— Я не позволю тебе сквернословить в моем присутствии! — резко перебила ее старая графиня. — Ты сейчас говоришь в точности, как твой отец. — Женщина строгих правил, графиня в свое время немало страдала от грубости первого мужа. — Более того, как ты смеешь произносить угрозы в адрес королевской семьи! Неужели ты вконец лишилась чувства ответственности по отношению к классу, к которому принадлежишь!

— Однако Брук — самый настоящий негодяй, графиня, — возразила Виолетта. — Я не смогла бы назвать ни одного хорошего качества, которое было бы ему присуще. Несомненно, если данная тема станет предметом обсуждений, королева примет во внимание характер этого человека.

— Да что она, огороженная от всего мира в своем Виндзоре, может знать, кроме того, что ей говорят! — скривилась старуха. — А то, что ей говорят, может обрушить позор на голову нашей семьи. Этого я не допущу, Анджела! Ты слышишь меня?

— Мама, — с усталым вздохом откликнулась Анджела, — не командуй мною хотя бы сегодня. Я очень устала.

— Надеюсь, что ты подумаешь хотя бы о своих сестрах и обо мне, — продолжала графиня, словно не слыша дочь. — Представь только, какой позор может грозить Милли и Долли. Я уж не говорю о Сазерлендах, для которых все, что связано с этикетом, — свято.

— Эдвард — вполне нормальный человек, мама, а что касается Долли и Милли, то, я не сомневаюсь, они обе желают мне счастья — хотя бы чуть-чуть.

— Ты всегда была эгоисткой, Анджела, — резко ответила мать, — и никогда не думала ни о ком, кроме самой себя. Впрочем, в этом отчасти повинен и твой дедушка. Много, слишком много времени он провел с тобой. Временами ты становишься так похожа на него, что мне просто страшно делается! Ему тоже никогда не было дела до правил приличия.

Анджела прекрасно понимала, чем были продиктованы слова матери: тем, что дедушка посвятил остаток своей жизни внучке, а не ей — невестке, которая была назначена его опекуном.

— Единственной целью дедушки являлось процветание Истона, — тихо ответила Анджела. Все эти упреки она слышала уже тысячу раз.

— А вот я уверена, что эта старая груда камней не стоит тех огромных денег, которые ты в нее вкладываешь. Что же касается твоего увлечения сельским хозяйством, то — Боже мой, Анджела! — все остальные поместья прекрасно обходятся и без этих новомодных ухищрений.

— Вы правы, мама, обходятся. И вообще вы все правильно говорите, — устало ответила Анджела. Она была уже не в состоянии противостоять непрекращающимся наскокам со стороны матери.

— А коли так, то и будь паинькой с Бруком, — не оставляла своих попыток графиня Росс.

— Я не хочу больше видеть его никогда в жизни, мама. И мне жаль, что вы позволили втянуть себя в эти неприятные склоки, — на сей раз с непререкаемой твердостью отрезала Анджела. Как бы она ни устала, но согласиться с последним предложением матери не могла ни при каких условиях. — Он терроризирует детей, а этого я не допущу!

— Они еще слишком малы, чтобы все это понимать.

— Нет, они слишком малы, чтобы страдать из-за этого негодяя!

— Не понимаю, ну почему ты не можешь построить с ним достойные отношения! — с искренним негодованием воскликнула старая графиня. — У всех остальных это прекрасно получается, и при этом — никаких истерик.

— Я не устраиваю истерик, мама, просто я больше не желаю иметь ничего общего ни с самим Бруком, ни с его сестрицами. Они терзают меня вот уже восемнадцать лет, и, по-моему, пришла пора положить этому конец! — Твой покойный отчим, послушав тебя, был бы страшно расстроен. Слава Богу, что он не дожил до этого дня и не имеет возможности выслушивать твои эгоистичные откровения!

— Мне надо успеть к часовому поезду в Истон, так что я должна уходить, — заметила Анджела. Ее нервы уже находились на пределе, и она бы не выдержала, если засушенные нравоучения матери продолжались еще хотя бы минуту. — Благодарю вас за шоколад, — вежливо добавила она, отодвигая от себя чашку, к которой за все это время даже не прикоснулась. — А если вам еще раз придется увидеть Гвендолин, скажите ей, чтобы занималась своими делами и не лезла в чужие.

