— Посольство все это. Почему наших не отправил? Мы-то с тобой тут вроде охраны. А переговоры жрец поведет, который все про своего бога бормочет. Да патриций здешний, что на девку твою глаз положил… Что дергаешься? Видал я этих патрициев. Этот еще ничего вроде. Был я с ним в деле. Я людишек насквозь вижу. Оба они чего-то задумали. И скряга наш себе на уме. Я его хорошо знаю…

Петрей снова сплюнул и замолчал.

— Слышал, ты давно с ним служишь, — сказал Фульциний, возвращая флягу.

— Со Спартака еще. Я тогда помладше тебя был. Первый раз в легион завербовался. Всю войну прошел. Потом, когда я уже с Помпеем на Митридата ходил, ветераны смеялись — какая это война? Рабов гонять. А я тебе скажу так — Спартак поумнее многих был. И боец каких мало. Я видел, как он умирал. Пусть всем нам боги такой смерти пошлют!

Фульциний молчал. Петрею явно хотелось поговорить, так пусть говорит. В армии мало таких, кто удостоился чести выпить с Петреем. Будет о чем рассказать.

— И про Красса нашего я тогда еще подумал — далеко он пойдет. Спартака разбить — не девок по лупанарам щупать. Все думают, богач, жмот, ростовщик. Так и есть — а только деньги для него — тьфу! Крассу слава нужна. За нее он все до аса медного выложит. Помпей тот другой. Я с ним всю Азию исходил. Он все Крассу завидовал, в богатстве с ним сравняться хотел, золото из городов возами вывозил.

— Я у Помпея не служил, не знаю.

— Куда тебе! Ты ж с Галлии начал, у Цезаря. Я тоже там был. В Британию сплавал. Цезарь он ничего, не хуже Красса. Я б у него и остался, да Красс меня разыскал. Сам звал в поход на парфян. А я что? Начинал с Крассом, и заканчивать с ним.

— Теперь точно. Раз занесло нас сюда.

— А по мне — так и хорошо это. Ты вот так не думал? Все, что мы там делали — прахом пошло. Я вот двадцать лет воевал. Для Рима Азию покорял, Галлию. А где теперь всё? Римляне — и не римляне вовсе, а тьфу! В богов я не верил, а теперь думаю — есть они. Увидели там у себя, что Рим погибает, и нас сюда бросили. Спасайте, легионеры! И мы спасем, помяни мое слово.

Фляга быстро пустела, но Петрей не пьянел. По крайней мере, Фульциний не замечал этого.

— Я тебе чего все это говорю? К варварам идем, не на прогулку. Красс мне велел в оба глядеть, что да как думать. У этих двоих свои дела и приказы, у нас свои, чтоб ты знал. Так что, как до дела дойдет — поможешь мне, если вдруг что…

— Если — что?

— А ничего. — Петрей быстро закрыл флягу и легко поднялся. — Эй! Сальвий! Ужин готов?!

— Готов! — прокричал в ответ Сальвий. — Вас только ждем!

Центурион обернулся.

— Ну пошли. Голубков этих еще позвать надо. Пока жрец все не сожрал.

Фульциний встал, отряхнул тунику и убрал нож.

— Я позову, — сказал он и зашагал к холму.

Странно, но мысли его были не о Ливии. «Какой приказ отдал ему Красс? И как я мог подумать, что Петрея отправили простым охранником? А ведь Красс так и сказал — слушай Петрея, если вдруг что…»

Ветер еще усилился, с севера наползали тучи, закрывая едва мерцавшие звезды. Деревья шумели. В воздухе пахло грозой.

Ветер гнал на восток тяжелые тучи. Утро уже наступило, но ни один луч солнца не мог пробиться сквозь затянувшую небо серую хмарь. От реки тянуло холодом. По свинцовым водам Родана пробегала рябь, казалось, что река сердится — волны с шумом выплескивались на берег и тут же откатывались назад.

Скрестив на груди руки и запахнувшись в тяжелый плащ, Эврих стоял на холме, окруженный немногочисленной свитой. Даже среди рослых дружинников он выделялся могучим сложением и высоким ростом. Длинные свисающие усы и ниспадающие на плечи волосы делали его похожим на варварских вождей древности. Лицо короля было спокойно, но никого это спокойствие не обманывало — живые серые глаза могли в любой момент вспыхнуть яростью, а тогда никому не хотелось бы подвернуться под тяжелую руку. Впрочем, король умел обуздать свой гнев и редко когда снисходил до того, чтобы лично наказывать провинившихся.

