Там нужна тысяча лучников — и не просто парней с луками в руках, а таких, которые способны попасть в цель со ста шагов.

— Нет у нас таких. Зато есть почти тысяча легионеров-кавалеристов.

— Наконец-то хоть одна хорошая новость. Кто командует ими?

— Ган Хогун.

— Тот самый Хогун, что расколошматил сатулов при Кортсвейне?

— Да, — с гордостью ответил Пинар. — Настоящий воин, требовательный, и все равно солдаты его обожают. Ган Оррин не слишком жалует его.

— Оно и понятно. Но с этим мы разберемся позже, в Дельнохе. Как с припасами?

— Еды хватит на год, и мы отыскали еще три колодца — один в самом замке. У нас около шестисот тысяч стрел, полным-полно дротиков и несколько сотен запасных кольчуг. Главная забота — сам город. Он раскинулся от третьей стены до шестой — там сотни домов, а убойной земли нет и в помине.

Преодолев шестую стену, враг будет иметь прикрытие до самого замка.

— Это мы тоже решим в Дросе. Разбойники в Скултике еще обитают?

— Ясное дело — они там не переводятся.

— Сколько их?

— Кто знает? Человек пятьсот — шестьсот.

— Известно, кто у них атаман?

— Опять-таки трудно сказать. По слухам, самую большую шайку возглавляет некий молодой дворянин. Но слухи — они и есть слухи. У разбойников каждый атаман непременно дворянин, а то и принц. Что у тебя на уме?

— Да то, что там должны быть лучники.

— Но тебе нельзя в Скултик, Друсс. Мало ли что случится? Вдруг тебя там убьют?

— Да, случиться может всякое. У меня может отказать сердце или печень. Я могу подхватить заразу. Нельзя всю жизнь бояться неведомо чего. Мне нужны лучники, а в Скултике они есть. Чего проще?

— Не так все просто. Пошли туда кого-нибудь еще. Ты слишком большая ценность, чтобы так швыряться собой, — взмолился Пинар, схватив старика за руку.

— Стар я, чтобы себя перекраивать. Тот, кто действует прямо, всегда преуспевает — поверь мне, Пинар. Кроме того, тут есть еще одна сторона, о которой я скажу тебе позже. Итак, — обратился Друсс к собравшимся, — вы уже знаете, кто я и куда я иду. Буду говорить с вами откровенно: многие из вас — дезертиры, напуганные или павшие духом. Поймите одно: когда Ульрик возьмет Дрос-Дельнох, дренайские земли станут надирскими землями. Ваши усадьбы перейдут к надирам. Ваши жены станут женщинами надиров. Есть вещи, от которых не убежишь. Я-то знаю.

В Дрос-Дельнохе вам грозит смерть. Однако все люди смертны. Даже Друсс. Даже Карнак Одноглазый. Даже Бронзовый Князь.

Мужчине нужно многое, чтобы жизнь его была сносной.

Хорошая женщина. Сыны и дочери. Дружество. Тепло. Еда и кров. Но прежде всего он должен увериться в том, что он — мужчина.

Что же это такое — мужчина? Это тот, кто встает, когда жизнь собьет его с ног. Тот, кто грозит кулаком небесам, когда буря губит его урожай, — и засевает поле снова. Снова и снова. Мужчину не могут сломить никакие выверты судьбы.

Быть может, он никогда не одержит верх — зато он может с гордостью смотреть на себя в зеркало. Как бы низко он ни стоял, кем бы ни был — крестьянином, крепостным или нищим, — победить его нельзя.

И что такое смерть? Конец заботам. Конец борьбе и страху.

Я участвовал во многих сражениях. И много раз видел, как гибнут люди — мужчины и женщины. В большинстве своем они умирали гордо.

Помните об этом, определяя свое будущее.

Пронзительные голубые глаза старика обошли толпу, всматриваясь в лица. Он знал, что добился своего. Теперь пора уходить.

Он попрощался с Пинаром и остальными, заплатил по счету, несмотря на протесты хозяина, и зашагал в Скултик.

Он шел сердито, чувствуя спиной взгляды всего высыпавшего из гостиницы люда. Он сердился потому, что сказал фальшивую речь, — он любил правду. Он знал, что жизнь ломает многих мужчин. Даже крепкие, как дуб, сдаются, когда их жены умирают или уходят от них, когда страдают и терпят лишения их дети. Другие сильные люди ломаются, когда теряют руку или ногу — или, хуже того, когда их постигает паралич или слепота. Каждый человек способен сломаться, как бы ни был он силен духом. Где-то глубоко внутри у каждого сокрыто слабое место, и только изощренная жестокость судьбы способна его отыскать. Друсс знал, что сильнее всего тот, кто лучше сознает, в чем его слабость.