— Этого я, конечно, не сделаю, можешь не сомневаться. Как-никак, а мы — родственники, нравится тебе это или нет.

Виолетта поднялась первой, и Анджела с благодарной улыбкой взглянула на подругу.

— Я провожу Анджелу к поезду, графиня. Кстати, Дадли просил меня выразить вам глубочайшее почтение.

— Ах, какой он милый! — откликнулась мать Анджелы. — Не сомневаюсь, что в отличие от Анджелы, которая не понимает и не умеет ценить супружеские обязанности, вы с мужем счастливы в браке.

— О, мы с Дадли уживаемся просто великолепно! — воскликнула Виолетта, и только Анджела смогла уловить в ее бархатном тоне недвусмысленную насмешку. — Он очень ценит мои деньги.

— А так и должно быть! Я не сомневаюсь, что Брук, в свою очередь, тоже очень ценит капитал Анджелы. Видишь, дорогая, — обратилась старуха к дочери, — другие женщины умеют делать определенные скидки.

— Конечно, мама, — ответила Анджела, из последних сил выдавливая из себя светскую улыбку. — Я передам от вас Мэй большой привет.

— Упаси Господи, она ведь так мала! Что она может понимать в этикете! Главное, чтобы ты запомнила все, что я сегодня сказала: долг — превыше всего!

Анджела внезапно испытала прилив тошноты. Она повернулась и, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты, оставив Виолетту прощаться с престарелой графиней Росс.

— Ты знаешь, меня охватило точно такое же чувство, — откровенно призналась Виолетта, присоеди-нившись к подруге в просторном вестибюле. — Мне показалось, что меня сейчас либо вырвет, либо я упаду в обморок. Боже мой, до чего твоя мать бездушна! А ты, я вижу, до сих пор не пришла в себя после вчерашней ночи, — игриво добавила она. — Почему бы тебе не поехать чуть позже, а до той поры не выспаться как следует в моем доме? Ну, хотя бы часок?

— Нет, единственное, что я хочу, это уехать домой.

— Полагаешь, он может передумать? — поинтересовалась Виолетта. Она уже знала о появлении Кита прошлой ночью и о том, что он повторно предложил Анджеле выйти за него замуж.

— Нет, — тихо откликнулась та. — Он не может. И я — тоже, — чуть погодя добавила она. — По крайней мере, когда я — в Истоне, моя жизнь имеет хоть какой-то смысл. Не могу дождаться, когда окажусь там снова.

Приближающееся отплытие судна занимало у Кита немало времени: требовалось сделать все надлежащие заготовки. Это утро он посвятил покупке подарков для Мэй и в итоге приобрел для нее несколько причудливых украшений: браслет, медальон и маленькое изображение кролика из золота с эмалью. Как бы он хотел сделать подарок и ее матери! Наконец, уже собравшись уходить из магазина, он все же решился на это. Кит купил для Анджелы жемчуга из южных морей — несколько длинных ниток, — велел уложить их в позолоченную коробочку и сопроводил этот подарок запиской: «Каждая жемчужина — это мой поцелуй. Я готов подарить тебе весь мир, любовь моя». В какой-то момент Китом овладело искушение выразить свои чувства более пространно, однако он сдержал себя и покинул магазин, коротко бросив продавцу:

— Отошлите это немедленно.

Затем он стоял на мостовой под пронизывающим ноябрьским ветром. Потоки прохожих и людей, отправившихся за покупками, с любопытством глядели на его неподвижную фигуру и обтекали ее, как река обтекает валун. Больше всего на свете Киту хотелось отправиться на север, добраться до Анджелы и увезти ее с собой. Да, прямо сейчас, немедленно, независимо от ее согласия, согласия ее мужа и согласия их чертовой королевы! Прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось побороть этот внезапный порыв.

В следующем магазине, куда зашел Кит, продавались игрушки, и это отвлекло его на некоторое время. К тому моменту, когда он закончил делать покупки, Мэй была обеспечена игрушками на добрые десять лет вперед. Затем, следуя адресу, данному продавцом в магазине игрушек, Кит отправился к белошвейке и заказал новые костюмчики для Кролика Питера. Теперь у Мэй будет самый нарядный в мире плюшевый приятель. И только после всего этого, с горьким удовлетворением думая о том, что он, кажется, сумел справиться со своей потерей, Кит зашел в ближайший паб и надрался до чертиков.