Все мои мечты исчезли с быстротой молнии. Сказала ли Лола обо мне Джонсону? Я был уверен, что нет. Если бы она это сделала, Джонсон насторожился бы и я бы сразу почувствовал это. Но Лола не упустит своего! Вот прекрасный предлог избавиться от меня. Все, что ей нужно, это подойти к телефону. И через час я уже буду на пути к Фарнворту. Я мог себе представить, какое меня ждало радушие, как я буду там встречен! Ликующие садистские ухмылки заключенных, нетерпение охранников, их ожидание моего первого вопля, полного боли… Я молча смял газету, подошел к печке и сунул ее в огонь.

Итак, нужно опять бежать. Но как? И куда? Нужно добраться до Тропика-Спрингс, а оттуда двинуться дальше. По крайней мере, у меня есть пятьсот долларов… С этими деньгами я смогу взять билет до Нью-Йорка… Пятьсот долларов. Мне показалось, как холодный обруч сжал мое сердце. Полчаса назад я отдал Джонсону свою последнюю и единственную надежду. Теперь мне придется просить у него деньги назад. Что он подумает? С другой стороны, как я исчезну, чтобы Джонсон не заметил этого?

Я был в такой панике, что едва дышал. Дверь отворилась, вошла Лола. Она посмотрела на меня пронзительным взглядом.

– Вы не убрали еще бакалею?

– Уже убираю, – я взял несколько пакетов.

«Вот сука… Наверное, уже известила полицию, а теперь наблюдает за мной».

Она принялась складывать цыплят в холодильник и тихонько посвистывала. Когда мы кончили работать, миссис Джонсон вдруг сказала:

– Нам пора поговорить. Сегодня вы дежурите, да?

– Да.

– Когда Карл уснет, я приду к вам для разговора.

Ага, она еще не звонила в полицию. Дала мне отсрочку…

– Как скажете.

– А теперь убирайтесь, мистер Чет Карсон, – сказала она. – Я прекрасно справлюсь и без вас.

Что ж, так… так… так. Она поймала меня врасплох, но до того мига, когда упадет топор на мою бедную шею, у меня еще есть немного времени.

Я внимательно посмотрел на нее.

– Как скажете.

– Ты правильно себя ведешь, Карсон, – Лола самодовольно улыбнулась. – Все будет так, как я хочу.

Подошел автобус из Грейхаунда, из него высыпали голодные туристы. Мы втроем принялись за кормежку: Джонсон и я обслуживали закусочную, Лола трудилась на кухне. Надо отдать ей должное: она умела управляться с хозяйством. Если бы не ее расторопность, без нервотрепки не обошлось бы. Лола угодила всем.

Когда наконец автобус ушел, мы были порядком измотаны. Вытирая лицо, Джонсон улыбнулся мне.

– Это рекорд, Джек, – сказал он. – Без тебя мы бы ни за что не управились. Тридцать ленчей! Раньше туристы предпочитали обходиться бутербродами.

– Это все Лола и ее кухня, – отмахнулся я.

– Что ж, это заслуга нас всех. А теперь мы с Лолой управимся сами, ты же отдохни. У тебя еще ночное дежурство.

Теперь, когда гонка кончилась, я снова почувствовал во рту желчный привкус страха. Выйдя из закусочной, я сел и закурил сигарету. Едва я затянулся, как почувствовал: кто-то наблюдает за мной. Я оглянулся. На веранде стояла Лола. Она пристально смотрела на меня, и в глазах ее сверкали огоньки.

– Какого черта он здесь прохлаждается! – крикнула она Джонсону. – Разве больше нет работы? Неужели я все должна делать сама?

– Послушай, дорогая, – умоляюще сказал Джонсон, – у него же ночное дежурство…

– Какое мне до этого дело? – И, обращаясь ко мне, заявила: – Иди и вымой посуду! Если кому-то и нужно отдохнуть, так это мне. А ты иди и делай то, за что тебе платят деньги!

– Эй, Лола! – прикрикнул Джонсон.

Но я был уже на ногах.

– Извините, миссис Джонсон. Как скажете.

– Лола! Перестань так говорить с парнем, – Джонсон был уже не на шутку встревожен.

– Не понукай! – закричала она. – Я только и нужна тебе для того, чтобы готовить, убирать посуду и спать с тобой!

Круто повернувшись, Лола хлопнула дверью.

Джонсон оставил посуду и вышел на веранду. Он плохо выглядел.

