Вот и сейчас он смотрит. Немножко дольше, чем обычно, потом отводит глаза и тихо пищит о том, что мы могли бы на выходных сходить куда-нибудь. Канун Рождества. Суббота. День рождения человека, который мне незнаком, да и никому не знаком из живущих. И всё равно его день рождения все празднуют, и верующие, и неверующие. С истерией распродаж, поздравлений, украшений ёлок, подарками.

Не могу отказаться. Это как праздничное чудо. Это как свидание. Птичка улыбается и бежит по дорожке в дом. Я некоторое время смотрю на цепочку следов, на то, как на кухне загорается свет, а потом разворачиваюсь и ухожу обратно в свой холодный мир.

Безуспешные поначалу щелчки, огонёк сигареты. Давно пора заправить зажигалку. Множество рухнувших планов. Рождество — самый прибыльный день. И если с доставками я днём успею, то со своими «личными клиентами» повстречаться, увы, не судьба.

Солидный пробой в моём финансовом положении. Я засунул руки в карманы поглубже, и почти бегом направился к стоянке. Сегодня-то всё успею. И, пока есть время, попробую уплотнить расписание. Доставка товаров с почты, некоторых магазинов, мелкие поручения, — даже двух собак иногда выгуливаю — не сложно, хотя, кажется, я многих одиноких домохозяек в одних халатиках, настроенных игриво, отучил смотреть в лицо курьерам.

Для «ночной» профессии моё лицо не имеет значение, клиенты смотрят на меня, как на хищника, важно то, что ниже шеи, или вообще ниже пояса. Как выглядит тот, кто прижмёт их к кровати или нагнёт и хорошенько трахнет, без прелюдий и особых изысков ночью, выкурит пару сигарет потом и выпьет бокал-другой, им не важно. Некоторых наоборот, заводит — может, в их фантазиях я бандит-насильник. Мясо. Тело. Животный секс.

Как же их много, а это я ещё только с мужчинами работаю. И одиноких, и тех, что играют роль примерных мужей и отличных работников. Худые, толстые, красивые, некрасивые. Всякие. В основном из большого города рядом. Телефон, адрес, кодовое имя. Всегда глупое. Некоторые даже встречали меня в масках. Я говорю, что это необязательно. Я не запомню их лиц. Они все одинаковые.

Беру не очень дорого, но пристойно, работаю хорошо. Только без рук, ок? И да, только в презервативе. Спасибо. Можно выполнять несложные капризы — страстно порычать, постонать, или заломить клиенту голову назад, покусать немного, поиграть в насилие. Платите деньги. Дополнительные деньги.

Это работа. Удовлетворение приносит редко, разве что на выходных я иногда позволяю своей очень грязной фантазии представить на месте какого-нибудь опрятного клиента моего птенчика. Всего на несколько секунд. Хватает для вспышки оргазма и угрызений совести до понедельника. Нельзя. Грязно. Шипение змеи. Мне любить его — не дозволено. Особенно так.

С неба срывается снег, когда расщёлкиваю замок на скутеретте. Старушка недовольно фырчит, но я знаю — она исправна, ухожена. Просто с характером. И очень не любит зимнюю погоду.

Отмечаюсь в офисе, с наслаждением застёгиваю рабочую куртку, которая теплее моей собственной, надвигаю на глаза кепку. Грею руки стаканом с шоколадом. Заказов много, но набираю ещё дополнительных. Хочу сводить птенчика куда-нибудь. И всё равно, и без новогоднего «обслуживания», мне должно хватить, чтобы выкупить подарок. Я его уже купил по кредитной карте и сам доставлю. Утром, под дверь, как грёбанный Санта.

То, на что у семьи птенчика, без сомнения, хватит денег, но не заботы — его родители думают, что архитектор это вроде художника. У меня немного другой профиль, коммуникации, так что меня греет мысль, что в призрачной вероятности невозможного будущего, птенчик будет руководить строительством домов, а я — обеспечивать их водой, газом, светом…

И всё же я разбираюсь, выбрал не столько дорогой, сколько лучший из многих аналогов набор архитектора-дизайнера. Импортный. На этой неделе уже смогу осмотреть и упаковать красиво. Непременно с розовым бантом. И в дурацкую фольгу с оленями, такую, аляповатую, красно-зелёную. А как же иначе, без этого и праздник — не праздник.