Весь западный берег был забит солдатами. Колонны войск тянулись к реке, сохраняя порядок. Сотни плотов были спущены на воду, готовые принять отряды пехоты, идущие в первой волне. Ударная сила готов — тяжелая кавалерия, ожидала своей очереди. Тысячи коней, чуя близость воды, фыркали и переступали с ноги на ногу, удерживаемые в поводу своими всадниками. Их время придет, когда пехота закрепится на вражеском берегу, развернув боевые порядки. Выше по течению кипела работа — готы строили мост через Родан. Когда Авенио будет взят, по мосту потянутся обозы, груженые продовольствием, двинутся многочисленные метательные машины, необходимые для осады сильно укрепленного Арелата. Плох тот полководец, что не думает о надежном снабжении армии! Но Эврих не собирался ждать окончания строительства. Ударить надо сейчас, немедленно, пока на том берегу нет войск, что по слухам собирает Полемий.

— Тихо там что-то, — сказал Эврих, ни к кому не обращаясь. — А могли бы нас встретить.

— Кто? — презрительно бросил Химнерих. — Римляне что ли? Трусливые твари — чего от них ждать?!

Эврих мельком глянул на брата. Губы его чуть скривились — то ли усмехнулся, то ли подавил раздражение. Химнериха он не любил, считал туповатым, но предпочитал держать поближе к себе. Братья — они такие. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Эврих помнил об этом как никто другой, до сих пор за спиною шептались, что это он причастен к смерти Теодориха. Но это было неправдой. Крови брата на его руках не было. И не жажда власти двигала им — Теодорих слишком полюбил римские обычаи, с него сталось бы привязать судьбу молодых, сильных готов к умирающей империи. Ради блага народа Теодорих должен был уйти. И он ушел. Но крови брата на руках Эвриха не было — не сам же он его убивал!

— Не стоит недооценивать врага. Тем более, что о нас уже знают. Не так ли, Арванд?

Бывший префект кивнул. Его румяное лицо светилось плохо скрываемой радостью, Эврих не сомневался — в мыслях Арванд уже вернул себе звание префекта, конфискованные земли, доходы и всеобщее почитание. И, конечно, свою превращенную в настоящий музей, виллу под Арелатом. Но тот, кто решил бы, что толстый веселый Арванд добродушно простит своих врагов, жестоко бы просчитался. Арванд не забудет изгнания, много крови прольется в Галлии, когда он вновь сядет в Арелате. Ну и пусть потешится. Заслужил. Арванд наводнил Галлию своими людьми, благодаря ему, Эвриху был известен каждый шаг врагов на том берегу Родана.

— Знают, — ответил он. — Я уже говорил, Полемий решил сопротивляться. Так сообщают мои люди. Он собирает ополчение. Ты поступил мудро, решив идти на Авенио. У Арелата он мог бы попытаться помешать нашей переправе, но теперь не успеет.

Химнерих расхохотался.

— Помешать?! Это с крестьянами-то своими? Мы — воины. У нас сорок тысяч мечей, и если только римляне решатся встать на нашем пути, мы выпустим им кишки!

— Умолкни, брат. Если не можешь сказать ничего умного — лучше промолчи.

Химнерих дернул плечом, но ничего не ответил.

— Вот что странно, — продолжил король. — Бургундов там нет, нам известно, что Гундобад увел армию в Италию. Так отчего же Полемий решился сражаться? Не верю, что он надеется на своих ополченцев. Полемий неглуп, он должен понимать, что мы раздавим его. Даже если он запрется в Арелате — рано или поздно мы выкурим их оттуда. На что же он надеется? Хотел бы я знать…

— Галлия полнится слухами, — сказал Арванд. — Я говорил тебе о них. И мое мнение ты знаешь — Полемий использует эти слухи, чтобы вдохновить народ на борьбу. Он использует все, чтобы только удержаться у власти. Ради этого он готов пожертвовать страной и жизнями римлян. Эта нелепая история о легионах Республики, которую он выдумал…

— Ты в нее не веришь?

— Помилуй! Это же очевидное безумие!

— А сенаторы ему поверили.

— Он все ловко обставил. Привел какие-то доказательства. Подставных свидетелей. Ну а люди готовы ухватиться за малейшую надежду. Легко обмануть того, кто готов обмануться.