- Это документы миссионера, несущего свет в самые темные закоулки современности. И я действительно нес этот свет. Мои родители...

- Может, хватит? Я уже сказала, что нам известно, - она подчеркнула это слово, - что ты пользуешься документами Артура. Они мастерски сделаны и даже занесены во все компьютеры. И нас интересует, где их хозяин. Советую отвечать честно.

Что ж. Честность - лучшая политика. И я ответил.

- В Африке. Точнее - в Африканской земле. К сожалению, едва ли я сам отыщу его могилу, но могу заверить, ничего ценного при нем не было. И, кстати, убил его не я. Более того, я пытался его вытащить из принеприятнейшего положения.

- Можешь не оправдываться. Я уже не питаю к нему никаких чувств. Однако нам важно знать, что он тебе успел рассказать.

- Тебе честно сказать?

Она кивнула.

- Ничего.

Несколько секунд она зло смотрела мне прямо в глаза.

- Тогда откуда ты знаешь про Синанджу?

- Тебе честно сказать? - ответ повторялся, но опять был к месту. - Я ничего не знаю о Синанджу.

Кроме того, что почерпал когда-то из "Дестроера"

При слове "дестроер" она скривилась, но продолжала вопросительно смотреть на меня своими восхитительными серыми глазами.

Весь идиотизм положения только начал укладываться в моей голове. Значит, я воспользовался документами настоящего беглеца из Синанджу, а потом загрузил этого бедолагу Тома, что сам являюсь таковым. Еще нагнал, что сделал пластические операции и изменил узоры ладоней. Надо же так влипнуть!

- В это трудно поверить, - ответила она, когда моя пауза затянулась. Этот Том рассказал все точно.

- Мне самому трудно поверить. Но я чувствую себя, как герой детской сказки, который нашел древнюю книгу и вычитал из нее заклинания, делавшее любую изреченную им ложь правдой.

- Волки - войте на луну,

Раки - ползайте по дну,

В полночь каркнет воронье,

Станет правдой все вранье. Так?

- Не совсем. Там было все на английском.

Я улыбнулся.

- Не надоело валять дурака?

- Нет. Особенно, что этот дурак сейчас - не я, - зачем-то у меня вдруг прорезался эстонский акцент.

- Однако нас все же интересует, кто ты?

И на кого работаешь?

Вот! Это главное. Конечно, найдя, что мне удалось бежать, они должны были решить, что я - хоть и не из их компании, но все же - не фраер. Это хорошо. Сейчас мне предстояло тягаться с целой системой, о структуре которой я не имел ни малейшего представления. Ведь я даже не читал 'Дестроера'... (Что правда, то правда!) Однако и они не знали, кто я. Поэтому не стоило разубеждать их в моих мифических связях с очень прочной спиной.

- Знаешь, что я и усвоил за свою жизнь, и, в частности, за время общения с вами, так это то, что излишняя разговорчивость не способствует увеличению длительности жизни. Если бы я был Артуром, или хотя бы знал, кто он, разве я стал бы говорить это Тому? То-то. Неужели ты думаешь, что я что-то расскажу о настоящих делах?

- Я думаю, тебе придется. У нас длинные руки.

Усиливая сказанное, она наступила мне на ногу.

- И ноги, - ответил я и, убирая ногу, добавил. - У нас тоже.

- У кого?

- Тебе скажи. И ты захочешь.

- Что ж, тогда скажу я. Нам известно, что тебе удалось остаться живым, выпрыгнув с третьего этажа, неизвестно как перебраться через забор и загипнотизировать каких-то олухов из латинского квартала. Кроме того, твои веревки были явно перегрызены крысиными зубами.

- И это все я? Не могу поверить!

- Кто же ты?

- Я тот, кто идет своим путем, ниоткуда в никуда. Тот, кто ищет и находит, кто помогает, и получает помощь, - я пытался говорить как можно запутаннее.

- Ты всегда говоришь так изысканно?

- Нет, только когда гружу хорошеньких, - я замялся, не зная как сказать: девушек или женщин, и, наконец, нашелся - представительниц прекрасного пола.

- Рассматривать это как комплимент?

- Почему бы и нет? В отличие от тебя, я люблю говорить комплименты. Настоящие комплименты. Вспомни Окуджаву "Давайте говорить друг другу комплименты Ведь это все любви счастливые моменты"

Меня явно понесло на романтику. И, надо сказать, глядя на мою собеседницу, было от чего.

- Ты что, совсем охренел, - донеслось из глубин сознания. - Мало проблем?

- Да нет. Я же пока так, - начал оправдываться я.

- Не оправдывайся. И если не хочешь лишних проблем, закругляй разговор.

- Да ты сам охренел. Забыл, кто хозяин.

Это был самый веский аргумент, и сущность, читавшая мне нотации, удалилась восвояси.

Девушка помахала перед глазами рукой.

Видимо я ушел в себя до остекленения глаз. Я часто с головой уходил в себя и раньше, так что это было скорее естественно, чем странно.

Однако внутренний голос был все же прав.

- Ну что, - сказал я ей, - Не смею вас больше задерживать.

Она была явно шокирована столь резкой сменой тона.

- Ты всегда такой резкий? - спросила она меня.

- Да, - я опять перешел на английский, - Однако приятно было познакомиться.

Я сделал знак официанту.

- Кстати говоря, мы еще не познакомились, - медленно произнесла она тоже на английском, и протянула мне руку. - Мэри.

- Джефри, - ответил я, пожимая ей руку, - Я обычно называюсь вторым именем.

- Я знаю. Ну, ладно. Пока.

Мэри медленно пошла прочь. И пока она не скрылась за дверью, я не мог оторвать от нее глаз.

***

Вернувшись домой, я еще долго обдумывал этот разговор. Синанджуисты явно шли на мировую. Нет, конечно, они бы без малейших колебаний убили бы меня, считай они меня одиночкой. Это, во всяком случае, лишило бы их на мой счет головной боли. Никаких дел Артура я не знал. И, вероятно, здесь они мне поверили. А лишний носитель информации об их организации был для них действительно лишним. Однако, с одной стороны, мне удалось немного запудрить им мозги, а с другой - реально я знал об них слишком мало.

И это не говоря уже о моих, так сказать, потусторонних связях, о которых у них также имелось хотя и смутное (и это хорошо, что смутное), но представление. Поэтому самым разумным решением для них было оставить меня в покое. Что они, вероятно, в конце концов, и сделают.

Кореец

Следующие дни прошли спокойно. Мэри я больше не видел. Но зато сильно ошарашил Курта, дружелюбно помахав ему на улице рукой. Видимо он думал, что, заметив его, я должен был в панике убежать. Но все получилось с точностью до наоборот. Это было три-ноль, нет три-один в мою пользу.