Проезжая мимо больницы, по кольцу с разнаряженной елью, бросаю взгляд в тускло светящиеся окна палат. Сколько раз меня посещала мысль, что если мама умрёт, мне, да и ей, будет намного легче. Да, я плохой сын. Но и она уже измучилась с этими трубками и капельницами. Я знаю, чего бы она хотела. Выпить хорошего виски и умереть.

Отравление метиловым спиртом и ещё какой-то дрянью. У запойных это бывает. Может, и я виноват. Не уследил, не отобрал. Работал ночью, и она никогда не интересовалась, в качестве кого. Если я — плохой сын, то весь в мать. Компания таких же запойных, некачественный алкоголь. В результате для неё — слепота, отсутствие части кишечника, ожоги. Почти кома. И как назло, опять курс лечения. Под праздники.

Вчера в торговом центре, когда забирал доставку, уже набралась приличная очередь из детишек к очередному ряженому под Санту аниматору. Я тоже стал, не знаю, зачем — мне на новый год даже трезвые родители в качестве подарка не доставались. Дети подрасступились, я, как нужно, подошёл, сел на подлокотник кресла — на колени к Санте теперь нельзя никому садиться, все боятся педофилов — убедился, что тот, после стандартного и шутливого: «И что же ты хочешь в подарок, мальчик?», разглядел меня как следует, и произнёс достаточно громко, чтобы слышали дети, но не достаточно, чтобы их родители: «Я хочу, чтобы моя мама умерла».

В очереди заплакали. Несчастный аниматор убеждал детей, что я очень плохо себя вёл в этом году. Я прошёл по торговому центру, двери распахнулись и в лицо ударил снег. Вы просто не знаете, сколько стоит один день в палате интенсивной терапии, лекарства. Никаких пособий не хватит.

Это было вчера. Сегодня я бы уже так не сделал, сегодня я самый счастливый человек. Он. Пригласил. Меня. Сам.

Кажется, я улыбался, как дурак, всё время, пока развозил заказы. Наверняка, не переставал это делать и работая с «особыми» клиентами. Потому что когда переступил порог своего маленького родительского дома, как всегда, мрачного и холодного, всё так же был счастлив.

Мне снилось жаркое лето. Где-то далеко, в стране снов. Не здесь. Блестящие брюшки деловитых стрекоз, тонкие шелестящие листья рогоза. Берег с серо-бежевым песком и крутым спуском к зеленоватой воде. Мой маленький любимый, весь в солнечных брызгах, мокрые волосы прилипли к шейке. Смеётся, ныряет, зовёт меня с собой. И, поскольку это сон, я соглашаюсь. Захожу к нему, ближе, ближе, касаюсь его загорелого тельца, вижу его огромные глазищи, прижимаюсь, вижу, как раскрываются мне навстречу его розовые губки, вижу…

Просыпаюсь. Под тёплым пледом жарко, на постельном расползается пятнышко. Очередной «мокрый» сон, как будто я прыщавый подросток. До звонка будильника осталось шесть минут. Отвратительно. Зато есть время на душ.

Струи воды еле тёплые, экономлю. Зато стряхнул с себя сонное наваждение. В реальности я ни разу специально не касался его кожи. Ни разу не ходил с ним наедине в безлюдных местах, прикрываясь тем, что надо сторожить его вещи. Или нужно домой. Чтобы не спугнуть. Чтобы он ничего не заподозрил. И самому не сорваться.

Но теперь я останусь с ним на целый чудесный вечер. Могу не сдержаться. Постараюсь, но не уверен. И как так вышло вообще? Почему мне эта идея раньше в голову не пришла?

Будильник звонит, я кидаю в него чем-то, как какая-нибудь малолетняя истеричка. Эти дни до Сочельника будут мучительны.

========== 2. Рождество ==========

В животе копошилось приятное чувство тепла, не только от выпитого чая, но и от предвкушения. Даже сюда, на окраину города, через все снежные заносы и темноту просочилось чудо.

Я насвистывал дурацкий мотивчик, подхваченный где-то в торговом центре, отглаживая новёхонькую, хрустящую рубашку. Потом мой взгляд упал на жилет, и я замолк. Тёмно-бордовый монстр решительно не годился. Только не для свидания. Но термометр на пузе смешной обезьянки за окном показывал 13°F, поэтому поход в одной куртке отменялся без вариантов.