она улыбнулась. Но на его лице улыбки не было.

— Если я расскажу тебе, что знаю о Бэррете, ты уедешь из Нью-Йорка? Ты согласна поехать к моим родственникам и оставаться под защитой моей семьи до тех пор, пока я не решу эту проблему?

Но как же она могла пообещать такое? Она даже еще не знала, о чем он говорит. Сначала она считала, что ее пытался убить грабитель, но теперь до нее стало доходить, что этому человеку нужны были не вещи, а именно она. Почему Что же это такое, какая такая тайна, ради которой, по мнению кого-то, ее нужно убить?

Майк чувствовал ее сопротивление, но он понимал ее. Может, он и недостоин ее доверия после того, как использовал ее, чтобы встретиться с этим стариком. Майк судорожно сглотнул. Нет такой книги, ради которой можно было бы пожертвовать человеческой жизнью.

— Сначала о Бэррете, — тихо начал он, — я хочу, чтобы ты поняла, что это за человек. Сэм, прошу тебя, не возвеличивай его. Не надо наделять его божественными чертами только потому, что он может оказаться, а ведь может и нет, твоим родственником.

Он сердито сжал губы, увидев, с каким выражением лица Саманта лихорадочно начала царапать новую записку.

«Может, он и сделал что-то плохое в прошлом, но сейчас он…»

Майк схватил ее руки раньше, чем она успела дописать предложение, и крепко сжал запястья. Но через секунду отпустил их, пытаясь успокоиться.

— Ты слышала, как к нему обращаются? «Док», не так ли?! Ты не догадываешься почему? Нет, не отвечай. Скорее всего ты думаешь, что он получил почетное звание ДОКТОРА каких-то наук.

Майк сделал паузу и решительно посмотрел на нее.

— Его называют «Док», или «Доктор», потому что это сокращение от его настоящей клички в преступном мире. Его прозвали «Хирург».

Саманта отвернулась, но он взял ее за подбородок и заставил смотреть на себя.

— Мне плевать, хочешь ты это слышать или нет. Я тебе расскажу это в любом случае. Когда Бэррету было всего лишь девять лет, его мать — проститутка — бросила его. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь даже отдаленно догадывался, кто его отец. Но, кем бы его мать ни была, Бэррет любил ее. Наверное, его сильно задело, когда она взяла и так просто ушла от него. Много лет подряд худенький ребенок боролся за свое существование. Сначала он чуть не умер от голода. Потом украл из ресторана кухонный нож и научился «пользоваться» им по иному назначению. Существует легенда, правда, я так и не нашел ей подтверждения, что он отрубил пальцы другому парню за то, что тот пытался вынуть из мусорного ведра объедки: Док считал, что это ведро на его территории.

— Не может быть, — прошептала Саманта, хватаясь за горло от боли. Но Майк продолжал:

— Когда Бэррету исполнилось четырнадцать, он из-за недоедания выглядел как десятилетний, и ему к тому времени надоело жить впроголодь. Боссом преступного мира тогда был Скальпини, и Бэррет решил на него работать. Ему пришлось потратить уйму времени, чтобы пробраться к нему через заслон телохранителей. Но однажды вечером это ему удалось, когда Скальпини ужинал в своем любимом итальянском ресторанчике. Охранники попытались дать Бэррету под зад, но Скальпини сказал, что желает выслушать предложение этого парнишки. Бэррет заявил, что хочет работать на него, что он согласен сделать для него все. Все что угодно. Все присутствующие, включая Скальпини, захохотали. Выглядел он тогда совсем ребенком. Но Скальпини, продолжая смеяться, бросил такую фразу: «Эй, парень, принеси мне сердце Гуццо, тогда я тебя возьму на работу».

Вновь Саманта попыталась отвернуться от Майка. Она не догадывалась, к чему приведет этот рассказ, но знала, что дослушивать до конца не желает. Майк молчал, пока она снова не посмотрела на него.

— На следующий день, когда Скальпини сел ужинать, этот грязный заморыш вновь попытался пробиться к нему через заслон охранников. Скальпини, которому, наверное, понравилась настойчивость парня и его почитание авторитетов, замахал, чтобы того пропустили. Бэррет достал из кармана куртки кровавый сверток и бросил его на тарелку Скальпини. Тот развернул газету — в ней оказалось человеческое сердце.

Саманта какое-то время молчала, глядя на Майка и чувствуя, как кровь отливает от ее лица. Затем она прошептала лишь одно слово: «Как?»