За это время наши друзья готовили обед; сняв кое-что из верхней одежды, грелись у печки, затем опять выходили на двор кормить собак, а в промежутках между делом ежились от холода в юрте и на дворе, у печки и в постели, словом, повсюду и везде.

– Бррр! Однако не сладко зарабатывать свой насущный хлеб в этом Ледяном аду!

– Не греши, мы получили 120 тысяч долларов за наш участок. Разве это худо? Право, нам не так уж плохо живется здесь!

– О, ты неисправимый оптимист! По-твоему, все прекрасно!

– Да, это потому, что я счастлив! – сказал Леон Фортен, кинув многозначительный взгляд на Марту, опиравшуюся на его руку.

– Да, конечно! Ты счастлив… но при всем том, страшный холод, и наше счастье – дамка за нулевой отметкой. Вперед, мадемуазель Жанна, не то я чувствую, что сейчас превращусь в ледяной столб.

– Во всяком случае ваш язык еще не замерз, мосье Поль, это не подлежит сомнению! – отвечала девушка, и все трое весело рассмеялись.

– Вы называете эту страну льдов и морозов Ледяным адом, господа? Но, право, грешники в этом аду – люди веселые, хотя иные и ропщут на свою судьбу!

– Как долго нет Жана! – проговорила вдруг Марта, слегка озабоченная его продолжительным отсутствием.

– Не беспокойся о нем,– сказала Жанна,– ведь он уже не ребенок: ему шестнадцать лет, а в этом возрасте наши молодые канадцы предпринимают в одиночку такие переходы, которые продолжаются иногда целые недели. Он, вероятно, скоро вернется!

В этот момент, как бы в подтверждение ее слов, в тощих кустарниках, росших на гряде небольших холмов, тянувшихся к западу, раздался выстрел.

– Вот видите! – воскликнула Жанна.– Это его винчестер… а вон и дымок от его выстрела!

– Я решительно ничего не вижу! – произнес журналист.– И абсолютно не понимаю, как вы можете отличить выстрел из его ружья от выстрела такого же винчестера вашего батюшки или Лестанга!

– Выстрел – это голос ружья, и каждое ружье имеет свой характерный, особый звук, который для нас, истинных охотников, различим так же, как и голоса людей! – наставительно проговорила канадка.– Что же касается отца или Лестанга, то они не могут вернуться раньше, чем через два дня, с тем индейцем, который покажет нам дорогу к Золотой горе.

– У вас решительно на все имеются ответы, и мне волей-неволей приходится замолчать! – отвечал молодой человек.

Между тем Жан на своих легких лыжах с удивительною быстротой приближался к ним. Чувствуя себя превосходно в своем эскимосском наряде, бодрый и румяный, юный лицеист казался сильным, здоровым мужчиной в полном смысле этого слова.

– Ну, что? Как нынче охота? – спросил Леон.

– Очень удачна,– весело отозвался юноша,– я уложил двух зайцев, белых, как горностаи, и, кроме того, прелестное животное, которое по некоторым соображениям принял за вапити (канадский олень – прим. авт.) , ростом с жеребенка, с роскошными рогами. Я захватил с собой всего один окорочек, но и тот весит не менее 20 фунтов!

– Ну да, конечно, это вапити,– подтвердила молодая канадка,– с таким трофеем можно вас поздравить: им гордятся даже самые ловкие и смелые охотники моей страны.

– Нет, право, удивительный молодчина наш юный Немврод note 7 : по двадцати часов кряду проводит в снегах, без всяких проводников, кроме небесных звезд да своего компаса, спит под открытым небом на морозе, когда и белые медведи замерзают,– и все это ему нипочем!

– Нет, мосье Поль, прошу извинить – на этот раз, я спал не под открытым небом, а в чудном гроте или, вернее, пещере с песчаной почвой, где температура даже без костра и печей весьма сносная, чтобы не сказать более. Туда я стащил, как мог, разрубленного на части топором вапити и, завалив вход в пещеру снегом, явился сюда, чтобы захватить салазки или санки и затем отправиться туда обратно за остальным мясом, которое, судя по всему, должно быть превосходнейшего вкуса!

– О, ваше открытие, Жан, неоцененно для нас! Мы превратим вашу пещеру в склад для провианта, и если она достаточно велика, то можем даже поселиться в ней на время, пока будем разыскивать «Мать золота».

– По всей вероятности, она должна быть очень велика, так как над нею возвышается целый холм!

– А далеко это отсюда?

– Да часов семь ходьбы для привычного человека, а для нашего каравана с собаками и санями не менее полусуток!