Сам он пуще всего боялся одряхлеть. От одной только мысли об этом его бросало в дрожь. Вправду ли он слышал тот голос в Скодии, или эти слова нашептал ему собственный страх?

Друсс-Легенда. Самый могучий человек своего времени.

Воин, созданный, чтобы убивать. И чего ради?

«Возможно, мне просто недостало отваги стать крестьянином», — сказал себе Друсс. И рассмеялся, отбросив все свои мрачные мысли и сомнения, — был у него и такой талант.

Нынче ему выдался удачный день, Друсс это чувствовал.

Если он будет держаться проторенных троп, то непременно встретит разбойников. Одиноким стариком они займутся непременно. Уж слишком обидно было бы пройти через весь лес незамеченным.

Он приближался к опушке Скултика, и растительность становилась гуще. Огромные корявые дубы, грациозные ивы и стройные вязы сплетались ветвями, насколько хватал глаз — и гораздо дальше.

Полуденное солнце бросало сквозь листву мерцающие блики, и ветер приносил журчание потаенных ручьев. Лес манил своей красотой и тайной.

Белка, прервав поиски пищи, настороженно воззрилась на идущего мимо старика. Лиса шмыгнула в подлесок, и змея скользнула под поваленный ствол. Вверху пели птицы — их звучный хор славил жизнь.

Друсс шел весь долгий день напролет, распевая залихватские боевые песни разных племен, — он знал немало таких.

Ближе к сумеркам он понял, что за ним следят.

Он не смог бы объяснить, откуда узнал об этом. Но кожа на затылке натянулась, и он остро почувствовал, какую широкую мишень представляет собой его спина.

Друсс привык полагаться на свои ощущения. Он нащупал в ножнах Снагу.

Вскоре он вышел на небольшую поляну. Кругом росли буки, стройные и легкие, как прутики, на фоне дубов.

Посреди поляны на поваленном дереве сидел молодой человек в домотканом зеленом камзоле и бурых кожаных штанах. На коленях у него лежал длинный меч, сбоку лук и колчан стрел, оперенных гусиными перьями.

— Добрый день, старче, — сказал он Друссу. «Гибок и силен», — подумал Друсс, подметивший своим глазом воина кошачью грацию, с которой незнакомец поднялся, держа в руке меч.

— Добрый день, паренек.

В подлеске слева от Друсса что-то шевельнулось. Справа тоже донесся шорох ветки, задевшей о ткань.

— Что привело тебя в наш прекрасный лес? — спросил человек в зеленом.

Друсс не спеша подошел к ближайшему буку и сел, Прислонившись спиной к стволу.

— Любовь к уединению.

— Ты искал уединения, но оказался в обществе. Не повезло тебе.

— Значит, в другой раз повезет, — с улыбкой ответил Друсс. — Почему ты не пригласишь своих друзей присоединиться к нам? В кустах, должно быть, сыро.

— Я и в самом деле веду себя некрасиво. Элдред, Ринг, выходите и познакомьтесь с нашим гостем. — На свет вылезли еще двое юнцов в таких же зеленых камзолах и кожаных штанах. — Ну вот, теперь все мы в сборе.

— Кроме бородача с длинным луком, — сказал Друсс.

— Выходи, Йорак, — рассмеялся молодой человек. — От этого деда ничего не скроешь, как я погляжу. — На поляну вышел четвертый — на голову выше Друсса и здоровый как бык. Длинный лук в его ручищах казался игрушечным. — Итак, все налицо. Будь так добр вручить нам все свои ценности, ибо мы спешим. В лагере жарится олень и готовится сладкий молодой картофель, приправленный мятой, — я не хотел бы опаздывать. — И он улыбнулся мягко, словно прося его извинить.

Друсс поднялся одним движением, и его голубые глаза вспыхнули боевым задором.

— Если вам нужен мой кошелек, придется его заработать.

— Ого! — Молодой человек улыбнулся и снова сел. — Говорил я тебе, Йорак, — у этого старикана вид настоящего воина.

— А я говорил тебе, что надо его попросту пристрелить и забрать у него кошелек.