– Она переутомилась, сильно устала, – оправдывался бедный муж. – С женщинами это бывает. Им надо разрядиться. Ничего, завтра она будет в порядке. Правда, Джек… Раньше она так никогда не говорила. Думаешь, мне стоит поговорить с ней и успокоить?

Я не мог сказать ему, как обстоят дела в действительности. Лола искала повод для ссоры, чтобы спать одной. Ночью ей надо выйти и поговорить со мной.

– Я бы оставил ее в покое, мистер Джонсон. Держу пари, что завтра она присмиреет. Что, если нам заняться посудой?

– Ты хороший парень, Джек. Большинство мужчин психанули бы, если бы с ними говорили так, как она с тобой. Мне было стыдно. Ты говоришь, завтра все будет иначе? Ладно, я поговорю с ней завтра. Она, кажется, не понимает, какую пользу ты нам приносишь.

– Забудьте обо всем этом, – попросил я. – Давайте работать.

До начала восьмого мы убирали кухню, возились с насосами, разбирались с металлоломом, чинили две приехавшие машины. Только один раз показалась Лола: в четыре часа, одетая в свое шикарное зеленое платье, она садилась в «Меркурий». Машина двинулась по направлению к Вентворту. Не собралась ли она в полицию? Джонсону я это не сказал, а только поинтересовался, куда это Лола направилась.

– Она и раньше так делала, когда случались размолвки, – Джонсон поморщился. – Удирает в кино. Теперь вернется не раньше чем в двенадцать. Что ж, придется управляться самим, Джек. А ты умеешь готовить?

– Почему бы и нет? Во всяком случае, с цыплятами я управлюсь.

Когда я готовил цыплят, а Карл возился с сандвичами, состоялось еще одно признание Джонсона: он не очень счастлив с Лолой.

– Моя первая жена была совсем не такой, – сказал он, нарезая тонкими ломтиками хлеб. – Мы вместе учились в одной школе, вместе росли. Она была моей ровесницей. А эта – сумасбродка. Работает, конечно, как черт. Но Эмми, моя первая жена, никогда не стала бы говорить так и тем более не умчалась бы сломя голову… Когда Лола входит в раж, мне хочется треснуть ее хорошенько…

«Это так же опасно, как стегнуть гремучую змею», – подумал я, но вслух ничего не сказал.

– Я часто спрашивал себя, откуда она приехала? Этого Лола мне никогда не говорила. Она грубая, Джек. Должно быть, она вела суровую жизнь. Меня также беспокоит, что она делает в Вентворте. Честно говоря, я сомневаюсь насчет кино. Когда ты появился, я рассчитывал, что мы с ней будем ездить в кино вместе. Но стоило мне предложить это, как она стала говорить, что у нее болит голова. Иногда я думаю… – Он не закончил фразу, покачал головой и замолчал; тяжело ступая, направился к буфету за маслом.

– О чем вы думаете? – спросил я, чувствуя к нему жалость.

– Не важно, – он стал намазывать на хлеб масло. – Думаю, я и так уж слишком разболтался.

К полуночи движение спало. Мы с Джонсоном вдвоем крутились в закусочной. Мои жареные цыплята имели успех. Я продал десять обедов, и они были неплохи. Наконец к бунгало подъехала машина, и из нее вышла Лола. Она сразу же прошла в дом: мы слышали, как хлопнула дверь ее спальни.

Джонсон покачал головой.

– Так ты считаешь, что лучше поговорить с ней завтра?

– Конечно.

– Может быть, ты и прав. – Он все еще выглядел озабоченным. – Думаю, и мне пора закругляться. Кажется, мы все убрали.

– Спокойной ночи, мистер Джонсон.

– Спокойной ночи, Джек.

Я слышал, как он шел к бунгало. Свет в комнате жены еще горел, но он погас, едва Джонсон открыл входную дверь.

Я пошел на веранду закусочной и сел в одно из плетеных кресел, чувствуя себя усталым, испуганным и больным до изнеможения. Я курил сигарету и сидел в ожидании. Мне предстояло долгое ожидание. Я представил Лолу – одну в спальне, тоже ожидающую, когда Джонсон заснет. Интересно, о чем она думает? Что планирует?

Если бы я хранил деньги у себя, вместо того чтобы отдать их Джонсону, я мог бы уже сейчас пуститься в путь. Уговорил бы первого же шофера, остановившегося для заправки, подвезти меня до Тропика-Спрингс. Но без денег я не мог ничего.

Так я и сидел, не зная своей участи.