– Ну, все равно, как только Жан обогреется и отдохнет, надо будет пуститься в путь. Если мы поселимся в этой пещере, нам будет несравненно лучше, чем под открытым небом!

– Я готов хоть сейчас! – сказал Жан.

– Нет, нет, – необходимо плотно поесть перед дорогой и собраться!

После хорошей, основательной закуски стали снимать палатку и вырывать железные скобы, служившие для ее установки; все это сложили, а также и всю домашнюю утварь и пожитки. Затем маленький караван, состоявший из пяти саней, запряженных двадцатью эскимосскими cобaкaми, бодро тронулся в путь.

Почва почти повсюду была совершенно ровная, а плотный снег был настолько тверд, что полозья саней почти вовсе не уходили в него, и сани легко скользили по поверхности, что значительно облегчало путь. Собаки, дружно налегая на хомуты, резво везли свои далеко не легкие саночки, люди же, все на лыжах, идя за санями, частично управляли, а иногда и подсобляли им, подталкивая сани сзади. Жанна направляла передние сани, и собаки, повинуясь ее голосу, весело бежали по направлению к востоку. Луна светила, что называется, во всю, и на снежной равнине было светло, как днем. Время от времени Жанна останавливала свои передовые сани, при этом мигом останавливались и остальные. Кто-нибудь из мужчин брал привязанную сверху к саням лопату, взрыхляя ею снег так, чтобы из него образовалась небольшая, но высокая кучка – и поезд трогался дальше. Эти возвышения, или кучки должны были служить путеводными знаками для отсутствующих, когда они вернутся к месту прежней стоянки.

Конечно, и от саней остается след на снегу, но всегда мог выпасть новый снег и замести его. Вот почему молодая девушка подсказала своим товарищам этот столь простой и столь же верный способ помочь отсутствующим узнать направление, по которому следовал маленький караван к новой стоянке.

Долгое время путь был ровный и гладкий, томительно-однообразный, но удобный; вдруг местность совершенно изменилась: со всех сторон теснились темные глыбы камней, казавшихся черными при ярком свете месяца. Руководствуясь указаниями Жана, маленький поезд спустился в небольшую ложбинку, окруженную со всех сторон беспорядочно разбросанными скалами и замыкаемую высоким холмом, почти горою, у подножья которой, точно туннель, чернел вход в пещеру.

– Вот она! – воскликнул Жан.

Еще минута – и все принялись дружно отрывать вход, который молодой охотник из предусмотрительности завалил снегом. Туша вапити была здесь, только успела уже совершенно окостенеть от мороза. Собак поспешно выпрягли, предоставив их самим себе, а сани выстроили полукругом перед входом; только затем наши друзья стали осматривать свое новое жилище.

Все они сильно утомились, и каждый думал прежде всего о постели. Все спешили достать из саней предметы первой необходимости и устроиться на ночлег, а Жан, вооружившись маленькой лампочкой, проник в глубь пещеры. Суженная у входа до полутора аршин note 8 , и менее сажени высотой, пещера эта представляла собою вначале подобие коридора, затем вдруг расширялась настолько, что напоминала большую круглую залу, стен которой не было видно в первый момент.

Здесь было настолько тепло, что стали не нужны меховые одежды. Все восторгались открытием Жана, сознавая, что впоследствии, когда входное отверстие будет завешено какой-нибудь шкурой, ничего лучшего и желать не надо. Поставили печку, зажгли лампу и стали готовить чай. А в это время Леон стал сверяться со своей «буссолью для золота». Чувствительность леония к золоту и удивительная точность прибора, изобретенного молодым ученым, была такова, что ни разу с того момента, как наши путешественники вступили на золотоносную почву, игла этой буссоли ни минуты не оставалась абсолютно неподвижной. Так как золото здесь встречается почти повсюду, то игла эта постоянно отклонялась то в ту, то в другую сторону, то вниз, то вверх, указывая на присутствие драгоценного металла. Но на этот раз Леон впервые заметил, что стрелка стала совершенно неподвижно. Напрасно он наклонял и встряхивал свою буссоль, напрасно постукивал по ней ногтем – ничто не помогало. Он встревожился, уж не испортился ли этот удивительный инструмент, и, достав из маленького кожаного мешочка самородок золота величиной с орех, поднес его к своей буссоли. В таких случаях игла обычно делала быстрый поворот и следовала по направлению к самородку, но теперь она осталась неподвижна. Холодный пот выступил на лбу у молодого человека: очевидно, его леоний утратил свою удивительную способность, так как золото уже не действовало на него… Что же теперь делать?